Чтение 3–й страницы книги ~Лодейный кормщик~

захватить Архангельск.

Однако подход эскадры уже был лишен такого важного преимущества, как
внезапность. Еще в мае русский посол в Дании Измайлов сообщил Петру о
готовящемся походе шведов. Они снаряжали военные суда под видом китобойной
флотилии, якобы собирающейся на промысел в Гренландию. Но зачем гренландским
китобоям нужны штурманы, хорошо знающие Баренцево и Белое моря? "Нашли
дураков! - сказал Петр, получив эти сведения. - Белыми нитками черный кафтан
шьют!"

Стоя на палубе флагмана, Шеблад осматривал в зрительную трубу пустынный
горизонт. Он плотно позавтракал, выпил рюмку датской водки и был в хорошем
настроении.

Шеблад рассказывал вахтенному офицеру, как англичане искали пути в Китай
и Индию... "Сей исторический опус любопытен", - говорил он.

В 1553 году английский король Эдуард Шестой послал три корабля на поиски
северо-восточного прохода в Индию. Два корабля погибли во время бури, а
третий - "Эдуард Благое Предприятие", под командой старшего кормчего Ричарда
Ченслера, - вошел в устье Северной Двины и отдал якорь у Николо-Корельского
монастыря, переполошив своими невиданными размерами рыбаков-поморов.

Эту историю и вспомнил Шеблад. Но как бы то ни было несчастный случай,
разметавший корабли англичан, помог им открыть для себя загадочную Московию,
завязать с ней дружественные торговые сношения. Россия, по словам того же
Ченслера, была "подобна молодому коню, которого, несмотря на всю его силу,
может обуздать малый ребенок".

Времена Ивана Грозного и нынешние петровские времена - не одно и то же.
Шеблад это понимал, и потому на загорелый лоб его набегала тень
беспокойства. Какой сюрприз приготовил ему неутомимый и прозорливый
московский царь в устье Двины? Шеблад шел вслепую. Ни одного торгового судна
до сих пор не удалось перехватить в море, чтобы выяснить обстановку в
Архангельске. Видимо, все иноземные корабли заперты в устье Двины, и
московский царь не позволяет им выйти из гавани.

"Что из этого следует? - размышлял Шеблад, легким ударом ладони собрав
зрительную трубу. - Видимо, то, что Архангельск все-таки знает об опасности.
Это усложняет выполнение боевой задачи".

Но Шеблад был прежде всего воином, боевым адмиралом, он решительно
отбросил прочь грустные мысли и взвесил, что для победы, по крайней мере,
нужны три условия: хороший лоцман из русских, быстрота в действиях,
храбрость моряков и солдат.

...Ветер начал "крутить", и на корабле зазвучали команды. Матросы
карабкались по вантам наверх маневрировать парусами, чтобы "поймать" ветер.

Все было в движении. Летел ветер, надувая паруса, свистя в вантах и
теребя волосы на обнаженной голове боцмана; бежала за бортом вода, бежали по
воде корабли, в глубине темными молниями сновали в родной стихии рыбы. А в
небе неведомо куда летели редкие, прочесанные ветром облака.

Костер дымил, и Гришка, то и дело отворачиваясь от него, утирал рукавом
слезящиеся глаза. На тагане висел медный котел, в нем бурлила рыбацкая уха.
Гришка отхлебнул из ложки, попробовал рыбу. Готово. Можно теперь уменьшить
пламя. Он отгреб в сторону головни, разложил новый костер, оставив под
котлом горячие уголья. Принес из зимовки - промысловой ветхой избушки -
кусок парусины, деревянные миски, ложки, хлеб и берестяную солоницу. Сложил
все это возле костра, зорко, молодыми глазами посмотрел на море. Из-за мыса
показался знакомый парус. Рыбаки возвращались на остров. Зуек сел на валун и
стал ждать.

Много дел у поморского мальчишки - зуйка. Гришка помогал рыбакам
наживлять мелкой рыбешкой, мойвой, крючки яруса - рыболовной снасти. Когда
взрослые уходили в море, он был на стане за хозяина, караульщика, повара,
приводил все в порядок, готовил еду.

На поморье зуйком называют птицу, похожую на чайку, - хлопотливую,
непоседливую, озабоченную. Должно быть, потому, что и корабельные мальчишки
были всегда хлопотливы, непоседливы, рыбаки дали им название "зуек".

Парус вскоре из расплывчатого серо-белого пятна вырос в высокое,
наполненное ветром полотнище. Вот уже стало видно, как поблескивают на
низком солнце мокрые длинные весла. Шняка шла тяжело, по всему видно:
возвращаются рыбаки с богатым уловом. Гришка встал на валун и, удерживая
равновесие, замахал приветно и радостно. Со шняки кто-то ответил ему, подняв
над головой шапку. Судно круто повернуло к берегу, к камню, где маячила
одинокая тоненькая фигурка Гришки. Сник и исчез с глаз парус - его опустили.
Судно причалило к косе, до сухого берега оставалось пять-шесть шагов. Поморы
попрыгали в воду, забулькали по ней бахилами. Вокруг валуна захлестнули
канат и усталой валкой походкой пошли к костру. Гришка уже разостлал на
траве скатерть-самобранку.

Иван Рябов, достав из сумки холщовое полотенце, пошел к ручью умываться.
За ним последовали остальные. Вернулись от ручья повеселевшие. Иван
взъерошил русый вихор на Гришкиной голове:

- Ну, как дела, хозяинушко? Уха готова? Шибко проголодались мы. Улов
удачный. Отдохнем - и домой.

- Утром? - Мальчик поднял лицо, прокопченное дымом, со слезливыми
потеками на щеках.

- Утром, - ответил Иван. - Поспим и с зарей парус поднимем. А ты бы
умылся! Ишь, все лицо в саже, будто трубы чистил!

Гришка рассмеялся, побежал к воде. Рыбаки расположились вокруг брезента,
хлебали уху из мисок, похваливая зуйка.

- Бери ложку, Гришуня! - Рябов чуть подвинулся, освобождая место рядом. -
Уха у тя добра!

После еды привели в порядок шняку, спрятали рыбу в кладь, развесили для
просушки снасти, а когда стало смеркаться, все завалились спать - кто в
избушке, а кто возле нее, на берегу.

Чайки-разбойницы кружились над стоянкой, над судном, накрытым парусом.
Поживиться им было нечем. Они сердито и визгливо кричали. Черный баклан с
зобом, похожим на пеликаний, ходил поодаль по берегу, косясь на рыбаков
круглым блестящим глазом.

После визита на Двину Ричарда Ченслера началось торговое судоходство на
Белом море и появилась необходимость иметь здесь лоцманов, которые бы
указывали иностранным судам фарватер. В 1656 году с ведома архангельского и
двинского воеводы семеро поморов, хорошо знающих устье, объединились в
артель "корабельных вожей" и стали водить суда к пристаням "без государева
жалованья" и "без мирской подмоги". За два рубля лоцман-вожа сопровождал от
Мудьюга к Архангельску купеческое судно, а за шесть рублей вел его обратно в
Двинскую губу. "Новоторговый устав", принятый во времена царя Алексея
Михайловича, установил пошлины на ввоз товаров, с тем чтобы торговля была
прибыльной для государства.

Корабельным вожей мог стать не всякий рыбак. Надо было обладать отменным
знанием своего ремесла, усвоить глубины моря в разных местах, расположение
отмелей, рифов, засоренных мест, иметь понятие о грунтах, о направлении и
переменах течений, времени приливов и отливов. Лоцманы ориентировались по
приметам, известным только им.

Это были предприимчивые и мужественные люди. А мужество требовалось
немалое: днем и ночью в любую погоду, при сильном ветре, иногда и в шторм,
по сигналу с иностранного корабля лоцман был обязан выходить на карбасе к
судну и становиться у штурвала.

Ивану Рябову не раз доводилось провожать корабли от Николо-Корельского
монастыря в Архангельск и выводить их из запутанного, нашпигованного
островами и мелями устья Двины не только в Белое море, но и сквозь вечную
толчею волн из горла его в океан. А уж заливы, протоки и устья Иван знал не
хуже любого лодейного кормщика - с детства плавал на промыслы с рыбаками до
Мурмана и дальше.

Но сейчас, покидая остров, направляя суденышко к дому, Иван не ведал о
том, что его знание морского дела может нынче же кому-либо понадобиться.

* * *

Адмирал Шеблад долго сидел в каюте над картой, изучая Двинскую губу. Но
карта была неточна, не так подробна, как требовалось. На ней не были
отмечены коварные места, о которых адмирал слышал еще в Стокгольме, и
датские лоцманы, нанятые в Гельзингере для сопровождения эскадры, на подходе
к российским берегам опустили руки. Благополучно проводив корабли морем, они
не могли указывать путь дальше и, считая свой долг выполненным, попивали ром
в отведенной им каюте, не смея больше показываться адмиралу на глаза.

Оставалось взять лоцмана на острове Мудьюг, что расположен у входа в
Двинское устье, в тридцати милях от Архангельска. Шебладу было известно, что
там имелась лоцвахта - лоцманская служба. Но какой русский согласится взойти
на борт вражеского корабля, чтобы привести его с пушками и солдатами в свой
родной порт? Каждому известно, что Россия воюет со Швецией, и всякий, завидя
в море чужой вымпел, настораживается.

Шеблад колебался недолго: он вовсе не намерен был считаться с морскими
кодексами и уставами и приказал вестовому позвать флаг-офицера.

Через минуту в каюту вошел невысокий, с тонкий и розовощеким, как у
девушки, лицом красавец лейтенант. Он вытянулся, отдавая честь.

- Передайте приказ: всем кораблям поднять английские и голландские
торговые флаги, - сказал Шеблад и, видя, что распоряжение его не совсем
понятно лейтенанту, добавил с усмешкой: - По выбору, тот или другой... -
Есть! - Флаг-офицер стукнул каблуками ботфортов, повернулся и вышел,
почтительно прикрыв дверь адмиральской каюты.

Капитан передового фрегата Эрикссон, получив приказ адмирала, поднял на