уповать на скорое от них избавление. Господствовало упорное нежелание
признавать их успехи в земледелии и ремеслах именно потому, что индейцы
собирались узаконить свое проживание на исконной земле.
интересы белых пришельцев. Полковник Хокинс, естественно, не мог возбудить
симпатий человека, в натуре которого доброе уживалось с дурным, а дурное
проявлялось и в ненависти к краснокожей расе. Индеец, по его словам, был
ему противнее хорька.
которого, если оглянуться, открывался широкий обзор долины. Капитан еще
раз бросил взгляд на великолепный ландшафт, как бы укрепляя себя в своем
ожесточении, пришпорил коня и пустил его галопом через густой кустарник.
Раскидистые ветви хлестали по лицу. В который раз стряхивал он с себя
снег, осыпавшийся с кустов, как вдруг уловил шорох, не на шутку его
настороживший. Он замер: взгляд его серых глаз скользнул по зарослям
лавра, и конь попятился. Одной рукой капитан нащупывал пистолет, другой,
сжимая бич, готовился нанести удар притаившемуся недругу.
вчера?"
ветви раздвинулись, и перед ним выросла поистине великанская фигура. Конь
резко отпрянул, и всадник чуть не вылетел из седла. На его пути стоял
вчерашний гость - вождь индейцев. Голова его была все еще перевязана
платком, закрывающим один глаз, в то время как другой, до жути
неподвижный, с уничтожающим презрением уставился на капитана.
слова на пса, бросающего семена сорных злаков на тропу бледнолицых и
краснокожих. Сосчитал ли он головы тех, кто остался в его вигваме? Не
найдет ли он, когда возвратиться от бледнолицего агента, свой вигвам
пустым? А кожу с черепов своих родичей высушенной на костре краснокожих?
вождем появились два ряда индейцев свирепого вида.
поселенцев, кое-чему научившихся за два года общения с индейцами. С миной
наивного недоумения, каковая не всегда дается и самому искусному
дипломату, капитан возразил:
съездить за парой локтей фланели, если уж большой вождь принес нам голое
дитя, как какой-нибудь...
спохватился.
капитан. - У моей Бетти всего одно платье, да и то оно нужно ей самой.
Ставлю джилль [мера объема жидкости, равная 0,118 л] виски, если бедняжка
не замерзнет к моему приезду.
одному из индейцев, прошептал ему на ухо несколько слов, после чего тот
мигом исчез в зарослях.
деньги. Не забудьте также про туфельки и чулочки. Или мокасины, это уж как
вам понравится, - сказал капитан, поворачивая коня.
краснокожего вождя всегда открыты. Ни один бледнолицый не пройдет по этим
тропам краснокожих воинов. А если он все же пройдет, то они снимут кожу с
его головы и голов его людей.
наших бедных голов: покупать ром, добывать меха и много чего другого!
него силу. Но он не увидит никого, кроме своих родичей, пока не сменятся
три луны. Да пусть не забудет держать язык за зубами.
посмотрев ему вслед, облегченно вздохнул и рванул поводья, чтобы поскорее
убраться восвояси.
этом странном краснокожем.
как божий день. Но где и когда грянет гром, и как предотвратить беду, -
этого он не знал. О том, чтобы известить Маклеллана, агента правительства,
не могло быть и речи. От Маклеллана до полковника Хокинса добрых двести
миль, и покуда тревожная весть дойдет до него, - размышлял капитан, - нас
тут всех прихлопнут и освежуют. Благодарение Богу, что хоть мои до сих пор
целы. С другой стороны, если бы краснокожие задумали нас прикончить, разве
бы они отдали нам дитя? Нет, наверняка, нет.
оказался совершенно прав. Несмотря на то, что мысль о капитане Маклеллане
еще какое-то время не оставляла его, как только он прибыл домой, голос
жены отвлек его от тревожных сомнений и склонил к более разумному, хотя и
менее патриотическому решению: терпеливо ожидать дальнейших событий. А то
обстоятельство, что индейцы сдержали слово и вскоре прислали тяжелый узел
с фланелью, детской одеждой из калико и туфельками, немало способствовало
его успокоению.
терзался никакими опасениями. В конце концов, недавние события не такая уж
редкость в здешних местах. Да и недосуг ему ломать голову, когда дома
мал-мала меньше, а в поле и на подворье полно работы, да еще и гостям
прислуживать надо. Через несколько недель он испытал новое облегчение,
узнав, что гроза хоть и разразилась, но, по счастью, снесла головы не его
согражданам, а краснокожим из племени чокто, которые живут близ Миссисипи,
- это они подверглись нападению племенного союза криков. Дочитав газетное
сообщение, капитан даже повеселел:
работы нам.
вещи иных взглядов и приложило немало усилий к замирению обоих племен.
шкуры бобров и оленей. А в дальнейшей его жизни, кроме ежегодного
прибавления семейства, ничего примечательного не происходило.
превратились за это время в довольно вместительный дом, из коего
открывался чудесный вид на пышную зелень убегающей за горизонт долины
Кусы. Берега ее успели покрыться аккуратными штрихами цветущих плантаций,
от всей картины веяло покоем и благоденствием, а капитан со временем стал
в своей округе значительной персоной.
домочадцев: собрались, если судить по обилию блюд, по какому-то
торжественному случаю. На столе уместился весь набор местных деликатесов,
которыми, однако, не побрезговал бы и настоящий гурман. Дикие индейки,
медвежьи окорока, фазаны, перепелки, филе из оленины, разнообразная
выпечка и варенье, - от всего этого просто глаза разбегались.
горящие восторгом благочестия, выдавали в нем методистского проповедника,
который не щадил своих сил на распространение евангелистских истин и на
учительство как в религиозном, так и в светском смысле этого слова. За два
года своей миссии этот неистовый поборник веры провел по четыре месяца в
каждом из трех главных племен криков. Свой долг он считал исполненным и
был готов благословить своих соседей и сограждан, а затем навсегда
покинуть индейское поселение Куса.
образом вошла в семейство капитана. Ее детские черты отличались какой-то
особенной нежностью и несомненным благородством, а глаза - удивительной
смышленостью. Они грустно смотрели на проповедника и, казалось, не могли
оторваться от его изможденного чахоточного лица. И сам он был очарован
милым созданием и увлечен беседой с девочкой больше, чем яствами. Уже не
раз порывался он произнести речь, но Джон Коупленд все время почему-то
перебивал его. Вероятно, у капитана что-то было на уме. Наконец, он сделал
девочке знак, и она вместе с подружкой покинула комнату.
начал проповедник. - Не могу выразить, как тронуло мое сердце это бедное
создание. Вот уже четыре месяца, с тех пор как она стала посещать мою
школу, меня мучит судьба ребенка. Расстаться с ней будет для меня поистине
тяжелым испытанием. Я бы хотел взять на себя заботу о девочке.
аккуратно переправляет меха за ее содержание, да и одежонку присылает. Вы
же видели, платье на ней не из худших. Он, конечно, краснокожий, но над
его собственностью я не властен.
понять, что это для него не самая приятная тема. - И всякий раз он был
закутан в свое синее одеяло. В третий раз я видел его лицо. Правда,
издалека, и упаси меня Бог от таких встреч. Эх, если бы не бабье
любопытство... - продолжал он, выразительно взглянув на жену. - Я
собирался в верховья, к полковнику Хокинсу, поговорить о девочке, а может,
и дать объявление в газетах. Но какой бы дорогой я не поехал: вниз ли к
Нью-Орлеану, вверх ли к Нашвиллу, - а о моих планах не знала ни одна душа,
кроме супруги, - краснокожий уже подстерегал меня. Он дал мне проехать
миль сорок на пути в Миллиджвилл и пристрелил моего коня, как собаку. Да,