Гном Маленький, - быть победе!"
рядах полков, гадая, что сделают назавтра командиры и правители. Теперь
они сами сделались командирами. Повинуясь их приказам, шли в атаки сотни
людей. Война - лучший, хоть и жестокий учитель; она вышколила Фолко,
превратив из мирного, чуть хвастливого и несколько наивного хоббита в
опытного, бывалого командира, - случай для его сородичей совершенно
небывалый. К тому моменту, как судьба вывела его на стены Серой Гавани,
преображение уже почти завершилось. Десять последующих лет он набирался
опыта, поднимаясь все выше в тех армиях, куда посылала его совесть. Он не
стал наемником, солдатом удачи - нет, он воевал за то, чтобы Запад вновь
стал бы прежним. В Рохане это почти удалось сделать, и Гондор уже восемь
лет, как вернул себе Минас-Тирит; дело теперь за Арнором, и Фолко верил,
что придет день, когда над башнями Аннуминаса вновь взовьется бело-синее
знамя - знамя, под которым он впервые пошел в бой. Хоббит понимал, что мир
никогда уже не станет таким же, как встарь - исчезли Гавани, пал Кэрдан
Корабел, - но не воевать за то, чтобы вернуть к жизни хотя бы призрак
кажущегося сейчас таким прекрасным прошлого, он не мог.
мечах и топорах, в лучших одеждах - только без доспехов. Мифриловые
кольчуги и все прочее Малыш самолично запер пятью замками, не доверяя
никому. А открыть замки, сработанные Маленьким Гномом, можно было, лишь
разнеся в щепки саму дверь.
оказывая честь своим лучшим рыцарям.
придворное приветствие, однако правитель остановил его властным жестом:
совсем иначе! И я хотел бы, чтобы так осталось и впредь. Садитесь!
Угощение небогато, но требовать большего с Вестфольда... - он покачал
головой, - садитесь, я собрал вас не есть, а говорить.
свободные места возле длинного стола. К немалому огорчению Малыша, на
белоснежной скатерти сиротливо ютилось лишь несколько блюд с легкой
закуской. Пива не было совсем, вместо него стояли темные бутылки старого
гондорского, явно еще довоенной закладки. (Войной все на Западе называли
именно вторжение Олмера, а отнюдь не те бесчисленные походы и сражения,
что последовали за гибелью Короля-без-Королевства. Время оказалось
разрезанным надвое - до Войны и после. Нечего и говорить, что теперь
времена "до Войны" почитались истинным Золотым Веком.)
осталась в роду роханских королей от Теодена Великого, - для всех на
Западе, Севере и Востоке наш поход закончен. Однако же это не так.
изумленно воззрились на правителя. Малыш и тот бросил с тоской озирать
стол - не появится ли на нем внезапно что-нибудь посущественнее из еды? -
и, приоткрыв рот, оторопело уставился на короля.
в расцвете сил; золотые, как и положено роханскому правителю, волосы
ниспадали до плеч, глубокие серые глаза смотрели жестко и пронзительно.
Длинные усы опускались до подбородка - мода, перенятая у восточных племен,
хотя в этом никто не хотел признаваться. Шрамы - лучшее украшение мужчины
- пересекали его лоб и левую щеку. Обычно король одевался подчеркнуто
скромно, однако на праздниках роскоши его одежд могли бы позавидовать даже
короли Нуменора. И мало кто знал, что все эти украшения - золотое шитье,
алмазы, сапфиры, изумруды, бархат и парча - все взято взаймы у гномов, и
королеве приходится ночами гнуть спину, вышивая плащи для торжественных
выходов подземных правителей... Порой, не кичась короной, ей садился
помогать Эодрейд, но об этом знало лишь несколько человек во всем
королевстве, и невысоклик Фолко, сын Хэмфаста, был среди них.
соратников. Все они, как один, были очень молоды для своих высоких постов:
старая гвардия Рохана вся полегла на Исенской Дуге. Сейчас королевство
Эодрейда с трудом могло выставить восемь-десять тысяч копий - и это лишь
если призвать всех, от пятнадцати до пятидесяти. Впрочем, народ-войско
иного и представить себе не мог.
из-за стола, по привычке держа в руке чашу Теодена, полную до краев. Так,
с полной чашей, король зачастую и заканчивал пиры - он не любил хмельного.
немолодой, огрузневший воин, прямой потомок того самого Эркенбранда
Вестфольдинга, что сражался с ратями Сарумана в дни Войны за Кольцо. Он
единственный из старых приближенных Эомунда, отца Эодрейда, кто прошел
Андуин, Исену и дожил до этих дней. За ним единственным молчаливо
признавалось право перебивать короля.
и вынудили расстаться с его добром, не имеет права вернуть свое достояние
силой? У нас отняли плоды наших побед, тарбадская неудача дорого обошлась
Рохану... И потому для меня мое имя на том пергаменте, которому придают
столь большое значение ховрары, дунландцы и хазги вкупе с истерлингскими
варварами, не более чем росчерк, оставленный ребенком на прибрежном песке.
Еще миг - и волна сотрет письмена без остатка... Так и здесь. Храбрейший.
Я принял мир, потому что иначе войско могло бы понести слишком тяжкие
потери на обратном пути. Я сделал так, что мы смогли вернуться
беспрепятственно. Договор сделал свое дело, и его можно забыть.
Рохана дал слово, а теперь собирается вероломно нарушить его! Признайтесь,
каждому ведь пришла в голову эта мысль, не так ли? Мне она пришла первому,
уж поверьте. Но иного выхода у нас нет. Олмер был великим завоевателем,
что бы о нем ни говорили. И он знал, как нужно нападать - внезапно,
стремительно, не давая врагу опомниться, на его плечах врываясь в города!
Вспомните повесть Теофраста Письменника... Если мы не переймем уроки
Короля-без-Королевства - Исена может повториться. Только на сей раз
уходить будет уже некому и возрождать Рохан тоже. На Дуге у нас было
шестьсот полных сотен! Никогда Рохан не выставлял такой силы, и что же?
Наша рать была стерта в пыль! Я до сих пор поражаюсь, как потом удалось
собрать тридцать тысяч...
Рохана, чье слово считалось крепче камня, готов первым втоптать свое имя в
грязь, покрыв себя вечным позором. Слова рвались у Фолко с языка - он
неложно уважал правителя Рохана, они не раз сражались бок о бок, и покорно
склонить голову после ТАКОГО - нет, это не для него!
немного. Суть того, что я хочу сказать вам, весьма проста. Дело в том, что
заключенный нами мир - не обычный мир. Все понимают, что ни мы с хазгами,
ховрарами и прочими находниками ужиться не сможем, ни они с нами. Поэтому
одно из двух - либо они уничтожат нас, либо мы уничтожим их. Вспомните,
как сражались дунландцы в этой войне!
уже окружившим воинство Олмера роханцам во время Исенской битвы, помнил и
страшную месть уцелевших степных всадников... Под кровавыми счетами черту
не подведешь. Да и теперь чудом уцелевшие остатки дунландского племени
вновь дали бойцов в армию ховраров. И дрались дунландцы отчаянно...
мало-помалу темнело от сдерживаемого гнева. - Настанет день, и нас сотрут
с лица земли, если мы до этого не внушим всем врагам такой ужас, что они
начнут пугать детей в колыбелях нашим именем!
болью. Знакомые слова... Месть, месть и еще раз месть! - разве он сам не
жил по этому волчьему закону последние десять лет?
сильно взволнован.
войско ушло в Хорнбург и его вот-вот распустят по домам. А мы в это время
пройдем тайными тропами через Белые Горы, обогнем их с запада, отрежем
ховраров и хазгов от помощи Огона и Терлинга, а потом начнем большую
охоту! Живым уйти не должен никто.
горели от гнева.
ярость. - Выбирай, Храбрейший: или мы станем палачами сами, или другие
станут палачами для нас! А я хочу, чтобы Рохан жил. Любой ценой, и моя
собственная жизнь, да что там жизнь - честь! - ничто в сравнении с этим. А
уничтожив всех врагов в междуречье Гватхло и Исены - и тем более взяв
Тарбад! - мы сможем по-другому говорить с Аннуминасом... Мы заставим их
признать нашу неприкосновенность!.. А теперь я хочу услышать вас. И первым
прошу стать тебя, мастер Фолко!
быстрый взгляд на друзей гномов: лица их были непроницаемы, словно
каменные маски. А это в свою очередь значило, что услышанное им не
нравится, и притом очень сильно.
повернулся к старому воину и почтительно поклонился ему.
тоже был и на Андуине и на Исене... как и я, кстати. Так что говори смело.
Эркенбранд: мол, все понимаю, но выполняю приказ, не обижайся на меня,