Чтение 3–й страницы книги ~Соавтор~

войны попал на Север. Там ему дали лавку - торгуй, стране пушнина нужна.
Савел, подумав, придумал сделать лавку коммунистической - приходи, бери,
что кому требуется, рассчитаешься, когда сможешь... И приходили, и брали,
и были довольны, и рассчитывались, когда могли. Только придирчивым
ревизорам начинание Савела страшно не пришлось по душе - перевели его в
начальники Красного чума. Вот тогда Савел и открыл для себя существование
живописи, или того, что он сам считал живописью. На Красный чум приходило
по разнарядке сразу несколько иллюстрированных журналов. В тех журналах
увидел Савел и Трех богатырей, и несчастную Аленушку, и печальное Не
ждали, и даже Девочку на шаре, а не только с персиком. И все, абсолютно
все приводило Савела в восхищение, он приглядывался к каждой линии.
Рисунок какого-нибудь Притыркина из села Ковчуги рождал в нем не меньшую
бурю, чем Брахмапутра кисти Николая Рериха. Когда возмущенные посетители
Красного чума начинали допытываться - однако, где картинки? кто это
повырезал из журналов все цветные картинки? - Савел бесхитростно раскрывал
толстые самодельные альбомы: вот дескать наши картинки! Раскрывай альбом и
любуйся! Он всерьез считал, что поступает правильно и скоро слава о нем
разнеслась по всему Северу. Правда, к этому времени Красный чум у него
отобрали, а сам он перебрался в Норильск.

Слух о невероятной коллекции Савела, обрастая еще более невероятными
деталями, облетел всю тундру. Известный художник, приехавший на Север,
пришел к Савелу знакомиться. Прямо с порога он впал в ужас. Стены
неприхотливой коммунальной квартирки были сплошь обклеены репродукциями,
среди которых Шагал соседствовал с Герасимовым, а никому неизвестный
мазила Тырин с Пикассо.

"Вкус, вкус где?" - впал в ужас художник.

"Какой, однако, вкус? - удивился Савел. - Смотри, как красиво. Мне на
смотре художественной самодеятельности специальную премию дали - за
инициативу. Я на всю премию спирт купил. Вот спирт. Садись. Будем пить.
Будем разговаривать об искусстве."

"Какое, к черту, искусство! Не хочу пить за отсутствие вкуса! Я же не
сумасшедший."

"Я премию не за вкус получил."

Художник, в итоге, сел. Выпили. Савел смирился. "Однако, ты что-то
знаешь. Не я тебе, ты рассказывай."

Чем не пришелец? - с нежностью подумал Веснин, вспомнив Харина.
Тесная комнатушка, гнусные репродукции, сияющие глаза... И взглянул на
Наденьку. Ее-то какие желания томят?..

Анфед как подслушал его.

- Ну? - хмыкнул Анфед. - Тебе-то что пришло в голову?

Ответить Наденька не успела.

Хотела ответить, рот уже раскрыла, заранее смеясь над собственными
тайными желаниями, но грохнуло рядом и чудовищная, причудливо изломанная
молния рассекла потемки, упала в море, затрепетала, рвясь, бросила на леса
ревущие раскаты грома.

Кубыкин вскочил:

- А генератор-то тарахтит. Пойду, вырублю генератор.

И как призрак исчез во внезапно нахлынувшей на мир тьме.

Веснин вспомнил: вкладыш от спальника так и болтается на кустах... Но
встал не сразу, не хотелось вставать... Лишь когда, поморгав, погасла на
столбе лампочка, поднялся.

Новая молния хищно разорвала тьму. Палатка сама как бы выпрыгнула
навстречу. Внутри свет - помаргивает свеча.

С_в_е_ч_а_?

Какая еще свеча? Разве он, уходя, зажигал свечу?

Неприятный холодок пробежал по спине. А тут еще растяжка попала под
ноги. Споткнулся, зацепился за куст, разорвал на боку рубашку.

Серов подарил рубашку.

Вдруг странно, необыкновенно ясно, удивительно четко увидел перед
собой узкое язвительное лицо Серова. Его очки с треснувшим стеклом, щеку,
легко оцарапанную безопасной бритвой...

Отмахнувшись от видения, вполз в палатку.

Ничего.

Никакой свечи, никакого огня - привиделось.

Нашарил спички.

Теперь - да, теперь свет, свеча, но это он сам зажег. Настоящая
свеча, стеариновая. На полу матрас надувной, спальник...

Ваньку валяешь, упрекнул себя.

И опять отчетливо до изумления увидел поляну, заставленную по
периметру палатками, и он, Веснин, шумя, Ваньку по поляне валяет,
Ванечку...

Молнии нервно раздергивали тьму, занудливо и протяжно скрипела сосна.
Этот однообразный скрип, душные вспышки... Сердце томительно билось,
тревожно затуманивалось сознание...

Попробуй усни.

Впрочем, Веснин уже понял: не уснуть.

Давило сердце. Вдруг всплывало из подсознания что-то давно забытое.
Дед Антон, был такой... В холодную зиму сорок третьего года это дед Антон,
крадучись, воровал у Весниных дрова... Лицо матери, иссеченное ранними
морщинами, седые волосы, падавшие на белый лоб... Толпа, текущая по улицам
Калькутты - чудовищная неостановимая толпа... Пляж в Линдосе, над которым
по известняковым обрывам тянулась огромная надпись: "Просьба полиции: не
заниматься любовью!" И еще что-то, скомканное, перепутанное, набросанное
обрывками...

От сознания своей ничтожности в море человеческих лиц, в море
человеческой истории Веснин замер, потом потянулся за сигаретами. Едва
коснулся пачки как небо рассекла невообразимая, раскаленная до белизны
молния.

"Нельзя пошевелить цветка, звезду не потревожив..."

Коснулся спичек, молния ударила вновь - удручающе точно.

"А ну..." - хмыкнул Веснин и пять раз подряд ударил ребром ладони по
краю надувного матраса. С той же периодичностью, будто и впрямь отвечая на
удары, пять раз ударила молния, окончательно раскалив и без того душное
небо.

Интересно, что там видел над рекой Кубыкин? Что за шар такой? Ведь
действительно не бывает шаровых молний в метр диаметром...

Почему-то Веснину расхотелось совершать чудеса. Сказок в мире больше,
чем законов физики, ну их к черту.

Он лежал, стараясь ни к чему не притрагиваться. Даже сигарету не
зажег. Пытался сжать веки, забыться, но странные тени, неясные силуэты
медленно проплывали перед ним - по кругу, по кругу... То ли шаги в кустах,
то ли шепот...

Приподнявшись на локте, быстро глянул в пульсирующий, прыгающий в
разрывах сухой грозы пейзаж. Никого, конечно, поблизости не было. Надя
уже, наверное, спит. И Анфед, спит. И Ванечка, и Кубыкин...

Но спину обдало ледяным холодом.

Сияние слабое... Под сосной... Не в небе, а под сосной... Сияние...

Есть там кто?

Всмотрелся внимательнее.

И замер.

Некая тень, тень тени, некий призрак тени, газовый дымный шлейф,
изнутри подсвеченный сиянием. И этот неясный шлейф воздушно мерцал,
клубился во тьме, обвивал обожженную сосну... Нечто медлительное, нечто
вечное... Веснин не знал, почему так подумал - вечное... Так подумалось,
ничего другого в голову не пришло.

...и этот призрак ни на секунду не оставался в покое, он трепетал,
как как последние огоньки костра, подернутые пеплом, как волшебная паутина
на сквозняке, пульсировал невнятно, то отбрасывая отсвет на всю поляну, то
замирая, действительно как угли в отгоревшем огне - мерцающий, чужой
призрак...

Ч_у_ж_о_й_.

Ну, вот, поздравил себя Веснин, отдохнул, набрался здоровья.

И пожалел остро: нет дождя. Это все игра наэлектризованной атмосферы.

Не было дождя. Томила духота, зарницы вспыхивали. И был нежный,
мерцающий под сосной, почти неуловимый на взгляд призрак.

Именно призрак. От него даже тени не было.

Впрочем, какую тень может отбрасывать призрак, да еще мерцающий
изнутри?.. Анфеда позвать?

Но позвать не успел. Выручил Кубыкин. Невероятным своим голосом
прогудел из тьмы:

- ..._с_в_е_т_.

Веснин замер.

Откуда Кубыкин? Почему Кубыкин? Почему "свет"?.. И еще внимательнее
присмотрелся к призраку. Он-то, призрак, как-то отреагирует на голос
начальника базы?

А невидимый Кубыкин снова повторил:

- ..._с_в_е_т_.

И тогда до Веснина дошло - не Кубыкин это говорит. Это голосом
Кубыкина кто-то ему, Веснину, говорит:

- ..._с_в_е_т_.

Он не выдержал и широко распахнул полы палатки.

Газовый мерцающий шлейф дрогнул, будто на него ветром подуло, и
медленно расползся по траве, как сухой туман, затопляя сумеречным
свечением каждую впадинку, заставляя светиться каждую травинку. Что-то
легонько пискнуло, затрещало электрически. Веснин ощутил легкие