Чтение 3–й страницы книги ~Далекая радуга~

развиваются раньше. А воспитатели у нас, знаешь, какие? Звездолетчики,
герои... Это пока тупик в нашем деле.

Тупик, подумал Роберт. И она, конечно, очень рада этому тупику. Все
они радуются тупикам. Для них это отличный предлог, чтобы ломать стены.
Так и ломают всю жизнь одну стену за другой.

- Таня, - сказал он. - Что такое дурак?

- Ругательство, - ответила Таня.

- А еще что?

- Больной, которому не помогают никакие лекарства.

- Это не дурак, - возразил Роберт. - Это симулянт.

- Я не виновата. Эта японская пословица: "Нет лекарства, которое
излечивает дурака".

- Ага, - сказал Роберт. - Значит, влюбленный тоже дурак. "Влюбленный
болен, он неисцелим". Ты меня утешила.

- А разве ты влюблен?

- Я неисцелим.

Тучи разошлись и открыли звездное небо. Близилось утро.

- Смотри, вон Солнце, - сказала Таня.

- Где? - спросил Роберт без особого энтузиазма.

Таня выключила свет, села к нему на колени и, прижавшись щекой к его
щеке, стала показывать.

- Вот четыре яркие звезды - видишь? Это Коса Красавицы. Левее самой
верхней сла-абенькая звездочка. Это наше Солнце...

Роберт поднял ее на руки, встал, осторожно обогнул столик и только
тогда в зеленоватом сумеречном свете приборов увидел длинную человеческую
фигуру в кресле перед рабочим столом. Он вздрогнул и остановился.

- Я думаю, теперь можно включить свет, - сказал человек, и Роберт
сразу понял, кто это.

- И появился третий, - сказала Таня. - Пусти-ка меня, Роб.

Она высвободилась и нагнулась, ища упавшую туфлю.

- Знаете что, Камилл, - раздраженно начал Роберт.

- Знаю, - сказал Камилл.

- Чудеса, - проговорила Таня, надевая туфлю. - Никогда не поверю, что
у нас плотность населения один человек на миллион квадратных километров.
Хотите кофе?

- Нет, благодарю вас, - сказал Камилл.

Роберт включил свет. Камилл, как всегда, сидел в очень неудобной,
удивительно неприятной для глаз позе. Как всегда, на нем была белая
пластмассовая каска, закрывающая лоб и уши, и, как всегда, лицо его
выражало снисходительную скуку, и ни любопытства, ни смущения не было в
его круглых немигающих глазах. Роберт, жмурясь от света, спросил:

- Вы хоть недавно здесь?

- Недавно. Но я не смотрел на вас и не слушал, что вы говорите.

- Спасибо, Камилл, - весело сказала Таня. Она причесывалась. - Вы
очень тактичны.

- Бестактны только бездельники, - сказал Камилл.

Роберт разозлился.

- Между прочим, Камилл, что вам здесь надо? И что это за надоевшая
манера появляться как привидение?

- Отвечаю по порядку, - спокойно произнес Камилл. Это тоже была его
манера - отвечать по порядку. - Я приехал сюда потому, что начинается
извержение. Вы отлично знаете, Роби, - он даже глаза закрыл от скуки, -
что я приезжаю сюда каждый раз, когда перед фронтом вашего поста
начинается извержение. Кроме того... - Он открыл глаза и некоторое время
молча смотрел на приборы. - Кроме того, вы мне симпатичны, Роби.

Роберт покосился на Таню. Таня слушала очень внимательно, замерев с
поднятой расческой.

- Что касается моих манер, - продолжал Камилл монотонно, - то они
странны. Манеры любого человека странны. Естественными кажутся только
собственные манеры.

- Камилл, - сказала Таня неожиданно. - А сколько будет шестьсот
восемьдесят пять умножить на три миллиона восемьсот тысяч пятьдесят три?

К своему огромному изумлению, Роберт увидел, как на лице Камилла
проступило нечто похожее на улыбку. Зрелище было жутковатое. Так мог бы
улыбаться счетчик Юнга.

- Много, - ответил Камилл. - Что-то около трех миллиардов.

- Странно, - вздохнула Таня.

- Что "странно"? - тупо спросил Роберт.

- Точность маленькая, - объяснила Таня. - Камилл, скажите, почему бы
вам не выпить чашку кофе?

- Благодарю вас, я не люблю кофе.

- Тогда до свидания. До Детского лететь четыре часа. Робик, ты меня
проводишь вниз?

Роберт кивнул и с досадой посмотрел на Камилла. Камилл разглядывал
счетчик Юнга. Словно в зеркало гляделся.

Как обычно на Радуге, солнце взошло на совершенно чистое небо -
маленькое белое солнце, окруженное тройным галосом. Ночной ветер утих, и
стало еще более душно. Желто-коричневая степь с проплешинами солончаков
казалась мертвой. Над солончаками возникли зыбкие туманные холмики - пары
летучих солей.

Роберт закрыл окно и включил кондиционирование, затем не торопясь и
со вкусом починил подлокотник. Камилл мягко и бесшумно расхаживал по
лаборатории, поглядывая в окно, выходившее на север. Видимо, ему совсем не
было жарко, а Роберту жарко было даже смотреть на него - на его толстую
белую куртку, на длинные белые брюки, на круглую блестящую каску. Такие
каски надевали иногда во время экспериментов нуль-физики: она предохраняла
от излучений.

Впереди был целый день дежурства, двенадцать часов палящего солнца
над крышей, пока не рассосутся извержения и не исчезнут все последствия
вчерашнего эксперимента. Роберт сбросил куртку и брюки и остался в одних
трусах. Кондиционирование работало на пределе, и ничего нельзя было
сделать.

Хорошо бы плеснуть на пол жидкого воздуха. Жидкий воздух есть, но его
мало, и он нужен для генератора. Придется пострадать, подумал Роберт
покорно. Он снова уселся перед приборами. Как славно, что хотя бы в кресле
прохладно и обшивка совсем не липнет к телу!

В конце концов говорят, что главное - это быть на своем месте. Мое
место здесь. И я не хуже других выполняю свои маленькие обязанности. И в
конце концов не моя вина, что я не способен на большее. И между прочим,
дело даже не в том, на месте я или нет. Просто я не могу уйти отсюда, если
бы даже и захотел. Я просто прикован к этим людям, которые так меня
раздражают, и к этой грандиозной затее, в которой я так мало понимаю.

Он вспомнил, как еще в школе поразила его эта задача: мгновенная
переброска материальных тел через пропасти пространства. Эта задача была
поставлена вопреки всему, вопреки всем сложившимся представлениям об
абсолютном пространстве, о пространстве-времени, о каппа-пространстве...
Тогда это называли "проколом Римановой складки". Потом
"гиперпросачиванием", "сигма-просачиванием", "нуль-сверткой". И, наконец,
нуль-транспортировкой или, коротко, "нуль-Т". "Нуль-Т-установка".
"Нуль-Т-проблематика". "Нуль-Т-испытатель". Нуль-физик. "Где вы
работаете?" - "Я нуль-физик". Изумленно-восхищенный взгляд. "Слушайте,
расскажите, пожалуйста, что это такое - нуль-физика? Я никак не могу
понять". - "Я тоже". Н-да...

В общем-то кое-что рассказать было бы можно. И об этой поразительной
метаморфозе элементарных законов сохранения, когда нуль-переброска
маленького платинового кубика на экваторе Радуги вызывает на полюсах ее -
почему-то именно на полюсах! - гигантские фонтаны вырожденной материи,
огненные гейзеры, от которых слепнут, и страшную черную Волну, смертельно
опасную для всего живого...

И о свирепых, пугающих своей непримиримостью схватках в среде самих
нуль-физиков, об этом непостижимом расколе среди замечательных людей,
которым, казалось бы, работать и работать плечом к плечу, но они таки
раскололись (хотя знают об этом немногие), и если Этьен Ламондуа упрямо
ведет нуль-физику в русле нуль-транспортировки, то школа молодых считает
самым важным в нуль-проблеме Волну, этого нового джинна науки, рвущегося
из бутылки.

И о том, что по неясным причинам до сих пор никак не удается
осуществить нуль-транспортировку живой материи, и несчастные собаки,
вечные мученицы, прибывают на финиш комьями органического шлака... И о
нуль-перелетчиках, об этой "ревущей десятке" во главе с великолепным
Габой, об этих здоровых, сверхтренированных ребятах, которые вот уже три
года слоняются по Радуге в постоянной готовности войти в стартовую камеру
вместо собаки...

- Скоро мы расстанемся, Роби, - сказал вдруг Камилл.

Задремавший было Роберт встрепенулся. Камилл стоял спиной к нему у
северного окна. Роберт выпрямился и провел рукой по лицу. Ладонь стала
мокрой.

- Почему? - спросил он.

- Наука. Как это безнадежно, Роби!

- Я это давно знаю, - проворчал Роберт.

- Для вас наука - это лабиринт. Тупики, темные закоулки, внезапные
повороты. Вы ничего не видите, кроме стен. И вы ничего не знаете о
конечной цели. Вы заявили, что ваша цель - дойти до конца бесконечности,
то есть вы попросту заявили, что цели нет. Мера вашего успеха не путь до
финиша, а путь от старта. Ваше счастье, что вы не способны реализовать
абстракции. Цель, вечность, бесконечность - это только лишь слова для вас.
Абстрактные философские категории. В вашей повседневной жизни они ничего
не значат. А вот если бы вы увидели весь этот лабиринт сверху...