Чтение 3–й страницы книги ~Монстр~

никогда не будет размотана. Решено... Но осталось последнее испытание.

Я задернул занавески, на всякий случай вынес аппаратуру и бьющиеся
предметы в соседнюю комнату, запер дверь. Потом встал напротив зеркала,
положил на тумбочку лист бумаги и вывел две пересекающиеся окружности,
жирно перечеркнув их крест-накрест...

...Враг! Хитрый враг, хорошо прячется. Не вижу. Где?! Ярость
клокотала, подкатывая к горлу, заливая глаза. Где враг? Убить! Найти и
убить. Сразу. Убить...

Нет, это не я. Это он. А ну-ка... Боже праведный! Изображение было
немного размытым, но достаточно отчетливым. Из зеркала на меня смотрел
ящер. Плоская ухмыляющаяся физиономия, утонувшие под низким лбом глазки,
розовая пасть с узким длинным язычком и белоснежными клыками. Тело,
закованное в зеленоватую чешую с металлическим отливом, покоится на
треугольнике мощных лап и мясистого хвоста. Передние лапы кротко сложены
на груди и выглядят хилыми в сравнении с могучим постаментом - но их силу
и крепость кривых когтей я уже знаю. Только рост, вроде бы, мой. Ходячая
смерть. Ископаемый убийца...

...Очнулся я на полу. Не глядя, скомкал лист и поднес к нему спичку.
Прощай, монстр...

На следующий день я подал заявление об увольнении.

Уволить меня обещали через два месяца, а пока все оставалось
по-прежнему. Я ходил на работу, занимался осточертевшими расчетами, а дома
валился на диван и брал книгу. Или включал видео. Комедии смотрел.

На улицах мне всюду мерещился проклятый знак. Я старался возвращаться
домой разными маршрутами, кружил по городу, входя в подъезд, на мгновение
закрывал глаза...

Но ничего не происходило, и постепенно я стал успокаиваться. Вряд ли
за эти два месяца Николай снова попытается выкинуть такой фокус. А
потом... Потом я уеду.

В тот вечер после работы я забрел в рок-клуб. Здесь, как всегда,
царила вольная психоделическая атмосфера. Кто-то терзал гитару, извлекая
из нее самые невероятные звуки; в углу бренчал разбитый рояль, на крышке
которого художник, не обращая внимания на игравшего, рисовал афишу к
предстоявшему рок-фестивалю; за стеной скрежетали и вопили какие-то
металлисты, и повсюду бродили длинноволосые личности в потертых джинсах и
с сигаретами в зубах. Это были музыканты, их друзья и знакомые, друзья
знакомых и знакомые друзей.

Нужную мне группу "ЗЭК" - "Земля: Экология Космоса" я нашел довольно
быстро. Репетиция была в самом разгаре: ударник избивал свои барабаны, не
забывая прикладываться к бутылке пива и периодически ударяя ею по
бас-тому; гитарист, извиваясь между колонками, выдавал плачущие трели, от
которых хотелось выть на луну, что и делал вокалист, используя вместо луны
прожектор; клавишник с зажатой в зубах "Примой" балансировал между
Иоганном Себастьяном и Одессой-мамой; и только рыжий басист, устало
сидевший на побитом трехногом табурете, меланхолично и методически играл
свою партию. Короче, полная психоделика. Это и был их стиль. А больше
половины текстов для них писал я.

Ребята доиграли песню, и я подошел здороваться.

- Серега, как тебе?

- Нормально, темп только надо подвинуть. Песня, конечно, унылая, но
злая. А у вас она незлая, но унылая.

- Точно. Что я тебе говорил, Вадюха?! Говорил - темп подвинуть надо,
а ты - "психоделика, психоделика"!..

Ребята снова взялись за инструменты. Я стал высказывать свое мнение,
и когда мы перестали посылать друг друга и начали прощаться - была уже
половина одиннадцатого.

Прохожих на улице почти не было, фонари горели редко, и это, как ни
странно, успокаивало - черта с два в такой темноте увидишь этот знак, даже
если Колька и нарисовал его где-нибудь. Я свернул в проходной двор с
идиотским стишком про мусорный киоск и ехидной припиской "А. С. Пушкин", -
и впереди раздался крик. Кричала женщина, и кричала так, что я сразу понял
- это серьезно. И побежал на крик.

В углу двора двое парней прижимали к стенке какую-то девушку, а
третий, присев на корточки, пытался стащить с нее юбку. Еще один стоял в
стороне и курил. Девушка старалась вырваться, и это очень мешало парням в
осуществлении их замыслов. Наконец куривший шагнул вперед и ударил ее
наотмашь кулаком по голове. Девушка обмякла и повисла на руках у державших
ее мужчин.

В следующий момент я был уже рядом и, налетев на присевшего парня,
сбил его с ног. Мы покатились по земле. Злость моя, к сожалению, не
соответствовала возможностям - и через секунду я ударился затылком об угол
кирпичного забора. Приподнялся и сел. На большее сил уже не было. Все.
Погиб поэт, невольник чести...

- Щас, мальчики... Салатик делать будем, - перед глазами возникло
длинное тусклое лезвие.

- Я бы этих металлюг живьем закапывал... Гады лохматые... Браслетик
вот только снимем, браслетик бабки стоит... Черт, застежка-то ржавая
совсем...

...Салатик, говоришь? Ну, монстр, давай!..

...Пища. Много. Хорошо. Одна пища думает, что она - враг, и машет
блестящим коротким когтем. Коготь свистит в воздухе, скользя по чешуе, и
вместе с лапой отлетает в сторону. Убегает! Пища убегает!.. Нельзя. Тело
мягкое, без чешуек. Хорошее тело. Еда. Хорошая еда. Удовольствие...

Враг! Враг ударил в спину! Где?! Вон... У врага идет дым изо рта, и
из руки. Тоже. Враг далеко, враг спешит к выходу из пещеры, враг прячет в
шкуру летающий коготь... Хорошо спешит, медленно. Хороший враг. Теперь
совсем хороший. Пища...

С полминуты я лежал неподвижно на асфальте двора, прижав гудящий
затылок и огромный синяк на спине к холодной поверхности. Вставать не
хотелось. Я видел все, что происходило - я видел, или монстр? - Наверное,
все-таки я - ящер жрал... А я на грани обморока, истерики, самоубийства
держал проклятую рептилию, не давая расслабиться, насытиться, обернуться
назад... и заметить девушку, без сознания лежавшую у стены. Что это
означало, мне было хорошо известно. Пища. Коротко и емко. И страшно.
Страшно, когда когтистая узкая лапа мелькает в воздухе, вспарывая
кричащего человека от пряжки пояса до ключицы; страшно, когда могучий
хвост сбивает жертву, оскалившаяся пасть нависает над ней, и затвердевший
вдруг язык протыкает живот и пробует внутренности; страшно, когда пуля
рикошетом визжит по чешуе, и стрелявший слышит рев моего ящера -
последнее, что он слышит...

Я встал, отвернувшись, замотал повязку и пошел к девушке.

Девушку звали Люда. Я это узнал уже после, выйдя из подворотни и
выслушав целый поток застенчивых благодарностей. В тот момент мне было не
до этого - Люда не должна была заметить следов побоища. Иначе я просто не
смог бы объяснить ей ситуацию. Потом Люда ужаснулась собственному виду, и
пришлось заходить ко мне за иголкой, мылом и пузырьком йода. Потом мы пили
чай, шли по ночному городу, прощались у подъезда, договаривались о
завтрашней встрече.

А потом я возвращался обратно, топая по проезжей части и не желая
уступать дорогу встречному запоздалому троллейбусу. Сонный водитель,
высунувшийся из окна, подробно изложил свою точку зрения на пьяных
сопляков и их антисоциальное поведение. И я с ним полностью согласился.

На следующий день мы сидели в кафе и болтали о всякой ерунде. Я
увлеченно представлял в лицах какой-то заурядный случай из жизни
канцелярских крыс, Люда весело смеялась, встряхивая челкой, прикрывшей
следы вчерашних царапин... Она вообще умела на удивление здорово
сопереживать всему, что окружало нас - хорошей погоде, сливочному
мороженному, моим наивным шуткам... Когда я подошел к кульминации, за наш
столик неожиданно подсел Коля. Я даже не заметил, как он возник на
вертящемся стуле между нами.

- Привет, ребята. Серый, есть разговор.

Коля излучал любезность и радушие. Я было хотел принять условия игры,
но истрепанные в конец нервы не выдержали.

- Мне с тобой не о чем разговаривать.

- Зато мне с тобой есть. Пошли, выйдем.

Я положил ложечку, успокаивающе кивнул насторожившейся Люде и пошел к
выходу.

- Серый, мне повестка пришла из ментовки. Это твоя работа?

- Нет.

- Сережа, хороший мой, я ж тебя, кажется, просил... Зачем тебе лишние
неприятности на единицу времени?

- А что будет?

- Увидишь.

И тут на мне сказалось вредное влияние моего ящера.

- Я сам тебе скажу, что будет, - я аккуратно взял Николая за
пуговицу. - Я встречу тебя в каком-нибудь безлюдном месте и размотаю эту
повязку. Понял? Или повторить?

Он понял. Он посерел и уставился на меня стеклянным взглядом. Если бы