поставленный у ствола пальмы: крутобедрая полуголая девица под шипенье
и писки стягивала остатки сверкающих чешуек, при этом с таким
проворством трясла грудями, что они двоились в глазах. Ивану кое-что
припомнилось. Система! Девица была совсем живой, настоящей - если бы
не тредметровый черный кант рамки, можно было бы подойти поближе и
похлопать ее по заднице.
Размахивая конечностями, он набросился на чужака.
опрокинуло его на спину. Негр задохнулся от возмущения.
назидательно. Он ждал.
ладно.
скосил глаз. Шаги, еще шаги... их всего четверо.
животом в раскаленный ласковый песок.
всех делов-то! Шпана, мальчишки.
резко отпихнулся руками от земли, вскинул ноги - веер! Веер Ит-су -
вещица стародавняя, но добротная.
с отвисшей, трясущейся челюстью, палец его дрожал на спусковом крючке
плазмомета.
И быстро пошел к дисколету. Ему была нужна только эта допотопная
машина, больше никто и ничто: ни негр с сизым носом, ни пальмы, на
грудастая девица, ни тем более щеглята... может, они вообще были из
другой банды. Черт с ними! Разбираться Иван с этой мелюзгой и их
хозяевами не собирался.
могла знать о его возвращении. Разумеется, кроме той троицы. Но
"серьезные" будут помалкивать, тут двух мнений быть не может - они
скорее на себя руки наложат, чем выдадут его. И наверняка уже идут по
следам.
прямо к Дилу на его Дубль-Биг! Успеется.
помех и регистраций, кодовый датчик на левом щитке скрипнул) мигнул -
прощай. Сообщество... нет, до свидания, так вернее.
повозиться, припомнить запретное, дал команду дисколету на возврат,
снизился на полукилометровую высоту. И спиной назад вывалился из
люка-мембраны - последние сотни метров ему хотелось пройти самому,
рассечь грудью этот родной, одуряющий растворенной в нем пряной
горечью воздух, пройти на антигравах.
квадратики полей замельтешили-запрыгали, пахнуло, холодком от
змеящейся синей речушкиэто только кажется, Иван знал. Но пускай так,
пусть кажется. Он чувствовал, что слезы текут из глаз вовсе не от
ветра. Русь-матушка, родимая земелюшка! Неужто все позади?! Он чуть не
налетел плечом на тоненькую одинокую березку.
упал, упал головой в колючую зеленую траву. И зарыдал уже в голос.
Сколько же дней, недель, лет он не был тут?! Пропасть! Нет, неправда,
это обман, он ушел вчера, а может, только сегодня. Откат! Он ушел
три-четыре дня назад. Прожил жизнь, уже умирал от старости и
дряхлости, погибал... и опять пришел туда, откуда все начиналось. Надо
ехать в Москву! Сегодня же в Москву, в Храм! Нет! Иван перевернулся на
спину - в небе плыли белые облака, те самые, из его страшных,
тягостных снов, снившихся то ли в бреду, то ли наяву там, в
Пристанище. Но это были самые настоящие земные облака. Иван зажмурил
глаза. Господи, спаси и сохрани! Не дай погибнуть от разрыва сердца на
родимой земелюшке! Ведь не мог же Ты провести через столько страстей и
испытаний, чтобы погубить тут, в травушке-муравушке, под родным
небосклоном. Иван встал.
он на всей Земле! Если бы еще хоть один, хотя бы один человек, все
знающий, понимающий, побывавший там! Нет! Иван знал, второго такого
нет. Он вырвался из преисподней, из запредельного мира, откуда никто и
никогда не возвращался, откуда никогда и никто не должен был
возвратиться. Он один на Земле!
к окошку - занавески не дали заглянуть внутрь.
спины.
Иван себе под нос.
речку он пошел. Помер отец Алексий, царствие ему небесное.
пыльцой резному столбу, что придерживал узорчатый навес. Побледнел.
числа, боялся ошибиться, - недели не прошло как мы вот на этом
крылечке сидели рядышком, толковали о том о сем...
помер, сердешный. А помер он у рощицы, на лужку, прямо под березкой.
Так и нашли его - лежит, в небо глядит. Господи, упокой душу, добрый
был человек, одно слово - батюшка.
исчезнет, растворится в воздухе, а он очнется. Но старушка была самая
настоящая, он просто отвык от Земли, тут никто не растворяется, тут
все взаправдашнее. И жизнь тут - жизнь, и смерть - смерть.
Америку ж его везть, прости Господин.
достала платочек. Было ей не меньше ста шести десяти: кожа моченым
яблоком, морщины сеткой, губ не видать, но глаза выгоревшие и ясные. -
В тот день небо было синее-синее. И облака - прямо райские облака,
сахар точеный... вот он, небось, прямо на таком облачке в рай-то и
уплыл от най, улетел.
не обманывает. Плохие дела. Эх, батюшка, батюшка! Иван сунул руку под
рубаху, нащупал крестик на груди, вдавил его в кожу. Убили? Нет,
только не это. Откуда враги у сельского священника, нет... впрочем,
отца Алексия много раз видели с ним, с Иваном, а это уж иное дело. Его
могли допрашивать, пытать, выведывать, в чем успел исповедаться
десантник, куда собирается, с какой целью. Только не это! Иван не
верил, что мог послужить причиной гибели своего лучшего, хотя и
недавнего друга-собеседника. Это был просто приступ. Отец Алексий
никогда неносил бионаруча, все - говорил - под Господом ходим. Он и
спасет, если нужда будет, а нет - к себе приберет. А ведь эта
штуковина запросто могла бы его спасти, там же и анализаторы, и
инъекторы, и стимуляторы - из любого Криза выведут. Эх, батюшка,
батюшка! Ивану вдруг стало немного жаль и самого себя. Будто кто-то
незримый нарочно обрубает перед ним все дорожки, загоняет в волчью яму
одиночества, неприкаянности. Нет, только не впадать в мнительность,
нервы опять подраспустились, шалят.
коснулся губами холодного гранита креста. Вот так и получилось,
остался спор их незаконченным. Нет места человеку во Вселенной?! Нет?
А почему ж она Вселенной называется - значит, в ней селения есть,
значит, в нее вселяться можно, так... или нет. А коли можно вселяться,
человеку всегда в ней местечко сыщется. Ладно, жизнь покажет. Прости,
отец Алексий, друг дорогой и поучитель, пускай тебе земелька русская
пухом будет... разберемся. А ты спи.
коттеджик на бережочке? Отдохнуть? Ни с того ни с сего ему чертовски
захотелось передохнуть недельку - всего лишь одну недельку, ну хотя бы
три дня! Он даже остановился, тряхнул головой. Неужто его ведут?!
Щиты! Щиты!! Нет, он не ощутил психодавления. Это просто нервишки
шалят. Надо идти в лес.
Черепнин Владимир
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс
Каргалов Вадим
Посняков Андрей