В толпе мятежников гремело "ура!" в честь гибели майора Шурудана и
"слава!" в честь нового отважного друга. Предводитель отряда мятежников
сменил яростный тон на радостный и бешенство - на почтительность.
великолепно знать, что проклятого Шурудана больше нет! Ах, почему
задерживается наш великий Фигерой? Он бы вас прижал к своей груди!
ему подождать с объяснением, пусть раньше обо всем растолкует солдат. Но
теперь Внутренний Голос, окрепнув звуком, грохотнул: "Твоя взяла, бей,
старина, с размаху!" И Конрад сказал с холодной надменностью:
Охлопян! Вы слишком распускаете нервы! Не ждите Марка Фигероя, он не
придет. Великий противник правительства был уже ранен, когда появился
майор Шурудан. Я не сумел спасти Фигероя, но отомстил за него. А перед
смертью Фигерой поручил мне потребовать, чтобы вы...
теснят их из квартала в квартал, надо поскорее бежать.
много слышал об этом удивительном человеке. Антон Пустероде первым
облачился в форму, которая его прославила и породила многочисленные
подражания: гибкий панцирь с фонариками на плечах, заменившими
доисторические военные погоны, и круглыми пластмассовыми крылышками на
спине. Фонарики яркого света не давали, а крылышки в далекий полет не
уносили, но мистический эффект обеспечивали. Когда летающий монах
возносился над головами прихожан и прохожих, а в сумраке проникновенно
сияли его фонарики, высвечивая худое фанатичное лицо, людьми овладевал
экстаз: кто только тихо плакал, кто надрывался в истошном вопле. Антон к
тому же умел проповедовать и голосом был одарен мощным - утробно гремящим,
зловеще проникновенным.
командующего правительственными войсками, больше нет в живых и что
восставших поведу в бой я, его убийца. А вы, Франциск, - обратился Кондрад
к предводителю мятежников, - соберите свой растерявшийся сброд в
правильный отряд, поставьте засадой на углу - и, когда солдаты появятся,
ударим на них. Думать о бегстве запрещаю! Теперь наша возьмет!
кинулся строить мятежников.
для импульсаторов высоту, кричал о новых событиях. Голос Антона Пустероде
не приближался и не отдалялся - солдаты, услышав его, так растерялись, что
позабыли наступать. Летающий монах все снова повторял, что преступный
командир правительственной армии казнен могучей рукой нового вождя
восставших и что новый вождь готов помиловать всех, кто перейдет на его
сторону, а офицеров правительства, сложивших оружие, хорошо наградит. И
когда солдаты возобновили натиск, в нем уже не было ни той уверенности, с
какой они всего час назад вытеснили мятежников из городских кварталов, ни
автоматической дисциплины боя. Из-за угла выбежало несколько солдат, за
ними показались остальные - нестройная кучка, охваченная сомнением и
беспокойством. Франциск Охлопян мгновенно оценил перемену и громовым
криком бросил мятежников на солдат. Солдаты побежали, мятежники мчались за
ними, восторженно импульсируя отстающих.
было и сам ринуться в преследование, но Внутренний Голос мощно крикнул:
"Стой! Справятся без тебя". Личный охранник Конрада, бывший солдат Микаэл
Убуби, не подозревая, что его начальник в этот миг прислушивался к своему
Внутреннему Голосу, но заметив его колебания, поспешно сказал:
не отрапортуют о победе.
снизошел с высоты, а неуклюже плюхнулся на грунт. Он сиял не только
фонариками на плечах, но и всем своим худым неистовым лицом.
кружочки, поникшие на спине. В отличие от летающих монахов низшего ранга -
их крылья представляли собой набор из трех кружочков - у Антона Пустероде
каждое крыло составлялось из пяти кружков, он и возносился выше, и летал
быстрей. Правда, когда Пустероде примкнул к мятежу, правительство
постановило лишить его обоих крыльев, но мятежники не дали унизить
знаменитого проповедника. Антон Пустероде продолжал с самодовольством: -
Вам понравилась моя вдохновенная речь, господин вождь? Мне кажется, я
блестяще раскрыл всем врагам вашу блестящую роль в нашей победе.
Внутренний Голос приказал ему разговаривать только начальственным тоном.
выбежал ликующий Франциск Охлопян; за ним торопились другие мятежники.
Солдаты сдаются в плен! На нашу сторону перешло восемь офицеров, больше
трети вражеских командиров. Мы овладели всем городом! Вас ждут в ратуше
городские власти, наши воины и бывшие сторонники правительства. Все хотят
знать, какие блага вы возвестите нам.
предводителю мятежников:
усомнится.
охранник, бывший солдат правительства Микаэл Убуби шагал позади, защищая
от коварного удара в спину, - и внутренне терзался. Надо было до появления
в ратуше выстроить программу возвещаемых благ и блаженств, без Внутреннего
Голоса такой план не осилить, а Внутренний Голос в этот важнейший момент
бормотал что-то невразумительное. Чтобы продлить время, Конрад
останавливался у каждого поврежденного здания, спрашивал, из какого орудия
импульсировали по дому, были ли убитые жители или всем удалось скрыться в
подвалах.
правительство не церемонилось с жителями, в каждом оно видело
потенциального врага. И не ошибалось, - с гордостью похвалился
руководитель мятежников, - ибо не было дома, где бы нас не прятали, хоть
при этом и проклинали, - честно добавил он. - Зато и солдатам досталось,
когда они побежали. Вот что значило ваше появление у нас, господин Конрад!
Великолепный поворот событий! Мы ждали нашего дорогого вождя Марка
Фигероя, но с ним и отдаленно не связывали столь радостных надежд, какие
сейчас уже стали не надеждами, а реальностью.
Голос. Он мигом набросал программу поведения, широкими мазками высветив
обстановку. "Победа мятежа - это твоя, Конрад, личная победа. Не двинься
ты по правой дороге, была бы не победа, а разгром. Отсюда первый вывод: ты
достоин высшего почета как единственный спаситель мятежников. Принимай
знаки почета без благодарности, как должное, а не наградное. Как назвал
тебя этот психоватый верзила? "Господин Конрад", - так он сказал.
Поставить нахала на место! Ты не какой-то их неудачный божок Марк Фигерой,
трусливо бежавший от правительственного дракона Фердинанда Шурудана, -
пусть до всех дойдет величие твоих дел".
Подольски понимал, что и на этот раз, как и всегда, должен вести себя по
советам своего верного друга и руководителя. Но в какие конкретные
поступки воплотить свое твердое решение взойти на вершину величия?..
"Оставь это на ход обстоятельств", - мудро посоветовал Внутренний Голос.
монах. - Как бы вы повелели именоваться? Марка Фигероя мы называли просто
вождем, иногда более скромно - великим Фигероем, иногда и фюрером - в
честь его древнего земного предшественника, некоего Гитлера. Но ваши
заслуги, несомненно, выше и глубже, я бы даже осмелился выразиться, они
более пылающие. Вы не находите, что формула "пылающая заслуга" единственно
точная?.. Может быть, государь или император?
фюрер, император - не по душе мне, - спокойно ответил Конрад. - Вы
просите, чтобы я повелел... назвал вам свой чин и ранг? Вот так и зовите
меня - Повелителем. И даже без господина. Не господин Повелитель, а просто
Повелитель. Скромно и значительно, не так ли?
высказался Антон Пустероде. - Я бесконечно горд, Повелитель, что моя
просьба повелевать нам... что она воодушевила вас возложить на себя сан
Повелителя. Повелитель, Повелитель!.. Какое сладостное слово, как радостно
произносить его! Сколь почетно будет выполнить повеление Повелителя!
Москита уже успела закатиться, когда показалась ратуша - трехэтажное
здание на десять окон в каждом этаже. Ратуша мощно возвышалась над одно- и
двухэтажными зданиями великого города - Анатра протянулась в длину почти
на километр и захватывала больше полукилометра в ширину; все остальные
города планеты, вместе собранные, не могли бы сравниться величиной со
столицей. Конрад еще в детстве дважды побывал в Анатре, и с той поры в
душе его застыло восхищение ее красотой и богатством. И сейчас он многое
бы дал, чтобы безмятежно пошляться по улицам, любуясь изысканностью
таверн, роскошью вертепов, удобствами ночных берлог - он как-то
переночевал с отцом в одной такой ночлежке. И во рту у него надолго
остался восхитительный вкус проданного им на последний отцовский медяк
варева, которое отец уважительно назвал гороховой баландой. Но Конрад
Якубенко Николай
Шекли Роберт
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Смит Кордвейнер
Никитин Юрий