желая.
бросите, правда?
бесполезного груза. Ты знай - я не бесполезная.
поймешь!
комнату, где ее ждала мать. Поправила волосы.
боясь уговаривать, потому что уговаривать - все равно что насиловать.
Сказал:
в проем, и дверь плотно закрылась за ней.
дышать; в густом мертвом воздухе плясала пыль. Пот жег мозоли и ссадины,
ныли натруженные мышцы. Мужчины ворочались, расстегивали пуговицы, наконец
пилот сел и обхватил колени руками, пустым взглядом уставясь в пустое
окно. И тогда музыкант спросил:
неподвижных глазах пилота.
здесь. Здесь можно было только стрелять и есть, и брести через барханы -
до конца дней. Сейчас, подождите, взмолился он. Я не знал, что это так
трудно - сделать первое движение... На него смотрели. Он вдруг увидел, что
в дверях стоят и мать и дочь и тоже ждут. Он вспомнил ее завороженный
взгляд и почувствовал, что сможет все. Еще час назад она была для него
лишь насмерть уставшей, почти незнакомой молчаливой девочкой, - и вдруг
оказалось, она настолько нуждается в нем, что любит его. Он опустил пальцы
на клавиши. Ему показалось, будто он опустил пальцы на ее хрупкие плечи.
Рояль всколыхнулся; по комнате проплыл широкий, медлительный звук. Такой
нездешний... Он словно прорвался из прежней жизни, которая теперь казалась
приснившейся в неправдоподобно сладком сне. Он доказал, что она не
приснилась, что она была, что она может быть. Он мягко огладил задубевшие
лица; он вкрадчиво протек в уши и заколебался там, затрепетал,
зашевелился, как ребенок в материнском чреве, готовясь к жизни и пробуя
силы... И существование вновь получило смысл; впервые за последние недели
музыкант понял, что действительно остался жив. И останется жить дальше.
Чистая река и светозарные вершины гор были совсем рядом. А если кипящий
океан все же доберется до нас, я поставлю ее у себя за спиной, думал
музыкант, и первый удар приму на себя...
ему сразу снова показалось, что он некстати вылез со своей музыкой...
Полгода назад мне за такой класс голову бы оторвали, смятенно подумал он,
и вдруг увидел слезы на глазах пилота.
заложив руки за голову. - Э-э!..
спине.
хотя раньше ты играл чище.
был потрясен. Он все смотрел на пилота. Вслух он сказал:
остаться... жили бы себе...
воротнике рубашки. - Это было неплохо. Ладно. Всем спать.
подбежал к окну.
Было видно, как он вздрогнул, как исказилось его лицо.
что прошла. На глазах ветер зализывал его струйчатыми потоками поземки.
Вести наблюдение, стрелять без команды. Боеприпасы экономить! Женщины - в
столовую, она от лестницы дальше всего. У вас один автомат, будете в
резерве. Мы с инженером выглянем. Шофер - у двери, при необходимости
прикроешь. По местам! Может, ничего страшного. Может, они ехали мимо!
Сними с предохранителя, не забудь, - совсем спокойно сказал он музыканту.
налетел на завороженный взгляд дочери. Глаза ее были огромными и темными,
и дрожали ее губы, которых он так и не поцеловал.
висках гулко била кровь.
ударил колючий воздух дня, не прикрытого ни стеклом, ни респиратором.
Осторожно, стараясь двигаться мягко, как шофер, музыкант подобрался к
окну.
накренившись на склоне бархана, бронетранспортер грязно-зеленого цвета, на
корпусе которого коробились застарелые, покрытые пылью камуфляжные пятна.
Из кузова слаженно, по три в ряд, выпрыгивали громадные крысы в мундирах,
таких же грязно-зеленых, как и присвоенный ими человеческий механизм.
реально и нелепо, что казалось театром. Приоткрыв чуть улыбающийся рот,
музыкант наблюдал высадку. С автоматами наперевес крысы сомкнутым строем
двинулись к дому. Только тогда музыкант с изумлением вспомнил, что крыс
необходимо убивать. Это тоже было нелепо и тоже напоминало дешевый
спектакль. Но и это надо было сыграть хорошо, по максимуму.
тут, подо мной!!
снял с пояса гранату и, едва не забыв выдернуть чеку, аккуратно спустил ее
на строй крыс.
мелькающие в его облаке клочья тел.
доставая гранату.
смотровой щели транспортера. - Осторожно! - крикнул он, отшатываясь от
окна. Шофер, пластаясь над подоконником, метнул гранату, и в этот миг по
потолку тяжело хлестнула пулеметная очередь. Посыпалась штукатурка, дом
снова встряхнулся в грохоте, музыкант присел и не сразу понял, что
случилось, - накрепко притиснув к лицу обе ладони, шофер сделал несколько
неверных пятящихся шагов и повалился на спину, вразнобой дергая ногами и
как бы всхлипывая. Из-под его судорожно сжатых, иссиня-белых пальцев вдруг
стало сочиться красное. Пророкотала еще одна очередь, от деревянной рамы
брызнули в разные стороны щепки. Музыкант растерянно сидел на корточках,
втянув голову в плечи, и смотрел, как кровь заливает руки шофера и пол
вокруг его головы. Ноги шофера бессильно вытянулись и замерли.
выставив прямо перед собой трясущийся ствол автомата, но пулемет снова
зарокотал, воздух у окна снова наполнился невидимым, но ощутимым, горячим
железом. Сухой треск автоматных очередей вдруг послышался и совсем с
другой стороны - с лестницы. Тогда, вдруг очнувшись, музыкант рванулся в
ванную - там тоже было маленькое оконце, почти под потолком, - встал на
край ванны и высунулся наружу. На песке валялись трупы и куски трупов, а
из транспортера, уже не так браво, лезли еще крысы. Поймав ряд треугольных
усатых голов в прорезь планки, музыкант нажал на спуск. Да чем же все это
кончится, вдруг пришло ему в голову. Задергавшийся автомат обдал его
пороховым духом, проколотила по ушам короткая очередь, а когда грохот
прервался, стало слышно, как с сухим звоном сыпятся в ванну и катаются
там, постепенно замирая, выброшенные в сторону гильзы. Ряд кренящихся по
ветру фонтанчиков пыли стремительно пробежал мимо ряда крыс, текущих от
транспортера, пересек его, пересек снова, глухо вскрикнула от случайного
попадания броня, и долгий улетающий визг рикошета напомнил звук лопнувшей
струны. Первой же очередью удалось свалить трех крыс, и они бессмысленно
задергались на песке, в струях поземки, раскидывая лапки и молотя