достаточных оснований не имеет смысла; события сведены в
причинно-следственные ряды, что облегчает нашу задачу - интерпретацию, и.
наконец, читатель без затруднения может проверить ход нашей мысли и
правильность выводов. Но, увы, ограничиваться этим путем нельзя, ибо если
бы в историографии все обстояло так благополучно, то не возникало бы
проблем, подобных тем, с которыми мы уже столкнулись и столкнемся еще не
раз. Поэтому нам придется снова и снова обращаться к источникам не в плане
текстологическом или литературоведческом, а на предмет проверки
достоверности тех или иных сведений, возбуждающих сомнения или недоверие.
Источниковед-филолог стремится ответить на вопрос: что говорит изучаемый
автор? А источниковеда-историка интересует: что из сообщаемого автором -
правда, что им опущено и как было на самом деле? Разница в аспекте
очевидна.
Весьма распространено мнение, что ошибочность или недостаточность вывода
объясняется поверхностным изучением источника. Молчаливо предполагается,
что имеющиеся в научном обороте источники содержат все, что нужно для
совершенного знания предмета. Достаточно лишь предельно точно перевести
сочинение средневекового автора и пересказать его своими словами, чтобы
любая проблема, связанная с данным сочинением, была решена. Это мнение
нигде специально не сформулировано, но бытует как нечто само собой
разумеющееся и не подлежащее пересмотру. При этом упускается из виду, что,
слепо следуя источникам, историк только воспроизводит точку зрения древнего
автора, а никак не истинное положение дела, которое самому старинному
автору бывало зачастую неясно. Критика источников при таком подходе
сводится к установлению их аутентичности, а противоречия нескольких,
несомненно подлинных, источников составляют барьер, не всегда преодолимый.
Да и как его перепрыгнуть, если для этого рекомендуется, допустим в нашем
случае, опровергнуть все новые, да и старые исследования по истории
Монголии [*9], заново перевести источники с арабского, персидского,
греческого, китайского, монгольского, латинского, грузинского и армянского
языков, да так, чтобы не повторить ни одного из предшественников и в конце
концов выдвинуть еще одну гипотезу, отнюдь не имея уверенности, что она
лучше прежних.
Этот путь меня не манил прежде всего потому, что никак не мог набраться
смелости заявить, что мои переводы (если бы я их сделал) будут лучше и
точнее, чем те, которые были выполнены блестящими и ученейшими филологами.
Наоборот, историк, имея собственную точку зрения, всегда будет подгонять
перевод под подтверждение ее. И совершенно безразлично, сознательно ли он
выбирает удобные для него варианты или искренне верит, что так оно и есть.
Даже стремление к повышению степени буквальности нецелесообразно, потому
что буквальный перевод далеко не всегда самый точный, так как тут
опускаются смысловые и интонационные нюансы, значащие в литературном
произведении куда больше, чем формы глаголов или синтаксические обороты.
Но самым главным пороком этого метода является те, что исследование
предмета подменяется изучением текстов, упоминающих о нем. Ведь нас
интересует сама несторианская проблема, а не то, что о ней рассказывали
современники.
Факты, отслоенные от источника критикой, редко позволяют уяснить ход
событий, потому что всегда многие важные события в источниках бывают
опущены, а незначительные выпячены. Примером может служить Ветхий завет
Библии. Читая только его, невозможно усомниться в том, что вся история
Ближнего Востока в первом тысячелетии до нашей эры вращалась вокруг Израиля
и Иудеи. На самом же деле, как мы теперь хорошо знаем, Израиль и Иудея были
захолустьями ближневосточного мира, исторические судьбы которого в эпоху
определялись совсем другими народами и государствами.
Точно так же из "Песни о Роланде" вытекает, что главным событием первого
похода Карла Великого в Испанию в 778 г. были геройская смерть Роланда в
неравном бою с маврами. Но, как известно, такого боя вообще не было и
Роланд на самом деле был убит в Ронсевальском ущелье басками, а не маврами.
Однако такое явное искажение событий не мешает "Песне о Роланде" оставаться
первоклассным историческим источником, как не мешает оно оставаться таковым
же и "Слову о полку Игореве", хотя описанный в нем поход князя Игоря на
половцев в 1185 г. проходил совсем не так, как изложено в "эпосе" [є7]
[*10].
Поэтому необходим анализ, который целесообразно проводить путем
синхронистического подбора фактов, благодаря чему легко обнаружить
преувеличения и недомолвки источников, а также "белые пятна" в общей
картине. Заполнение последних возможно только путем интерполяций,
восполняющих на основе причинно-следственных связей первоначальную канву
событий, полученную из источников [є8]. Степень точности при интерполяциях,
естественно, снижается, но допуск невелик и общая закономерность не
нарушается, зато в противном случае она теряется вообще. Следующая операция
- синтез: сравнение полученной исторической канвы с аналогичными рядами
фактов, установленных таким же образом в смежных науках. Синтез -
констатация схождении и расхождений и объяснение того и другого, что и
является целью исследования.
Итак. методическая цепь четырехчленна: 1) как (написано)? 2) что (было на
самом деле)? и что к чему? - завершенный продукт производства.
Спешу договорить, дабы предупредить возможную - нет, неизбежную - критику,
основанную на неполном понимании моего подхода. Я не против повторения
переводов старинных текстов, даже больше - я за него, но считаю
непозволительной роскошью не отдавать себе отчета в том, что именно может
принести такая, очень большая и сложная работа. В разных случаях разное.
Для изящной словесности повторные и параллельные переводы крайне
желательны. Каждый переводчик передает подмеченные им нюансы эстетические,
стилистические и смысловые. Тут не может возникнуть дублирования, потому
что художественный перевод всегда отличается от подлинника и от
аналогичного перевода, особенно сделанного на несколько поколений раньше.
Тут и язык - как система ассоциаций и рефлексов - имеет значение, а мы
знаем, что наши деды говорили, пусть чуть-чуть, но иначе, чем мы.
Другое дело деловой перевод. Там, где дело не касается терминологии,
стилистика не меняет ни смысла, ни значения. В каких бы выражениях ни было
сказано о поражении, допустим, русских на реке Калке - факт не изменится и
убитые князья не воскреснут. Для нашего анализа достаточно такого перевода
и даже следует ограничиться именно им, чтобы иметь возможность взвесить все
pro et contra беспристрастно.
Что же касается терминов (названий чинов, родов войск, топонимов, этнонимов
и т.п.), то в раскрытии их филолог ничем не сможет помочь историку, если
тот не разберется сам, опираясь не на этимологию отдельных слов, а на
комплекс событий, в описаниях которых эти трудные слова встречаются в
разных сочетаниях. Вот поэтому мы и будем рассматривать проблему "попа
Иоанна" не как проблему текстов, а как проблему исторической
действительности XII в., для которой вопрос о восточном христианстве, как
это ни странно, является ключевым вопросом.
ПОИСКИ ПУТЕЙ ИССЛЕДОВАНИЯ
Вопрос о том, как писать "историю", не решен, да и никогда не будет решен.
Больше того, в решении его нет необходимости, потому что рецепты здесь идут
скорее во вред делу, чем ему на пользу. Совершенно невозможно представить,
чтобы два исследователя-современника, занимающиеся одним периодом, даже при
полном согласии в трактовке событий и оценке явлений, изложили предмет
одинаково, так как каждый из них уделит большее внимание сюжетам,
соответствующим его научным интересам. Именно это разнообразие способствует
объективному познанию исторического процесса, который предстает перед
читателем в разных аспектах и, значит, наиболее полно.
Жанр, стиль и язык исторического повествования определяются тем, к кому
обращается автор: к группе ученых-специалистов или к широкому читателю,
интересующемуся темой исследования. В первом случае обязателен крайне
обстоятельный анализ сложных проблем, решение которых предлагается автором;
сокращенное до минимума изложение хода событий, потому что специалистам оно
известно; и сухой, деловой язык, ибо центр тяжести перенесен на
доказательство и историю вопроса. По существу, такая книга не что иное, как
большая статья.
Во втором случае автор уделяет больше внимания историческому синтезу,
опираясь на результаты аналитических работ через отсылочные сноски.
Повторять аргументацию цитируемых статей нецелесообразно, так как это лишит
читателя возможности следить за ходом мысли автора. Изложение развития
событий приобретает решающее значение, потому что в нем, как в фокусе
телескопа, сосредоточивается осмысление эпохи в целом. Язык допустим
образный, подчас эмоциональный.
Наконец, возможен и третий подход - справочный. Далеко не все разделы
истории одинаково хорошо известны читателям, в том числе самим историкам.
Историческая наука в XX в. так расползлась вширь и вглубь, что историк,
скажем, итальянского Возрождения оказывается по отношению к истории Индии
или Китая просто квалифицированным читателем. Это особенно болезненно
отражается при постановке сюжетов, подобных нашему. По кочевниковедению
Пехов Алексей
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Василенко Иван
Витковский Евгений
Суворов Виктор