торое колебание, так как я все еще не знал, в чем заключа-
ется секрет.
в лицо. - Ее пальцы на ноге?
об этом, кроме тебя. Ты единственный человек, который
знает об этом, за исключением ее отца и меня. И никто не
должен знать. Никто и никогда.
ляли ее, и эти "никто" и "никогда" продолжали звучать.
Потом беспокойство ее вновь усилилось и я неловко постарал-
ся выразить в словах то, что чувствовал.
объяснить тебе?
что это очень важно. Слова были гораздо менее выразительны,
чем ее лицо. Она сказала:
добры к девочке, мы надеемся, что это никогда не случится.
то твердое, как железный прут.
будет нашей тайной. Ты обещаешь, Дэвид?
я.
даже от моей двоюродной сестры Розалинды. К тому же в
глубине души я был удивлен, почему это так важно? Разве
мог быть маленький палец на ноге причиной такого беспокой-
ства? Но у взрослых часто были такие странности.
без слов, пока я не почувствовал себя неловко. Она заметила
это и улыбнулась. У нее была добрая улыбка.
в секрете и никогда не будем об этом говорить.
пустился в обратный путь домой, монотонные воскресные
наставления не наполнялись реальностью. Но вот это внезапно
произошло. В голове моей зазвучало определение человека:
"... И каждая нога должна состоять из двух суставов и окан-
чиваться одной ступней, а каждая ступня - пятью пальцами, и
каждый палец должен иметь плоский ноготь...". И так далее,
до конца: "любое создание, которое кажется человеческим,
но не имеет этих признаков, не есть человек. Оно не мужчина
и не женщина. Оно богохульство и ненавистен его вид перед
господом".
постоянно внушали, это ужасная вещь. Но в Софи не было
ничего ужасного. Это была обыкновенная девочка, может быть
более хорошая, чем остальные. Но согласно определению...
палец на ноге - ну, ладно, пусть два пальца, я подозревал,
что на второй ноге у нее тоже шесть пальцев - разве этого
достаточно, чтобы сделать ее "ненавистной перед господом"?
паслись обычно коровы, и насыпь с обеих сторон окружали
деревья и даже взбирались на нее, я спустился по узкой,
редко используемой, тропинке. Здесь нужно было быть осто-
рожным, и я взял в руки свой нож. Случалось, правда очень
редко, что сюда, далеко вглубь цивилизованной части Вакнука,
проникали большие хищники, кроме того, здесь можно было
наткнуться на диких кошек или собак. Однако, как и обычно,
единственными живыми существами, которых я заметил, были
маленькие зверьки, разбегающиеся при моем приближении.
Через три или четыре поля виднелся дом. Я крался вдоль
деревьев, укрываясь в кустах, затем, прикрываясь живыми
изгородями, пересек три поля. И оставалось еще одно. Я
остановился и огляделся. Никого не было видно, кроме
старого Якоба, медленно переваливающего во дворе навоз.
Когда он повернулся ко мне спиной, я быстро перебежал
открытый участок, влез в окно и осторожно пробрался в
свою комнату.
лет тому назад мой дед Элиас Тузик-Стром начал его строить,
появилось много новых комнат, помещений, пристроек. Сейчас
с одной стороны от дома находились многочисленные навесы,
кладовые, конюшни, хлева, амбары. С другой - комнаты для
умывания, сыроварня, маслодельня, помещения для сельскохо-
зяйственных рабочих. За домом с подветренной стороны
находился обширный утрамбованный земляной двор, в середине
которого была навозная яма.
фундаменте из толстых бревен, но так как это был самый
старый дом в нашем округе, то внешние стены его были час-
тично сложены из плит и камней, оставшихся от строений
древних людей, а штукатуренные плетеные стены были лишь
внутри дома.
добросовестным. Много позже я думал составить себе другое
представление о деде, менее красочное, но гораздо более
вероятное.
ясно, почему он ушел оттуда. Говорили, что его предки
были как-то связаны с Наказанием. Значительно более тесно,
чем многие другие. Сам же он говорил, что не смог жить
среди неверующих людей востока и отправился на поиски менее
извращенного и более стойкого населения. Однако, я думаю,
что просто окружающие отказались выносить его присутствие.
Как бы то ни было, он явился в Вакнук - тогда это был
неразвитый район - со всем своим добром на семи фургонах.
Было тогда ему сорок пять лет. Это был сухощавый властный
человек, борец за нравственность. Глаза его горели еванге-
лическим огнем под густыми бровями. Призывы к богу были
постоянно у него на устах, а страх перед дьяволом в сердце,
и трудно сказать, кого он, бога или дьявола, боялся больше.
невесту. Это была робкая и хорошенькая девушка с розовой
кожей и золотистыми волосами, на двадцать пять лет моложе
его. Мне рассказывали, что она бегала, как резвый теленок,
когда думала, что ее никто не видит, но когда чувствовала,
что на нее устремлены глаза мужа, вела себя робко, как
кролик.
рождает любовь, она оказалась неспособной пробудить в муже
воспоминания о его собственной юности, не стала она и хо-
зяйкой его дома.
ми ничьи поступки. Он несколько лет уничтожал ее игривость
своими предостережениями, а розовый цвет кожи и золото во-
лос проповедями, в результате чего появилась седая печаль-
ная тень. Его жена тихо умерла через год после рождения
сына.
разцом для своих сыновей. Вера была символом моего отца, ее