под вежливым предлогом, что "Случай в карауле" не является типичным для
нашей армии! Святые слова. За свою жизнь я простоял на караулах часов
двести, и только однажды к шелесту листвы, шуму собственных шагов и в
особенности к сонному скрипу ветвей примешались посторонние звуки, а
именно: в кромешной тьме кто-то напористо и страшно пер через ограждение
из колючей проволоки, никак не реагируя на мои отчаянные вопли: "Стой!
Стой, кто идет? Стой, стрелять буду!". Подоспевшее на выстрелы караульное
начальство обнаружило запутавшегося в колючей проволоке убитого наповал
козла. Сгоряча мне обещана была гауптвахта, но потом все обошлось...
лежит. И снова подумал я, какая это все-таки дурацкая затея с языковой
энтропией, если им все равно, что анализировать: "Случай в карауле" или
про кресло с человеческой развалиной.
вполне современного вида, с хорошо сохранившемся, тщательно завязанными
красными тесемками. На обложку наклеен был белый ярлык, а на ярлыке
значилось: "отрывки, неопубликованное, сюжеты, планы".
в пятьдесят седьмом году. Этот рассказ я помню очень хорошо. Действующие
лица там такие: доктор Лобс, Шуа Дю-Гюрзель, граф Денкер, баронесса
Люст... Упоминаются: Карт Эс-Шануа, "полновесный идиот, ставший импотентом
в шестнадцать лет", а также Стелла Буа-Косю, родная тетка графа Денкера,
садистка и лесбиянка. А соль этого рассказа в том, что упомянутый Шуа
Дю-Гюрзель, аристократ и гипнотизер необычайной силы, налетел на свое
отражение в зеркале, когда "взгляд его был полон желания, мольбы,
властного и нежного повеления, призыва к покорности и любви".
подумать только, ведь проросло оно из того же кусочка души моей, что и мои
"Современные сказки" полтора десятка лет спустя, из того же самого кусочка
души, из которого растет сейчас моя синяя папка...
экземпляр. А во-вторых, совершенно никому не нужно знать, что Сорокин
Феликс Александрович, автор романа "Товарищи офицеры!" и пьесы "Равнение
на середину!", не говоря уже о сценариях и армейских очерках, пишет еще,
оказывается, всякие фантасмагории.
действиях. Действующие лица: Сергей Иванович Корягин, ученый, около
шестидесяти лет; Ирина Петровна, его жена, сорок пять лет; Николай
Сергеевич Корягин, его сын от первого брака, демобилизованный офицер,
около тридцати лет, и еще семь действующих лиц - студенты, художники,
слушатели военной академии. Действие происходит в Москве, в наши дни.
Иванович. Главное не закончено и никогда закончено не будет. Вот это мы им
и отдадим.
все остальное, и тут в руку мне попалась общая тетрадь в липком коричневом
переплете, разбухшая от торчавших из нее посторонних листков. Я даже
засмеялся от радости и сказал ей: "Вот где ты, голубушка!", потому что это
была тетрадь заветная, драгоценная, потому что это был мой рабочий
дневник, который я потерял в прошлом году, когда в последний раз наводил
порядок в своих бумагах.
цанговый карандаш из Чехословакии, карандаш не простой, а счастливый; все
сюжеты надлежало записывать только этим карандашом, и никаким иным, хотя,
признаться, он был довольно не удобен, потому что корпус у него лопнул в
двух местах, и грифель при неосторожном движении проваливался внутрь.
тридцатого марта, почти ровно одиннадцать лет назад. Я писал тогда повесть
"Железная семья" - о современных, мирных, так сказать, танкистах. Писалась
она трудно, кровью и сукровицей она писалась, эта повесть. Помнится, я
несколько раз выезжал в части по командировкам, правое ухо отморозил, и
все равно толку никакого не получилось. Повесть отклонили. Спасибо, хоть
аванс не отобрали.
статистических, не ведется, значит, работа идет либо очень хорошо, либо на
пропасть. Впрочем, 7.04 странная запись: "Писал жалобу в правительствующий
Сенат". А 3.05: "ничто так не взрослит, как предательство".
циклевщик, грузчик, водопроводчик, все кандидаты наук. И все застревают в
квартире. Циклевщик защемил палец в паркете, грузчика задвинули шкафом,
водопроводчик хлебнул вместо спирта эликсиру и стал невидимым. И еще
домовой. И строитель, замурованный в вентиляционной шахте. И приходит
Катя".
еще далеко. Справиться мне с этим сюжетом так и не удалось, и сейчас я
даже не помню: какой новосел? Почему домовой? Что за эликсир?
космоса". В те поры все вокруг словно словно бы с ума сошли по поводу
летающих тарелок. Только об этом и разговоров: братья по разуму,
баальбекская веранда, тассильские рисунки. И вот тогда мне придумалось:
живет себе человек, ни о чем таком не думает, по профессии фокусник,
причем фокусник очень хороший. И замечает он вдруг некоторое беспокоящее к
себе внимание. Соседи по лестничной площадке странно с ним заговаривают,
участковый заходит, интересуется реквизитом и туманно рассуждает насчет
закона сохранения энергии. "Это исчезающее яйцо, - говорит он, - не
согласуется у вас, гражданин, с современными представлениями о законах
сохранения". Наконец, вызывают его в отдел кадров, а там у кадровика сидит
какой-то гражданин, вроде бы даже знакомый, но с одним глазом. И кадровик
принимается моего героя расспрашивать, сколько церквей в его родном
Забубенске, да кому там памятник стоит на главной площади, да не помнит ли
он, сколько на фасаде горсовета окон. А герой, разумеется, ничего этого не
помнит, и атмосфера подозрительности все сгущается, и вот уже заводятся
вокруг него разговоры о принудительном медосмотре... Чем должна была
кончиться вся эта история, я придумать так и не сумел: охладел. И теперь
очень жалко мне, что охладел.
короткая запись: "вполсвиста".
начальственных предписаний. Салтыков-Щедрин".
почитывает "Кубические формы" Ю.Манина, очкарик; когда моет посуду, любит
петь Высоцкого. Двенадцать лет в восьмеричной системе исчисления. Цитирует
труды Иллича-Свитыча. Кот по утрам, вернувшись со спевки, стирает
перчатки. Пса учат за едой не сопеть, не чавкать и пользоваться ножом и
вилкой. Он демонстративно уходит из-за стола и шумно, с обидой, грызет
кость под крыльцом. Кот Элегант о каком-то госте: "Этот
Петровский-Зеликович совершенно похож на бульдога Рамзеса, которому я
нынешней весной в кровь изодрал морду за хамское приставание".
перекупила, стала чистить - три воши нашла, одна старая, еще по-аглицки
говорит..."
Это находит на меня иногда: беру старые свои рукописи или старые дневники,
и начинает мне казаться, что вот это все и есть моя настоящая жизнь -
исчерканные листочки, чертежи какие-то, на которых я изображал, кто где
стоит и куда смотрит, обрывки фраз, заявки на сценарии, черновики писем в
инстанции, детальнейше разработанные планы произведений, которые никогда
не будут созданы, и однообразно сухие: "сделано 5 стр. вечер. сдел.
3 стр." А жены, дети, комиссии, семинары, командировки, осетринка
по-московски, друзья-трепачи и друзья-молчуны - все это сон, фата-моргана,
мираж в сухой пустыне, то ли было это у меня, то ли нет.
третьего года.
- кап-кап-кап - падает в каменное углубление живая вода. За год набирается
всего одна пробирка. Только пять человек в мире знают об этом. Пока они
пьют эту воду (по наперстку в год), они бессмертны. Но случайно узнает об
этом шестой. А живой воды хватает только на пятерых. А шестой этот - брат
пятого и школьный друг четвертого. А третий, женщина Катя, жарко влюблена
в четвертого и ненавидит за подлость второго. Клубочек. А шестой,
вдобавок, великий альтруист и ни себя не считает достойным бессмертия, ни
остальных пятерых...
Каменистый Артем
Орловский Гай Юлий
Бажанов Олег
Максимов Альберт
Сертаков Виталий
Шилова Юлия