поговорили. О Конго, о заработках. Никто не упирал на то, что мы малиновые
береты, синие гуси, рейнджеры, ну и это там, белые великаны. И нам совсем
было стало хорошо, когда в невидимом, закрытом непроницаемой духотой небе
раздался дальний гул, постепенно перешедший в свист, и мы невольно
привстали, пытаясь понять, чей это самолет выпевает в небе свою прощальную
лебединую песнь?
завидовал... Гляди!
ужаса. Он был весь серым, как пепел перегоревшего костра. Трус, подумал я.
Что с того, что он умеет владеть пулеметом? Все равно трус.
охранять лагерь, тряслись в подвывающем на корнях джипе. Что мы получим от
этой вылазки? Держу пари, этот вопрос интересовал всех. Если мы найдем
разбившийся самолет, можно будет, не торопясь, порыться в обломках. Это
живые не любят делиться своим добром, а мертвым, как правило, все равно.
Если что-то при них остается, они никогда не оспаривают вашего права на их
бывшие вещи. Мертвые вообще стараются держаться в стороне от живых.
над буйной растительностью - голова голландца напоминала подкрашенный, но,
конечно, волосатый кокос.
тропой дерево.
оно рухнет.
Казалось, что-то мерцает в душном переплетении ветвей.
новичок, ему следовало утверждаться. Он правильно делал, беря на себя
инициативу, но на его месте я бы не полез вот так сразу неизвестно куда.
Закурив, мы молча ожидали его, прикидывая, с какой силой должна была
врубиться в землю дюралевая сигара самолета, если отсветы взрыва,
казалось, и сейчас еще разгуливали в душной полутьме джунглей. Впрочем, у
тех, сверху, все обычно кончается сразу, а вот сержант Андерсон, попавший
в капкан, выставленный на тропе каким-то хитроумным симбу, отстреливался
от черных почти три часа, отлично зная, что никто ему не поможет. Он попал
в самый настоящий капкан - на крупного зверя, и левая нога, чуть ниже
щиколотки, была у него раздроблена...
понимающе кивнул:
торопись, Шлесс! Я покажу тебе, как это делается.
не появились. Капрал недовольно ткнул меня локтем:
необъятного дерева, как канатом перекрученного лианами, и замер.
мальчишка. Он стоял на коленях, спрятав черное лицо в черных ладонях, но,
похоже, лицо он прятал вовсе не из страха перед возвышающимся перед ним,
как башня, голландцем, а...
бородавку, нечто вроде полупрозрачной опухоли или ненормального нароста на
поросшем мхами пне. Перед этим наростом, под прозрачной слизистой
оболочкой которого все время что-то подрагивало, переливалось, даже вдруг
слабо фосфоресцировало, и застыл негр. И чисто интуитивно я понял, этот
маленький черный не боится ни голландца, ни таинственной опухоли...
самолета...
разрядил ее в торчащий перед ним нарост.
отчетливый, специфичный. Его ни с чем не перепутаешь. Но сейчас мы ничего
такого не услышали.
образование. Я и сейчас не могу точно определить охватившее меня чувство.
Я не боялся, нет, но некоторая настороженность... Я не испытывал
брезгливости, но ощущение чужого... И что-то под полупрозрачной оболочкой
действительно происходило: там вспыхивали неясно, вновь гасли,
расплывались неопределенно радужные пятна. Так море светится за кормой
теплохода. Казалось, эта тварь в любой момент, как хамелеон, готова
сменить обличье.
эта штука точно может стоить больших денег.
на него внимание?
тяжелым. Его вес странным образом не соответствовал его объему. Любое
другое существо подобных размеров весило бы гораздо больше, а я свободно
нес оборотня к машине, обхватив его всего лишь одной рукой. Так же легко я
забросил его за заднее сиденье джипа.
нем ни царапины. Он что, глотает пули?
грозила опасность. Мы были готовы к действиям. Прорываясь сквозь заросли,
я крикнул:
инерции сделав шаг, я ощутил опасность и инстинктивно упал в траву.
Автоматная очередь остригла надо мной листья, медленно кружась, они падали
на меня. По характеру стрельбы я понял: стреляющий не остановится, пока не
расстреляет всю обойму.
пахло потом и яростью.
симбу.
Он плакал по-настоящему, навзрыд. Мы понять не могли, что это с ним, а
когда я поднялся, чтобы подойти к немцу, пуля снова шлепнула в ствол прямо
над моей головой.
Я видел такое в Индокитае. Там на ребят иногда находило. Когда человек