Чтение 3–й страницы книги ~Час таланта~

Федора Ефимовича, тем более что в деталях они малооригинальны и заключаются
в использовании методов статистики и теории информации. Обратимся прямо к
результатам.

Главный вывод Дробота был тот, что для любого достаточно обширного
участка пространства-времени справедлив закон сохранения количества
информации. Суть его хорошо выражают бессмертные слова Ломоносова: "Все
перемены, в Натуре случающиеся, суть того состояния, что если у одного тела
чего-то убудет, то в другом месте в том же количестве прибавится". Во
времена Ломоносова, да и долго после, не было понятия "количество
информации", поэтому смысл закона толковали лишь в частных применениях к
сохранению вещества или энергии. Но Федору Ефимовичу было ясно, что Михайло
Васильевич понимал дело шире: у него сказано "все перемены" что и позволяет
применить идею сохранения в любой сфере жизни. И верно, не бывает ведь,
чтобы в одном месте в небольшое время произошли сразу и землетрясение, и
государственный переворот, и великое открытие, и засуха, и кроличья чума, и
падение крупного метеорита, и демографический взрыв, а в других местах
ничего не случалось бы. Все события, большие и малые, рассеянны по планете и
по временам достаточно равномерно. В сущности, закон сохранения информации
можно вывести даже из чтения газет.

Но коли так, рассудил далее Дробот, то информационное поле в принципе
управляемо. Пусть, к примеру, в данном месте произошло крупное, отхватившее
изрядную долю общего количества информации событие. Какое неважно,
содержание значения не имеет. Тогда по закону сохранения все прочие события
здесь должны быть, информативно мелки по количествам информации, а
соответственно и по качеству ее. Их разнообразие, если использовать глагол
Ломоносова, убудет. Спадет, иначе говоря, сверхсобытие подавит окрестное
разнообразие, в том числе и разнообразие человеческих дел, поступков,
взаимоотношений. Ну, это, положим, не фонтан: какой в этом смысл! А вот если
наоборот!.. Постой, а как наоборот? Не выходит наоборот: если случится
"управляющее" событие с малой информацией, то... ничего, собственно, не
случится. Мелкое событие ни на что не влияет, ничем управлять не в силах. Но
если так... гм! Н-да!.."

И Федору Ефимовичу искренне захотелось позабыть об открытии и
потраченных на него годах.

...Современную цивилизацию сделали не ученые, а изобретатели
смекалистые парни, которых всегда почему-то не устраивала окружающая
действительность. Ученые уже потом наводили академический лоск на их дела,
доказывали, что то, что сделано, можно сделать. Правда, многие ученые сверх
того доказывали еще, что то, чего нет, не сделано, и быть не может; но, к
счастью, изобретателей эти доводы не останавливали. И Федор Ефимович был по
своей натуре не академическим мыслителем, а изобретателем. Его куда больше
занимало не беспристрастное исследование для наращивания знаний, а как
применить его на пользу людям. И желательно всем людям, а не одним,
избранным, в ущерб другим. Вот и изучение информполя и его свойств было для
него производным проблемы, над которой он давно ломал голову: проблемы
талантливости и бездарности людей.

К ней он подступал с разных сторон: изучал биографии великих писателей,
изобретателей, ученых, распространял среди творческих работников анкеты или
сам расспрашивал их, как, при каких обстоятельствах пришли они к важным
результатам. Собранные сведения систематизировал, обрабатывал даже
статистическими методами на ЭВМ, надеясь обнаружить закономерности, по
которым люди познают и создают Новое. На этих законах Дробот мечтал
воздвигнуть великую науку Творчествоведение и посредством нее обучить всех
людей творчеству. "Ведь как было бы славно сделать всех людей творцами,
разнеженно думал Федор Ефимович. Сейчас идет к тому, что нетворческие,
рутинные работы будут автоматизированы. Тогда люди, не умеющие творить,
почувствуют себя лишними. Что же им дичать у телевизоров? А вот научить бы
их такому... И не для наслаждения вовсе: мол, в творчестве только и есть
смысл жизни, и не для пользы, выражаемой в рублях или сэкономленных
киловаттах, нет! Просто тогда они сами, без подсказок, разберутся и в
пользе, и в смысле жизни, и в самой жизни".

Многое было в собранных им сведениях: условия жизни первооткрывателей и
состояние погоды в момент открытия или изобретения, намерения исследователя
и технические задания; советы знакомых, отношения с обществом, с близкими, с
начальством, состояние здоровья, политические убеждения, житейский опыт...
даже советы Алексея Толстого пишущим почаще чистить желудок, а если и
курить, то трубку, которая часто гаснет. Не было только одного: законов
творчества. Аналитический путь завел Дробота не туда. Не смог он из хаоса
фактов вывести условия, пригодные для всех и на все случаи, такие, что если
в них поставить человека, то он непременно начнет творить. После двух лет
деятельных размышлений Федор Ефимович пришел к тому, что общих условий и
быть не может, ибо творчество проявление индивидуальности человека, то есть
именно того, чем он отличен от других.

"Да, но индивидуальность-то есть у каждого!" не сдавался Дробот.

Пожалуй, единственным дельным выводом его на этом этапе было, что
талантливых и бездарных людей нет есть лишь талантливые и бездарные дела и
поступки людей. Даже авторы выдающихся работ и эпохальных изобретений
возвышались над обыденностью (и над собой), лишь когда делали это а не до и
после, когда ссорились с близкими, интриговали, маялись животом или
пропивали гонорар в кругу друзей-марафонов. Следовательно, талантливые дела
есть просто события с большим количеством информации, всплески
информационного поля.

Эта мысль и вывела Федора Ефимовича на верную, как ему вначале
показалось, дорогу общего информационного рассмотрения. "Не надо
подробностей, к черту гаснущие трубки, вздыбленные патлы и нечищенные
желудки! Не следует искать особой природы талантливого. Да и нету ее:
прекрасные стихи пишут теми же словами, какими мы сплетничаем, рассуждаем о
погоде-футболе-политике и выступаем на собраниях. Талантливые дела рук наших
возникают из тех же мышечных усилий, как и размахивание кулаками,
аплодисменты или голосования "за". Замечательные идеи возникают в сером
веществе мозга в результате тех же биохимических процессов, что и мелкие
мысли. Это события в поле разнообразия, этим все сказано. Как добиться,
чтобы крупных (талантливых) всплесков в информполе стало больше и хватило на
всех?

Закон сохранения количества информации такому не препятствует: пусть
убудет число мелких обыденных дел, пустой суеты, кипения коммунальных
страстей, а за их счет возрастет количество талантливых событий-дел. В
принципе возможно. А практически?.."

Вот тут-то у Дробота и получилось разочарование, о котором мы помянули
выше. Возможно управление информационным полем корреляция его событиями или
действиями, которые содержат большую информацию, но... за счет окрестного
разнообразия. Корреляция сглаживает поле; при этом перво-наперво сникнут
самые выразительные всплески, носители талантливых действий. А подобного
управления в жизни и так предостаточно, помогать ей техническими новшествами
не надо: суеверия, догмы, доктрины, традиционные авторитеты, зоологическая
неприязнь многих людей ко всему выдающемуся, напоминающему им об их
посредственности все это естественные корреляторы. Они сильно уменьшают
число талантливых дел в сравнении с тем, сколько бы их могло быть. По идее,
Федору Ефимовичу следовало искать способ раскорреляции но он-то и оказывался
в принципе невозможным.

Читатель, вероятно, с трудом и неудовольствием преодолевает научные
суждения последних страниц, ждет занимательности или хотя бы
художественности ну, в описании, например, личности этого персонажа Дробота
Ф. Е. А то ведь только и известно: пол, образование да ф. и. о. на анкету не
наберется.

Здесь нелишне отметить, что, описывая идеи и гордые замыслы человека,
его попытки понять мир и жизнь, мы сообщаем самое главное о нем то, что на
девять десятых составляет личность. Разумеется, если они есть идеи, замыслы,
попытки. А если их нет... что ж, тогда действительно надо напирать на
художественность: какой у персонажа рот, рост, нос, костюм, какие глаза,
ресницы, уши, волосы, как одет... чтобы персонаж сей предстал перед
читателем как живой. Оно все бы ничего да вот только живой ли он на самом
деле? Не гальванизируем ли мы этой художественностью безличные полутрупы,
обреченные как в жизни, так и в книгах на мелкое, необязательное
существование, в котором, как ни поступи, все равно? Нужен ли этот
золотушный реализм в наше страшное ядерно-космическое время, реализм, все
жанры которого сводятся к одному под названием "Почеши меня там, где
чешется"?

Но это в сторону. Что же до Федора Ефимовича, то более существенной в
нем автору представляется не его внешность (хорошо, пожалуйста: брюхом
толст, бороду бреет, умеренно плешив, дальнозоркость четыре диоптрии, речь
несколько невнятная от обилия и напора мыслей), а, скажем, его фамилия,
несущая признаки казацкого происхождения. А тем самым и повышенного заряда
жизненной активности. Такие фамилии сначала были кличками: может, наградили
ею прадеда за удалой дробный пляс вприсядку в гульбе на Сечи или на Тереке;
а может, не за пляс за быструю стрельбу. Во всяком случае то, что у предков
выражало себя стремлением к воле, победам и добыче, у Федора Ефимовича пошло
в научный поиск.

Разочарование разочарованием, но он был не из тех, кто легко отступает
от выношенной идеи. "Я слишком упростил дело: нельзя считать талантливые
поступки чисто случайными, рассуждал он далее. Все-таки носители их люди со
способностями. И распределены эти дела среди них далеко не равномерно. По
статистике как? Если некто исполнил талантливое дело (картину, поэму,
изобретение), то более от него и ждать нечего. А на самом деле именно от
людей, совершивших что-то из ряда вон выходящее, мы ждем еще что-нибудь. И
часто (хотя далеко не всегда) надежды оправдываются. Стало быть, чисто
случайным для человека бывает лишь первый талантливый поступок то, о чем
биографы потом напишут: ему представился случай проявить свои способности.
Здесь действительно важно стечение обстоятельств. А затем переживания в
деле, новый эффективный результат, признание, может быть, даже премия или