собственно. Приди приходя. Что я ей сделал? Что она мне сделала? Хорошо бы
еще, если я был бы ко всему этому равнодушен. А я ужасно неравнодушен. Почти
застенчив. Она что-нибудь обо мне знает? Пожалуй, слишком поверхностно.
Глубоко знать не надо. Никого. Однако, если внимательно посмотреть на этот
вопрос, то ее напутственность мне даже импонирует. Ведь она готова к
простому взаимодействию? Да, не без этого. То есть в иной момент я даже могу
на нее рассчитывать? Да. Чуть-чуть маразма и валяйте. Вот. А ты говоришь
многолика... Сразу многое вспоминается. Сразу. Прежде, чем начнешь простой
человеческий разговор. Хотя с такими людьми ничего человеческого не
получается.
летнем костюме и перебирал у себя в столе какие-то бумажки. Я подошел и
осторожно до него дотронулся. Он вздрогнул и как-то из-под низа повернулся
ко мне, показывая свои невидящие глаза, то есть он все-таки что-то видел, но
у него было, по-моему, процентов 10 от нормального зрения.
грифеля и протянул его мне. - Посмотри, это не он?
сколько там всякого хлама.
притягивается?
вставить?
возможно заимствованной у раскрепощенных богемных русалок, была нарочитая,
вызывающая независимость. Но я не хотел, чтоб эта манера, превратила нашу
беседу в дистанционную перекличку, я хотел подвинуться к ней поближе,
заглянуть ей в глаза, провести рукой по колену. Но сразу этого сделать было
нельзя. Поэтому я начал издалека, с озабоченной, невнятной физиономией и
невозмутимостью в голосе:
настраивать кого-нибудь в свою пользу, переубеждать и вообще навязывать
что-то негодное и даже, если я этого не могу пропустить мимо себя, доводить
до истерики. Все это неправда. Я даже удивляюсь, как люди могут вообще такое
думать. Но есть в этом и доля правды, ведь истерика, к примеру, свойство
совершенно определенных людей. И говори им хоть что угодно или молчи на том
же самом месте - они все равно заведутся, будь я даже безобидным как этот
стол. Она располагающе улыбнулась.
кажусь тебе страшным и это нормально меня организует.
голосом. Я в подтверждение покивал ей, прикрывая глаза, и, облокотясь на
книжный шкаф, проговорил, как бы между прочим:
которое я неопределенно указывал. Она оглядела ярусы книжного шкафа сверху
до низу и обратилась ко мне:
сигналили о приближении этого незримого Лишнего. Я стоял, глядя в окно, и
ждал его появления. Должно быть, ему надлежало появиться в один из тех
моментов, когда линия огней сомкнется у меня на глазах, и я в этом пунктире
обнаружу навязчивый образ огненного круга. Я переместил свое тело на 10 см.
вправо и среди больших и малых наслоений наткнулся на острый угол - обычный
письменный стол, на поверхности которого я обычно развертываю свои
скольжения, на гладкой, как стекло, поверхности. Я отвожу назад торс и
голову и вдруг слышу в неизреченном эфире десятка два сбивающихся голосов.
наклоняюсь в его сторону.
что попал в умопомрачительный хаотический бардак. Мне на голову натягивают
полиэтиленовый мешок, и я обгявляю:
удовольствием замечаю этот момент, потому что во всем однообразии всегда
найдется одна одухотворенная фраза.
уводил голову, от внутреннего напряжения сводило руки, которые судорожно
цеплялись за подлокотники. На этих же руках я поднялся, удерживая туловище
прямо, и перенес ноги на свободное место.
конечно. Она действительно серьезно на меня смотрела.
показывай, - выговорил я, надеясь на ее понимание. Она замотала головой,
словно задыхаясь, раздираемая каким-то сомнением.
обгяснила она, и я увидел, что она чуть не плачет.
собственно, нечему. Тут на несколько секунд выглянуло солнце и осветило ее
глаза - незначительная деталь. Я захотел ей помочь.
Она разжала ладонь, и ее длинные красивые пальцы натянулись, как струны.
так что я вздрогнул, и вскочила на стул. Я увидел ее рост и отчаянную
красоту. Вот зачем женщин надо возносить на пьедестал.
провела по волосам. Я сглотнул от волнения и только после выговорил:
повела головой:
локтя во всей своей беззащитности тянулись и производили строго вертикальную
жестикуляцию. Что это, если не театр Вупперталя? И я качался на своих
плечах, как повешенный или утопленник, и волосы действительно стали мокрыми.
вкус плюс слишком большое внимание к деталям.
Лукиным-Лацманом хотели из меня сделать. Только я рано или поздно до этого