ушли от своих. Были видны две стайки погони. На высоких местах, доступных
глазу издали, Ратибор сдерживал своих, маня хазар видом возможной потехи.
Ныне, на четвертый день, дозор уходил, дерзко показываясь раз за разом.
Хазары прибавляли ходу. С осокоря Ратибор видел, что за ним гналась одна
стая. Те, у кого кони были послабее, остались далеко позади.
которой питал два речных истока: ингулецкий и ингульский. До Рось-реки
отсюда остается верст сто сорок. Не жалея коней, можно за день поспеть к
Турьему урочищу.
степь, свободная от доброй защиты деревьев, языком изгибалась. Гнись,
гнись, змея-дорога, а ведешь ты всех, кто захочет, прямо на Рось!
старшему. Хазары поспевали, в их стайке уже различались отдельные
всадники. Выступ леса ненадолго закрыл обзор. И когда дорога вышла опять
на прямую, сделалось очень заметно, как догоняли степняки. Сейчас их можно
счесть всех без ошибки, не путая верховых лошадей с заводными. Ратибор
приказал:
Верстах в двух спешила стая загонщиков, не по следу, а назрячь*. Махали
плетями, спешили. Видели хазары, как слобожане, переменив коней, не смогли
оторваться даже на свежих.
рощи стеснили степную дорогу до узкого прогала - знакомого россичам горла
змеиного пути. Скоро будет узость, где от леса до леса не более четырех
сотен шагов.
передние придерживали, помня об осторожности. И слобожане дали волю
лошадям.
былинках родились великие силы и бросают всадников все вперед и вперед.
Уже не скачут, летят над степью чудесные всадники.
уносятся твердые камни ударов. Вот и нужное место! Ратибор закричал,
указывая влево. Слобожане птицами порхнули к опушке, твердо удерживая
поводья и сжимая колени, чтобы кони не побились о деревья. С полуслова
поняв волю старшего, каждый закрепил оголовья заводных лошадей за дерево.
И взор уже в поле, и стрела уже на тетиве. Ждать, видно, недолго.
ждет, зная чудесной общностью с всадником, что задумано дело и дело должно
совершиться. Медленно впивается жало овода в тело притихшей лошади,
медленно наполняется кровью серое брюшко злобного мучителя. Ему нет дела
до людей, он хочет насытиться и отложить яички, чтобы продлить свой род
неизвестно зачем.
битого громом, упал ворон. Он был так же черен, как сучья, опаленные
гневом Перуна. Птица с приподнятыми крыльями была похожа на человека,
вздернувшего плечи. Ворон не верил затаившимся людям. Блестя горькой
ягодой глаза, он был готов к бегству. Он знал - человек не берет ворона. И
все же боялся. Дурно тому, кто мучает себя лишними страхами - от излишнего
знанья. Плохой из него будет воин. По скупости души он старается так
поступить, чтобы совершить задуманное без потерь. И - все потеряет.
конь ударил хвостом. Жесткая прядь просекла раздутое брюшко овода,
брызнула кровь.
Звал своих, подгонял.
кучно, дав коням полный мах. Думали степные, что догоняют усталых, слабых
числом россичей. Спешили прямо на солнце.
зверя, и на человека!
телом бросили первые стрелы. Еще рубила жильная тетива дубленую рукавичку
- защиту левой руки, а правая уже клала новую стрелу, уже тянула-рвала
тетиву. И гнется тугой лук колесом, над ухом срывается тетива с пальцев. И
опять вслед стреле рвется из груди не то вздох, не то выкрик. Никто не
видел, как от боевого гнева постарели молодые лица.
Хазары падали. Падали и хазарские кони, сбитые уздой, которую тянули
мертвеющие руки. Росские стрелки, не мигая, брали цель, высоко поднимаясь
на стремени.
Убивали верной смертью тех, кто хотел их убить. Ни один хазарин не
проскочил мимо засады, ни один не успел повернуть. Вперед умчались кони,
лишенные всадников, назад не вернулся ни один, как всегда.
борзых коней, на поле боя полегли хазарские богачи. Невзятой останется
богатая добыча - времени нет ничего. Торопись, торопись! Гибнут после
удачи воины, забывшие себя от жадности. Спеша, слобожане хватали хазарское
оружие. Громко звал Ратибор разбирать заводных лошадей, которые ярились от
запаха крови.
шарахнулись хазарские лошади. Сбившись вместе, они тянулись к траве.
Слобожане развернулись и погнали живую добычу.
чувствовал на своей спине хазарскую стаю. Молодой вожак хотел сберечь
чистой боевую удачу.
Впереди уходили, шпоря себя пустыми стременами, хазарские лошади.
назад от людей.
чистым воздухом леса и степи.
и все были равно бессмертны - и люди и кони.
накопленное заботой хозяев. Есть привычка к оружию, есть любовь к нему.
навыками уносил придирчивое знание оружия, уносил неизгладимое пристрастие
не к любому, а к отменному копью - однорогой рогатине на прочном ратовище,
к луку тугому, к надежной стреле. В оружии ценил не красоту, не изящество,
а верность. Выйдя на поляну, россич умел любоваться стрелой, брошенной
вверх под самое облако, глядел, как она, повернувшись в выси, возвращалась
и тяжко вонзалась в рыхлую землю. Хорошо!..
дерево, гнул, выгибал, строя длинный щит для пешего, круглый - для конного
боя. Из копыт своих лошадей и диких тарпанов, из лобных костей быков,
коров, туров вытачивались бляхи. Из них, из копытной роговины, из железных
пластин так умели набрать чешую на доспехе, что лежала она, подобно
рыбьей, - кожи не видно.
неумелец, который не знал счастья владеть воистину собственными вещами. У
него нет ничего своего. Он голый. Он как евнух, о которых рассказывают
ромейские купцы на Торжке-острове.
утварью и игрушкой, вместе с плугами, боронами, вилами, граблями во дворе
неотъемлемо присутствовало оружие.
с ремешками-хвостами. К ним тянулось дитя, когда кошка увертывалась от
докучливых детских ручонок.
его числом меньше, чем могло быть. Из десяти родов только восемь выслали
подмогу слободе. Свои же предали, свои же ударили с тыла, рассудив, как
чужие. Кого тут винить, князь-старшин? Невелика их власть, ничто она по
сравнению с вольностью рода. Род терпит власть старшего, пока хочет. Два
рода, которые в страшный час въявь отказались от общности, решив
обороняться у себя, из-за градских тынов, были из дальних по месту от
южного кона племени.
шесть десятков слобожан, от каничей - четыре. Лишняя сотня мечей - помощь
большая. И какая малая, если подумать, что пять сотен могли бы прийти, и
шесть набралось бы, и семь...