Чтение 3–й страницы книги ~Маздак~

Шапуром-вазиргом прокололи ему зрачки, лучники-гирканцы смеялись и говорили,
что от постной еды им все равно не натянуть луки...

Так что Нисибин всегда в запасе. Главное -- гунны лезут через все
кавказские перевалы. Сенатор отодвинул от себя свиток с договором, который
три недели составляли два его патриция и ученые персидские чиновники --
дипе-раны...

Остановились они в загородном дасткарте -- личном имении эрандиперпата
Картира Спендиата, и возвращаться тогда из дворца сенатор решил через
плебейскую часть города. Два диперана из царской канцелярии и четырнадцать
персидских латников-азатов в конном строю с пиками сопровождали их. Ктесифон
был пустой. Высокие стены из белого камня скрывали за собой дома

и сады. Узкие, обложенные кирпичом каналы с желтой водой пропадали в
закованных железными решетками нишах. Раза два или три молча проехали мимо
них другие азаты. Лишь однажды приоткрылись тяжелые, с бронзовыми зверями
ворота в стене, настороженно выглянул старый перс в кольчуге и сразу же
притворил ворота. Уже по выезде из дворцовых кварталов увидели мертвого.
Человек валялся совсем голый, и внутренности его были выедены птицами.
Раньше такого не было у персов. Мертвая плоть считается у них поганой, и
нельзя класть ее на чистую землю...

Они проехали каменный мост через главный царский канал. Кони замотали
головами и остановились. Люди лежали в светлой пыли, прямо на дороге.
Сотник-азат привстал на стременах, и они стали расползаться. Глаза их
смотрели на солнце бессмысленно, не мигая. Сразу за проехавшими лошадьми
люди снова укладывались в теплую пыль.

Заборы здесь были из глины. За ними висели ветки шахтута с запыленными
жирными ягодами. Сенатор подумал, что в Византии и не в голод бы ободрали их
до черной коры, если бы торчали так над улицей. Персы не понимают
воровства...

На третьем квартале опять забеспокоились лошади. Один из лежащих не
ушел с дороги. Открытые глаза его бьши присыпаны пылью. Сотник рукояткой
плети кольнул коня между ушей. Азаты проехали над мертвым не глядя.
Служители из дакмы -- "Башни Молчания", куда свозят мертвых, просто не
успевали управляться. Пока ехали, добрый десяток мертвецов проволокли мимо
них, ухватив специальными крючьями под подбородок, в промежность и за
ребра...

Потом попались сразу двое, которые не вставали. И сенатор вдруг увидел
громадных птиц с грязно-белыми шеями. Они сидели совсем низко: на заборах,
башнях, высохших ветках. Тусклые клювы их были испачканы черной кровью...

Седьмой год великий голод в Эране. Бог наказал горделивого Пероза,
которого занесло за бешеную реку Оке, в страну белых гуннов. Те помогли ему
когда-то сесть на престол Эрана, они его и погубили. Сына своего Кавада, что
царствует сейчас, пришлось оставить ему тогда в Туране заложником. По горсти
серебра с каждого свободного перса собрал Пероз для его выкупа, да и Урвикий
помог от лица императора Зенона. А потом

снова пошел перед войной к Оксу, и никто не знает, куда делся после
разгрома. Половину Хорасана с Мервом забрали себе туранцы. До сих пор по
полгорсти серебра с головы собирают дипераны для уплаты им контрибуции...

Частый звон слышался впереди. Это выехали они к большой царской дороге.
Медленно шел по ней караван: четыре боевых слона и сотни полторы мулов с
поклажей. Хирские арабы с крестами на шее и обручами на головах горячили
коней по бокам. На Востоке империи их тоже нанимают для стражи...

Посредине каравана ехал худой бородатый сириец в пропыленном коричневом
плаще, под которым виднелись латы. Вдруг Леонид Апион, "зеленый" патриций из
посольства, махнул ему рукой, и сириец соскочил с коня. Они слегка
стукнулись ладонями и заговорили по-арамейски. Еретический несторианский
крест 1 из дерева висел на шее сирийца. Не к лицу было ромейскому патрицию
так ронять себя. А впрочем, для того и взял сенатор этого Леонида Аниона,
что тот имеет торговые дела в Ктесифоне...

С караваном доехали до площади. От мулов пахло мускусом и еще чем-то
приторным, как от новоримских патрицианок. Слоны и мулы свернули в переулок,
а они остались на торжище. Не было здесь звонких персидских дынь, мешков с
орехами и корзин с виноградом, которые привык видеть сенатор в пограничных
городах. Пусто было в шелковых рядах, чернели холодные кузни. А люди
продавали что-то, сговаривались, шептались. Как и на границе, много было
иудеев и сирийцев. Воркующее арамейское пение вплеталось в четкий язык
пехлеви, слышалась и черная византийская божба.

На гуннском базаре кучами лежали нечистоты: скотские и человеческие.
Лошадей продавали туранской породы -- поджарых, с сильной грудью, а рабов
всяких: худощавых аланов, широкоскулых жужаней, рыжих мясистых готов, еще
каких-то приземистых и долговолосых в волчьих шкурах. Сразу за деревянными
загонами без всякого порядка продавались рабы-персы, в основном дети. Но их
не покупали, а лошадей торговали только сбивших ноги, на мясо...

1 Несториане-- последователи смещенного византийского патриарха
Нестория, положившего в V веке нашей эры начало расколу и отделению
восточной христианской церкви.

И вдруг базар заколебался. Вздох прошел по толпе. Лежавшие начали
подниматься, отряхиваться от пыли. Дехканы торопили приведенных на продажу
рабов. Сенатор перехватил взгляд сотника. Непривычное волнение было в нем...

Они поехали за всеми. С разных улиц люди двигались в одном направлении.
Пробиваться становилось все труднее, но азаты теперь не шпорили лошадей.
Когда ехать дальше уже было нельзя, они тоже остановились...

Черным кубом стоял посреди толпы громадный языческий храм без дверей и
окон. Все смотрели в его сторону. Потом люди качнулись и стали молча
отступать, освобождая посыпанную мелким белым камнем землю у ступеней...

-- О Маздак... о-о!..

Такой мучительный стонущий звук одновременно вырвался у тысяч и тысяч
людей, что заныло сердце. Все было в нем: жалоба, беспредельная горесть,
надежда. Даже кони перестали мотать головами...

Человек в красном вышел откуда-то сбоку. Лишь потом сенатор понял, что
это мобед -- жрец огня. Сначала он увидел только глаза человека. Словно
вспыхнуло что-то -- большие, серые, с умным спокойным вниманием оглядели они
толпу, задержались на нем, Агафий Кра-тисфене, на патрициях. А может быть,
не было этого. Наверное, каждому на площади казалось, что глаза мага
остановились на нем.

Неожиданно впереди, под самой мордой своего коня, увидел сенатор
лежавшего лицом кверху перса. Солнце тускло отражалось в его глазах. А маг
уже шел к нему быстрым легким шагом. Подойдя, присел, положил ладонь на
глаза мертвому. Не было самоосквернения хуже этого по законам Мазды. Площадь
молчала.

Подержав руку на лице мертвеца, маг встал и возвратился к храму. Он
поднялся по ступеням, стремительно повернулся. Снова вспыхнули глаза, и он
быстро заговорил о темных силах зла, которые довели до жестокой смерти этого
человека. Они оживают, мрачные чудовища, во лжи, ненависти и разрушении. Но
самые отвратительные из них -- жадность и своекорыстие. Как в сите, которым
отделяет мельник светлые зерна хлеба от горьких черных плевел, смешались
сейчас в мире тьма со светом, зло с добром... \

Это было что-то вроде манихейства -- старой бестолковой ереси, с
которой когда-то покончили в империи. Да и в Эране огнепоклонники изгнали ее
из государства, а самого ересиарха не то сожгли, не то четвертовали. Но нет,
те скорей блаженные: до сих пор манихеи в таврских лесах живут без женщин и
не едят мяса. Есть даже такие, что не срезают себе сами растений в пищу...

Маг резко выбросил вперед руку, указывая на мертвого. Кто съел хлеб
этого человека? Кто забрал у него природой определенную женщину?

Уж не зардуштакан ли это? Омерзительное учение, которое отдает женщин
во всеобщее пользование. Старый Рим заразился им отсюда, с Востока. Писано у
отцов церкви, как совокуплялись на улицах подобно вавилонским блудницам,
спали все под одним одеялом. Рухнул Рим, как Вавилон!..

В быстрой речи мага был легкий дефект, присущий северным персам. Он
скрадывал звонкое рыканье языка пехлеви. Но голос его был звучный, сильный,
освобождающий от сомнений. Ровными кольцами укладывалась цепь страстной
варварской логики... Разве принадлежат кому-нибудь огонь, вода, земля, из
которых составлен мир? Справедливо ли, чтобы один имел больше другого? Зло
случайно. Оно исчезнет, когда все на земле будет распределено поровну!..

Яркие серые глаза притягивали. С трудом отвел сенатор взгляд. Люди
стояли безмолвно, подавшись вперед, лица их осмыслились. В белой толпе
желтели армянские одежды, провалами выделялись черные иудейские плащи. Рядом
терлось о стремя потное коричневое плечо с набухшим тавром. Раб тоже слушал,
приоткрыв рот с коричневыми зубами!..

Сенатор дернул повод. Толпа выпустила их, не заметив. Азаты снова ехали
с ничего не выражающими лицами.

-- О-о-о Маздак!..

Звук теперь доносился откуда-то с неба, и казалось, что стонут пустые
улицы, деревья, вода в каналах. Да, упование, неистовая надежда были в
нем...

По дороге к дасткарту сенатор свернул в сторону видневшегося селения.
Кривая улица поросла верблюжьей колючкой. Заборы местами рухнули, и в