просыпая иногда русские слова. Я заметил, что многие народы, будь это
северяне, легко поддающиеся влияниям, или южане и даже жители Средней
Азии, последние полтора десятилетия в своих обиходных разговорах запросто
употребляют русские слова. Они как бы уже не могут обойтись без них в
общении друг с другом. Говорили эвенки долго. Василий вроде бы склонял
товарища на поход к Егдо, а тот как бы и соглашался, но, похоже, боялся
чего-то, то ли долгого пути, то ли сомневался - найдут ли они озеро.
Наконец Осип сказал:
маленько. Кого спросишь?
понял: то ли последний шаман, то ли деревянный божок, которого прятали
эвенки по тайге в самых диких местах, передавая из рода в род, от одного
старца к другому, и потеряли все-таки. "Один спрятал Хыну, да, однако,
подох маленько", - объяснил как-то мне проводник-эвенк Спиридон Удогир.
как, скажем, у нас: "подох как собака". Это слово бытует скорей к значении
"ушел к верхним людям".
но, как я заметил, в их отношениях играл первую скрипку.
портвейна, уже в утайку от Казимировны. Она не одобряла будничных выпивок,
хотя в неотвратимости их участвовала с охотой. Решено было выходить из
Инаригды к вечеру, часам к десяти - одиннадцати. Впереди был длинный день,
часы мои показывали восемь утра, а солнце пекло уже знатно. Расстались мы
возле дома Кучи, местной продавщицы, пожаловавшей нам в обмен на трояк из
форточки эту сладчайшую бутылку портвейна. Я крепленых вин не пью, но из
уважения к своим друзьям пригубил. Расстались, уверенные встретиться от
десяти до одиннадцати вечера на том самом месте, где увиделись утром. И
время и место по каким-то глубоким соображениям определил Осип.
Попрощались, и я отправился на реку, чтобы искупаться, а потом уже и
поспать.
обилия дисперсного кварца. Разделся. В безлюдье я люблю скинуть с себя все
и отдаться в объятия света и воздуха. Было жарко и даже душно, но тут, у
воды, дышалось легко. Я лежал на горячем песке, ощущая ни с чем не
сравнимую ласку солнца и земли. Меня словно бы касались невидимые и не
имеющие плоти руки, даже не ладони, а кончики пальцев, полных трепета и
нежности. Такое близкое по ощущению и редкое бывает, когда твой ребенок,
частичка тебя самого, слепо еще коснется ручонкой тела. Я лежал с крепко
закрытыми глазами и слышал вокруг присутствие мира, простора, свободы, для
которых и создан каждый человек, так редко пользующийся этими благами.
струились тысячелетия и века, а рядом бесконечно и мудро шептал,
плескался, бился живым сердцем Авлакан. И в этом шепоте, плеске и стуке
была жизнь всех рек, морей и океанов, которые когда-либо я видел и слышал.
движение по кругу, как всегда в пору белых ночей. Тайга, словно бы
размякшая в доброте жаркого дня, была по-доступному близка и понятна
разуму. То движение соков и смол, творение жизни за густыми ветвями и
лапами, те тайные движения, воплощения, роста и умирания были близки мне и
творились в глубине меня, как и в глубине ее живого чрева. Истинное
счастье - наполненность мгновения, но для меня оно еще и ощущение единства
со всем творящимся в Природе.
алый ток жизни, и я медленно брел, погружаясь в еще одно ликование, в еще
одну земную колыбель, в которой тело перестает быть весомым и становится
легким как пух. Когда едва уловимая рябь, рождающаяся от моего движения,
коснулась губ, я легко оттолкнулся пальцами, на которых шел, словно
балерина, и поплыл к стрежню, чтобы ощутить неподатливую силу реки.
я забрался внутрь и тотчас ощутил запах земли и трав. Вдыхая этот
горьковато-сыроватый запах, я заснул. Я часто вижу необыкновенно длинные
сны, но в тот раз я спал без сновидений.
еще долго с закрытыми глазами.
в себя.
Буньского без единой задержки. Впервые за долгие годы я был в отпуске в
полевой сезон и никак не мог понять, что происходит со мной, пока не нашел
ответа: наконец-то встретился с самим собой.
предстояло покамералить тут, а точнее, подготовить и отправить
оборудование. Возиться пришлось до конца декабря. За три сезона даже
геологи успели обрасти барахлом. Я прилетел в Чичуйск, забрав последние
вещички. Умаялся дьявольски и был благодарен ребятам, сообщившим, что для
встречи готова отличная баня и ужин. Квартировали они у деда Карелина за
городом в тайге, рядом с посадочной площадкой, на которую в бессамолетное
время выпускали коров (чего траве зря пропадать). И случалось, что идет
"антошка" на посадку, а впереди, подняв хвосты, наяривают две коровенки и
три телушки.
сам дед, бывший гусар, давно разменявший десятый десяток, был человеком
приятным и общительным, баловался стихами. Крепко выпив, он становился
плутлив лицом и, сладко улыбаясь, говорил:
измененные, подредактированные и лишенные порой изящества слога.
растрогался до слез при встрече с дедом Карелиным.
хороший, и веничек знатный, и воды предостаточно. Но не обретал я
легкости, задыхался, сердце не справлялось с жаром, туго и часто
пульсировала в висках кровь. Всего один раз похлестался веником, сполз с
полка, окатился студеной водой, вымахнул на волю и, повалявшись в снегу
(зима тогда легла рано, и к ноябрю лежали глубокие сугробы), в надежде,
что после этого станет легче, вернулся на полок. Но легче не стало, и я,
немного погревшись, отправился в предбанник.
бане.
шеи и, накинув меховой кожух, вышел. Уже была ночь, понатыканные вразброс
семечки звезд тускло светились в морозном небе, луны не было, и снег лежал
пепельно-холодный, будто бы ненастоящий, как на картине. Подышав морозцем,
услышав, как унимается расходившееся сердце, как ток крови становится
привычно неощутимым, я поглядел на чистое, без торосов речное поле, на
темную живую глубину большой проруби - ребята специально вырубили ее для
банных утех, - подумал, что можно было бы возвратиться в баню, но все-таки
пошел но стежке к дому. Стежка, уже глубокая, косо бежала по склону на яр.
Идти было легко, я о чем-то задумался. Было тихо, но я не сразу различил в
однообразном поскрипывании снега под ногами другой скрип. Сверху от дома
кто-то спешил навстречу мне. Я пригляделся. Человек тот показался очень
знакомым, но в то же время мы никогда не встречались. Это странное
ощущение знакомства и уверенности в том, что мы никогда не встречались,
родило в душе потаенный страх и нежелание встречаться. Однако мы
сближались, и он, словно бы и не видя меня, шел уверенно, чуть вихлеватой
походкой, прижав под мышкой веник, а в другой руке помахивал дорожной
сумкой с эмблемой авиакомпании. Эта сумка в тот момент больше всего и
озадачила меня - точно с такой отправился и я в баню. Она и сейчас была у
меня в руке, а другой такой же - в том я готов был поручиться - не могло
быть не только в Чичуйске, но и по всей Сибири.
своему не скажу страху или ужасу, ни того, ни другого не было, к своему
какому-то неосознанному удивлению, когда понимаешь, что такого быть не
может, а такое есть, увидел в трех шагах от себя самого себя. Он шел на
меня с рассеянным, отрешенным и задумчивым лицом, с каким живу я все свои
недолгие городские месяцы. На меня шел я, двойник, до мельчайшей малости
повторяющий мой облик. И даже полотенце накручено на голову, только сухое:
ведь шел-то в баню.
чтобы дать дорогу. Проходя мимо, он слегка улыбнулся одними губами, но
бледное, изнуренное лицо осталось недвижимым. И взгляд, глубоко
презирающий меня, скользнул холодно и будто бы обронился у моих ног. А я
стоял, растерянно глядя ему в спину, и было внутри так пусто, так
по-ночному студено и так ничего не хотелось, что пришло накоротке желание
лечь в снег и заснуть, утонуть в нем. Иногда мне кажется, что тогда я так
и сделал и что все последующее совершал не я, а тот, встречный.
заспешил к дому, мало еще что соображая. Дед дремал за столом, накрытым на
двоих. Не знаю для чего, но я сразу же присел напротив и, подняв недопитую
стопку, опрокинул в себя, потом взял лежащий на тарелке надкусанный
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Орловский Гай Юлий