Чтение 3–й страницы книги ~Брошен вверх~

более важные. Моя мама меня не рожала, но я ее люблю так же, как ты свою.

- Пожалуй.

- Потом, как бы ты разместил в звездолете миллион человек? Ведь
этого, - она показывает на пейзаж за окном, - всего этого нет, ты же
знаешь. Это только изображение, его можно выключить. В действительности у
нас тесно.

Некоторое время молчим.

- Жизнь меняется, и это естественно. Понимаешь? Вот ты сказал, что
космонавтика - мужская профессия. При тебе было так. Но сейчас она никакая
- ни мужская, ни женская. У нас нет такой профессии. Понимаешь?

- Да.

- Почему вообще ты стал космонавтом? - спрашивает Вита. - Почему ты
больше ничего не умеешь? В ваше время были ведь интересные специальности.
Ты мог стать ученым, писателем, коллекционером...

- Мог бы. Но тогда мы бы не встретились.

- Правда. Я об этом не подумала.

- Отец у меня был писатель. Хотел, чтобы и я занялся этим. Но мне не
хотелось становиться верфедрунгером.

- Что это значит?

- Это исландское слово. Оно означает "сын, который хуже своего отца".

- Он был великий писатель?

- Гениальный.

- Как его фамилия.

Я называю свою фамилию.

- Нет, не помню. Не обижайся: я не сильна в истории литературы.

Не обижаюсь. В истории литературы он, бесспорно, фигурирует. Мне
почему-то весело.

- Зато я стал великим космонавтом.

- Да?

- Конечно. Из начала XXI века улетел к звездам. Знаешь еще хоть
одного такого?..

Вита говорит:

- Скоро мне в морозилку. Дежурство кончается.

- А я?

- Как хочешь. Но учти - вернусь только через полвека, у цели. Ты
будешь для меня староват.

- Пожалуй. Впрочем, могу подождать твою сменщицу. Иди, ложись в
морозилку.

Она смеется. Она часто смеется. Очень люблю ее смех.

Вита знакомит меня с экипажем. По фотографиям. Я должен угадать, кто
ее сменит.

Люди как люди. Смуглые все, как Вита, но в остальном те же. XXI век,
XXV - ничто не меняется. Люди остаются людьми.

Наконец проблеск античной красоты. Классика.

- Она?

- Нет, - Вита смеется. У тебя хороший вкус. Это моя подруга. Ее зовут
Юра...

Прекрасная девушка Юра. Впрочем, почему бы и нет? Если вдуматься -
нормальное женское имя.

- ...но она уже отдежурила.

Листаем фотографии дальше.

Шагаем по длинному коридору. Над одной из дверей мигает огонек.
Входим внутрь.

Почти всю каюту занимает застекленный саркофаг. Там что-то лежит.

Ответ через пять веков: да, это похоже на памятник. А еще больше на
восковую куклу мужского пола. С бородой и усами.

- Твоя новая возлюбленная, - смеется Вита. - Ее зовут Адам. Нравится?

- Уговорила. Где моя морозилка?

- Пусть сначала проснется он. Вообрази его лицо, когда он увидит
тебя.

Это я хорошо представляю. Восковая статуя открывает глаза, отодвигает
стеклянную крышку, смотрит на меня пустыми глазами и тянется костлявой,
как у скелета рукой...

Не ко мне. К Вите.

Жутко. Посмотрим, как оно будет в действительности.

В действительности не так. Мы сидим в посту управления. Название
сохранилось по традиции - отсюда никто ничем не управляет. Кораблями
управляют из машинного отделения, как это называлось в начале XXI века.
Там - машина, говорящая по-человечески. На всех языках, даже
по-древнеегипетски.

Это очень умная машина. Индивидуальность, но сейчас она спит. Чем
умнее машина, тем ее психика ближе к нашей. А сон - психическое явление,
не физиологическое.

Правда, у машин это происходит по-другому. Когда спит человек, он
почти целиком отключается от действительности и почему-то видит сны. Никто
не знает, что это такое.

Машины спят по-другому. Они могут замедлять свои мыслительные
процессы. Если мы говорим, что машина производит, допустим, миллиард
операций в секунду, это не значит, что она делает их ровно столько. Она
может производить и миллиард, и миллион, и тысячу операций. Сто операций в
секунду, десять, одну... Вот что такое сон машины.

И машина спит. Все корабли спят. Мы сидим в посту управления, одни
среди звездного неба.

Одни на всю Вселенную.

Простая одежда ничего не скрывает, не прячет ее красоты. Ничего не
скрывает и ничего не приукрашивает.

- Я тебе кажусь диким древним человеком, да?..

- Просто иногда глупым. У тебя не было детей?

- К счастью, нет.

- Почему к счастью?

- А вдруг ты бы оказалась моей пра-пра-пра-пра...

Смеемся оба.

Сзади чьи-то шаги. В дверях появляется он, уже не похожий на восковую
куклу, проходит к нашим креслам, обнимает и целует Виту, а потом
отодвигает ее от себя и спрашивает:

- Вита, где ты достала такого импозантного кабальеро?

Теперь путь один - в морозилку.

Хрупкий горный ручей - он начинается у веющих холодом ледников - он
сливается с другими хрустальными струями - сливается с ними в одно - в
один ревущий поток - стремительный, ворочающий камни - сдвигающий их собой
- несущий в себе лавину...

Превращающийся в лавину...

Крупные глыбы громыхают все ближе, все ближе, все становится ближе,
становится все темнее, все ближе их шум и их вой... И вот они выносятся
из-за поворота - стая волков, горят их глаза и сверкают голодные зубы, это
громадные звери, их поджарые торсы растянуты в пружине прыжка... Они
проносятся мимо меня, превращаясь, но и там, куда мчится этот поток, я
тоже стою... Поток их проносится мимо меня, как фата-моргана...

Сверхорганизм. Волчий поток, стая камней, лавина воды...

Они пронзают меня насквозь, как фантомы...

- Можете встать.

Сны уходят, но в этот раз все по-другому. Это новое пробуждение, не
такое, как в прошлый раз. Нет ни ласковой ладони на лице, ни острого
чувства тепла. Только птичий гам за окном и необыкновенная ясность мысли.

- Где я?

- Когда я?

Разумеется, я знаю, где нахожусь. Но где сейчас то место, в котором я
нахожусь? Где та эпоха?

- Можете встать.

Это не магнитофон. Это голос электронной машины. Она, значит, не
спит. Впрочем, все может быть. Наверняка известно одно - не спит ее
голос...

Стеклянная крышка убрана. Встаю со стола, влезаю в шорты. Надоевший
пейзаж за окном. Чирикают воробьи. Как бы все это выключить. Ни одного
живого существа...

Как там Вита?

Бегу в коридор. Что она? Наши каюты, я знаю, рядом.

Сталкиваемся в коридоре.

Смеемся. Опять смеемся. Слишком часто смеемся (если не учитывать
50-летний разрыв). Все равно - не время ли плакать?

Пока - смеемся.

МЫ И ОНИ

Всеобщее пробуждение. В коридорах манифестация. Толпа как
сверхорганизм низшего порядка. 400 человек с лишним. "Лишний" - это я?
Уйма людей, в основном женщины. И все хотят со мной познакомиться. Какой
тут лишний...

Встречая меня впервые, некоторые удивляются, но ни о чем не
спрашивают. Другие даже не удивляются. Они дежурили после нас и видели