по сторонам и кутаясь в бурый рваный плащ.
желающие представиться пред светлые очи грозного базилевса. Впереди стояли
послы, прибывшие из Греции и далекого Карфагена. За ними теснились
потерявшие службу бывшие персидские сановники и начальники некоторых
воинских частей армии Александра.
вполголоса к соседу, афинскому послу:
стремительный, славный юноша. Окреп ли он, или персидская роскошь его
изнежила? Умеет ли он, как раньше, владеть мечом? А сколько хороших
приемов боя я ему показал! Один отличный прием он долго старался выучить:
обманный удар по голове, затем по плечу, опять по голове, перенос удара
под правую руку и, когда противник открылся, - сразу выпад всем телом в
горло - рукояткой вверх, острием вниз, чтобы меч вонзился в отверстие
между шлемом и панцирем... Этот прием называется <молния пятого удара>.
Александр долго упражнялся, пока добился отчетливости этого удара... А
вот, кажется, идут...
под рукой толстого евнуха, который упал на колени и застыл в раболепной
позе.
шлеме, закрывающем все лицо, с сверкающими сквозь прорези шлема глазами
вошел тяжелой поступью и стал около двери. Копье с широким отточенным
лезвием опустилось к ноге и замерло. Стремительной походкой вошли четверо.
Все они были приблизительно одного возраста, в расцвете сил и молодости, и
до странности походили друг на друга. Белые гиматии с несмятыми
выглаженными складками были по афинскому обычаю обернуты вокруг тела, и
концы их перекинуты через левое плечо. Лица тщательно выбриты, волосы,
слегка завитые, волнистыми кудрями спускались по сторонам лица, не
достигая плеч. У всех четверых были мускулистые шеи и необычайно развитые
мышцы обнаженной правой руки. Шнурованные сапоги до колей, так же как и
гиматии, были афинского покроя.
остановился, удивленно раскрыв глаза.
руку. Несколько знатных персов в пурпурных одеждах, затканных лиловыми
цветами, упали на пол, целуя ковер, и застыли в позе беспредельной
преданности.
присутствующих. Один из четверых, бывший немного ниже ростом, сказал:
двоится, но я перед собою вижу четырех Александров!
всем, он сказал общее приветствие:
мужественном лице с прямой линией лба и носа и женственным ртом,
изогнутым, как лук Эрота*, появились резкие, суровые морщины. Но не это
поразило его. На него смотрели неподвижные, стеклянные глаза, холодные и
непроницаемые. <Этот человек может так же спокойно приласкать, как и
раздавить меня>, - подумал Никомандр. Глубокая пропасть легла между
прежним веселым, стремительным юношей, которого во время уроков он бил по
плечам концом тупого меча, и этим самоуверенным, равнодушным человеком,
прошедшим полмира, оставляя за собой бесчисленные развалины и реки слез и
горя.
поцеловать себя в щеку и сам сделал движение губами, точно целовал бывшего
учителя.
складной стул. Александр сел, расставив ноги в шнурованных красных
сапогах; голые колени были сильно загорелыми.
своем домике под каштанами, о походах непобедимого Александра?
потрепать ученика по плечу, но он ее удержал.
сражается наш молодой базилевс: не хуже быстроногого славного Ахиллеса.
Базилевса можно сравнить только с непобедимым божественным Гераклом.
пользы отечеству не принес. А наш базилевс присоединил целые государства
варваров и заставил их почитать эллинских богов.
мои войска до конца вселенной, где неведомые пустыни заселены необычайными
дикарями, где море омывает последний берег земли и где никто уже не
осмелится встать на моем пути.
городе?
посетил Афины. В этот день там распространился слух, что будто бы ты умер
в далекой Персии. Все ораторы закудахтали, как встревоженные куры, и народ
побежал на агору**. Там болтуны стали произносить хвастливые речи, требуя
немедленно объявить войну Македонии. Только один Фокион*** успокоил
шумевшую толпу, сказав: <Зачем торопиться с объявлением войны? Подождем.
Если Александр мертв, то он будет мертв и завтра и в следующие дни. Сперва
нужно проверить такой слух, а затем уже объявлять войну>.
нас разделяют от Эллады пятьсот парасангов*, придет время, я заставлю
тщеславных афинян почувствовать весь ужас моего гнева.
шнурках печатями и почтительно поднял ее перед собой:
лицу. Изогнутые брови сдвинулись.
расскажешь сегодня попозже все, что происходит дома. Гефестион, сохрани
это письмо.
красивым спокойным лицом, взял кожаную трубку двумя руками, как
драгоценность, прикоснулся к ней губами и отступил назад.
послу и, глядя в упор, сказал:
моих граждан. Если же нет - то я приехал сам от себя.
спросил: