read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



думал, что так обернет все и с князем Александром, и со плесковичи. Не
гадал... Сейчас даже и сказать можно, когда, в пору какую и в который миг
озарило его истиною.
В тот день он, из утра не слезавши с седла, попал в затор на дороге.
Повозка накренилась, угрожая обрушить под угор груду стянутого вервием
добра. Взъерошенные кони дуром и врозь дергали постромки, медленно, с
натугою, проворачивалось блестящее, в кованом ободе, колесо, вылезая из
снежной каши, и по натуге колеса, по дрожи конской, по сосредоточенным
лицам воевод, подскакавших обочь, учуял: послать на приступ - может, и
пойдут, но не посылать - все вздохнут с радостью. Не послал. Вздохнули.
Угадал верно. Это вот колесо, и растерянные лица возничих, мокрые, в
испарине, расстегнутые овчинные зипуны, растерянные взгляды, когда узрели
князя своего - не готовно-ражие, а растерянно-смятенные, словно не снег
виной, а застал за чем нехорошим...
Он подъехал верхом, солнце грело спину и шею. Март исходил последними
днями. В мокром снегу, растянувши на сорок верст, копошились обозы, возки
и сани, пешая и конная рать, и, как игрушечная, стояла невдалеке
крепостца, светлый дым курился-кудрявился над нею: топили печи либо грели
смолу ради возможного ратного приступу. Оттуда, с заборол, изредка
пролетала стрела; далекий крик дрожал в воздухе; комонные москвичи
оскакивали крепость по-за рвами, целились, придержав коней; спустив
тетиву, срывались опять в скок, уходя от ответного псковского гостинца.
В путанице дорог нелепо растянутые полки подходили и подходили к
Опочке (может, и лепо, как там воеводы решали? Молодой Василий Протасьич
знает лучше его!). Разбрасывая тяжелые жемчужные градины снега, подскакал
тверской князь Константин с боярами, меж которых кинулось в очи лицо
старшего Акинфича - Ивана.
- Вота как?! Стало, не ушел с Александром в Плесков? Альбо оттоле -
сюда?!
Когда-то, четверть века тому назад, отец Ивана Аканфича, Акинф
Великий, едва не захватил Переяславля, где сидел в ту пору Иван Калита,
тогда еще молодой растерянный княжич, ожидавший скорого пленения и взятия
града. Московский воевода Родион Несторыч вовремя подоспел с полком.
Нежданным ударом разбил Акинфичей, самого Акинфа Великого сразил в
поединке и, вздев голову убитого на копье, поднес ему, Ивану, в
назнаменование победы. С тех пор, все эти долгие годы, сыновья Акинфа
враждуют с Москвой и после Шевкалова разоренья должны были оба уйти с
Александром... Так что же, значит, сносят они между собою? Значит, тайное
согласие единит беглого тверского князя с его братьями, выступившими по
зову Калиты в поход противу старшего брата? Да не с тем ли и прибыл
Акинфич, дабы нежданным двойным ударом, оттоле и отселе, покончить с ним,
Калитой?!
Бояре что-то почтительно баяли о близкой ростепели, о снегах,
неуверенных конскому копыту, - не посести бы тута с обозами! Румянолицый,
высоконький Константин, глядя на него расширенными глазами,
кивал-поддакивал. Иван, глядючи на него, всегда вспоминал твердый носик
племянницы Сони, Софьи Юрьевны, полагая, что московская жена удержит
тверского князя от всякого - ратного, иного ли - нелюбия к нему, Ивану.
Тверские князья были в нынешнем походе оба. В обозе везли юного Василия
Михалыча, не очень еще дозволяя мальчику скакать на коне впереди полков.
Да ведь он, Калита, сам же и настоял на том, чтобы в поимку за Александром
Тверским выступила <вся земля>, то есть и младшие братья беглого князя
тоже!
И тут, только тут и подумал! Только тут и испугался смертно, до
холодного поту, до ужаса! Представил вдову князя Михайлы, убиенного,
святого, как толкуют решительно все, - высокую, иконописно строгую, ничего
не забывшую и не простившую; и как, с каким ликом, с какими наказами
снаряжала она младших сыновей всугон за старшим там, у себя, в горелой,
наспех отстроенной Твери, в помочь кому? Брату убийцы мужа (ибо покойного
Юрия все в Твери считали главным и даже единственным погубителем Михаила
Святого), и мало что брату убийцы! Самого-то его, Ивана, не кем иным
считают в Твери, как убийцей Дмитрия Грозные Очи, хоть и без него казнил
Узбек старшего сына Михаилова, - все равно! И почему бы сейчас Константину
не зарубить нежданно ворога своего, как зарубил в Орде Дмитрий Юрия:
саблей, в мах... И все окончит разом. И останется только красная лужа
крови, медленно съедающая истоптанный копытами снег... Перепал. Забоялся.
Забоялся так, что возжаждал скорее оглянуть: близко ли свои кмети? Да нет,
Константин никогда на такое ся не решит! Александр - тот, что сейчас сидит
за твердыми стенами Плескова, - тот бы, пожалуй, и возмог... Или уж, чести
ради, не похотел! (Дак и того обидней!)
Князь Александр леповит, красовит ликом, статью - что сокол, прямой
князь! А горд - горд паче меры! Как он его ненавидел порою! Вот и здесь, и
днесь, на молитве стоючи, воспомня - не вздохнуть! Как в дыму! Главный
ворог он! Он - укор, и язва, и поношение ему, Ивану, да что - всему дому
московскому!
Грамоту прислал из Плескова <всем князьям, женущим по нем и хотящим
его пленити>. Иван ту грамоту и поднесь помнит наизусть: <Мне убо должно
есть со всяким терпением и любовью за всех страдати, нежели отмщати
лукавствующим и крамолящим на меня: ничто же убо есть житие земное, все
убо исчезаем и в небытие отходим, и воздано будет от Господа коемуждо по
делам его. Вам же лепо было другу за друга и брату за брата стояти, а не
выдавати татарам братью свою, но противятися на них за един и стати всем
вкупе за Русскую землю и за православное христианство! Вы же супротивное
творите, и татар наводите на христиан, и братию свою продаете безбожным
татарам!>
Если бы он сам мог сказать эти слова! Не сможет. Никогда. Побывав в
Орде, понял, что никогда. Разве - Узбек умрет... Да и то: что изменит
смерть этого самовлюбленного и мнительного деспота! Когда-то он понимал
брата Юрия. Теперь начал понимать покойного Михайлу Тверского. Нельзя! И
он будет знать, что нельзя, а Александр Михалыч не хочет и не будет этого
знать, и Русь будет любить Александра, а не его, Калиту. Уже и поныне
умную бережливость его зовут скупостью. О, он не скуп там, где надобно! На
каменные церкви, на монастырь во граде брошено излиха, и все ради единого
слова митрополичьего (а Феогност уехал в Литву и глаз не кажет - неужто
все зря?).
Или послать грамоту тверского князя в Орду?! Нет, пущай полежит. Не
сейчас. Не надо сейчас...
И вот главный враг. Александр Тверской. За то, что смел, за то, что
безрассуден. За то, что сын великого отца. За то, что брата его
старейшего, Дмитрия, он, Калита, и в самом деле помог уморить в Орде...
И подумалось в те поры: по чести сказать, и суздальскому князю,
Александру Василичу, почто так уж заботить себя поимкою тверского князя?
Тягался с ним, Калитою, о великом столе. Получил Поволжье и Владимир.
Сейчас, слышно, строит свой Нижний, ладит туда перевести стол из Суздаля
и, поди, больше всего боится, как бы московский великий князь не наложил
руку на Нижний Новгород!
Он, Иван, тогда все еще надеялся. Прехитрое, как казалось самому,
послание сочинил - на благородство Александра надея была да еще на страх
татарский: <Аще не приведем в Орду князя Александра Михалыча, вси от царя
Азбяка отечества своего лишены будем и смерти преданы и землю Русскую
пусту сотворим>. А самому Александру тогда же с владыкой Моисеем и
Авраамом, тысяцким новогородским, послал: <Царь Азбяк всем нам повелел
искати тебя и прислати к себе в Орду. Поиди убо к нему сам, своею волею,
да же не привлечеши ярости его на всех нас! Удобно бо тебе есть за всех
пострадати, нежели нам всем тебя ради пропасть и пусту всю землю
створити>.
Лукавил. Знал он Узбека, как себя самого! Понимал, что Узбек трус,
получит серебро и утихнет, и за то, что не поиман Александр, не накажет
уже никого. Была, однако, надея: Русь... обчая беда... отвести... Не то
время! И никого не обмануло клятое послание. Плесковичи решительно
воспротивились: <Не езди, княже, все за тя главы своя положим!> Да и
новгородцы не ревновали о сече, ни тверичи, ни суздальский князь... И вот
- и вс°! Рушилось. И понял это в тот миг, когда, испугавши его, Константин
отбыл, и продолжалось тяжелое вращение в сырой снежной каше кованого
колеса, а растерянные рожи молодших оборачивались от него к застрявшему
возу, и пар шел от тел, от лиц, от расстегнутых мохнатых зипунов...
Бросилась в очи чья-то зеленая рукавица на снегу, яркая, как березовый
лист, непонятно почему в точности похожая на его собственную (и
почтительно тут же поданная Ивану стремянным). Оказалось - уронил, не
заметив, и в том было что-то, унизившее его. И в том было паки униженье,
что побоялся спросить про Акинфича, а слухачи донесли вечером: верно,
оттоле! Прискакал с супротивныя стороны, и сносят между собою. Вот и
понимай! И приступ к Плескову без стеноломов, без пороков камнеметных...
Даже и он, Иван, понимал, что отобьют, с соромом отобьют их плесковичи! А
суздальцы дадут московитам пойти напереди и не поддержат. Поддержат ли
новогородцы? Ой ли! И что же тогда? И чьей головой покупати будет трудный
мир с ханом: Александровой али его, Калиты, главою?
Решение пришло к нему ночью, - спасение! И уже не спал до утра, и уже
на рано-ранней заре ринул, аки агнец в скорби, ко отцу небесному прибегая:
Феогност! Пасть в ноги присланному из Царьграда греку, просить, молить: да
своею волею - волею нового митрополита русского - пристрожит, прикажет
плесковичам! Умолил. Феогност наложил проклятие на плесковичей. Те и еще
поупирались, но в конце концов пред церковною властию сдались. Александр
ушел в Литву...
Разумеется, уйти ему дали без препоны. И проклятие (хоть и супруга, и
дружины немалое число, и казна княжеская остались во Плескове) тотчас было
снято с города, и все сошли в мир и любовь. А он... он сел за тяжкое
послание хану Узбеку. При поминках. При серебре новгородском, что иначе
осело бы в его великокняжеской казне. И как спешно, как резво, выдирая
возы и сани из провалов и водомоин в рыхлых весенних путях, из снежной



Страницы: 1 2 [ 3 ] 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.