зловещим запахом. Тьма щелкнула и превратилась в ослепительный день,
причем со всех сторон засверкало, засияло и забелело.
бы взял их с их колбасой. Это меня в собачью лечебницу заманили. Сейчас
касторку заставят жрать и весь бок изрежут ножами, а до него и так
дотронуться нельзя".
так, что хрястнуло по всей квартире. Потом, отлетел назад, закрутился на
месте как кубарь под кнутом, причем вывернул на пол белое ведро, из
которого разлетелись комья ваты. Во время верчения кругом него порхали
стены, уставленные шкафами с блестящими инструментами, запрыгал белый
передник и искаженное женское лицо.
комком ударил наобум в стекло, в надежде, что это вторая дверь. Туча
осколков вылетела с громом и звоном, выпрыгнула пузатая банка с рыжей
гадостью, которая мгновенно залила весь пол и завоняла. Настоящая дверь
распахнулась.
один рукав, и хватая пса за ноги, - Зина, держи его за шиворот, мерзавца.
пола в халате. Давя битые стекла, она кинулась не ко псу, а к шкафу,
раскрыла его и всю комнату наполнила сладким и тошным запахом. Затем
личность навалилась на пса сверху животом, причем пес с увлечением тяпнул
ее повыше шнурков на ботинке. Личность охнула, но не потерялась.
Тошнотворная жидкость перехватила дыхание пса и в голове у него
завертелось, потом ноги отвалились и он поехал куда-то криво вбок.
"Спасибо, кончено", - мечтательно подумал он, валясь прямо на острые
стекла: - "Прощай, Москва! Не видать мне больше Чичкина и пролетариев и
краковской колбасы. Иду в рай за собачье долготерпение. Братцы, живодеры,
за что же вы меня?
тошнило в животе, бока же как будто не было, бок сладостно молчал. Пес
приоткрыл правый томный глаз и краем его увидел, что он туго забинтован
поперек боков и живота. "Все-таки отделали, сукины дети, подумал он
смутно, - но ловко, надо отдать им справедливость".
рассеянный и фальшивый голос.
ногу на белом табурете. Штанина и кальсоны на ней были поддернуты, и голая
желтая голень вымазана засохшей кровью и иодом.
работа. Ну, будут драть!"
доктора укусил? А? Зачем стекло разбил? А?
пса? - спросил приятный мужской голос и триковая кальсона откатилась
книзу. Запахло табаком и в шкафу зазвенели склянки.
живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы
ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду
утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с, нет-с, не
поможет, какой бы он ни был: белый, красный и даже коричневый! Террор
совершенно парализует нервную систему. Зина! Я купил этому прохвосту
краковской колбасы на один рубль сорок копеек. Потрудитесь накормить его,
когда его перестанет тошнить.
двугривенный в мясной. Краковскую колбасу я сама лучше съем.
Взрослая девушка, а как ребенок тащишь в рот всякую гадость. Не сметь!
Предупреждаю: ни я, ни доктор Борменталь не будем с тобой возиться, когда
у тебя живот схватит... "Всех, кто скажет, что другая здесь сравняется с
тобой...".
отдалении из передней то и дело слышались голоса. Звенел телефон. Зина
исчезла.
перед зеркальцем на стене расправил пушистые усы и окликнул пса:
оправился и пошел следом за развевающейся полой Филиппа Филипповича. Опять
пес пересек узкий коридор, но теперь увидел, что он ярко освещен сверху
розеткой. Когда же открылась лакированная дверь, он вошел с Филиппом
Филипповичем в кабинет, и тот ослепил пса своим убранством. Прежде всего,
он весь полыхал светом: горело под лепным потолком, горело на столе,
горело на стене, в стеклах шкафов. Свет заливал целую бездну предметов, из
которых самым занятным оказалась громадная сова, сидящая на стене на суку.
оказавшийся теперь в ярком свете очень красивым, молодым с острой
бородкой, подал лист и молвил:
сел за громадный письменный стол и сразу сделался необыкновенно важным и
представительным.
подумал пес и привалился на ковровый узор у тяжелого кожаного дивана, - "а
сову эту мы разъясним..."
тявкнул, но очень робко...
поднялся.
отливали в ржавый табачный цвет, морщины расползались на лице у фрукта, но
цвет лица был розовый, как у младенца. Левая нога не сгибалась, ее
приходилось волочить по ковру, зато правая прыгала, как у детского
щелкуна. На борту великолепнейшего пиджака, как глаз, торчал драгоценный
камень.
посетитель. - Пароль Дьоннер - 25 лет ничего подобного, - субъект взялся
за пуговицу брюк, - верите ли, профессор, каждую ночь обнаженные девушки
стаями. Я положительно очарован. Вы - кудесник.
гостя.
оказались невиданные никогда кальсоны. Они были кремового цвета, с
вышитыми на них шелковыми черными кошками и пахли духами.
котором была изображена красавица с распущенными волосами. Субъект
подпрыгнул, наклонился, подобрал ее и густо покраснел.
Филиппович, грозя пальцем, - все-таки, смотрите, не злоупотребляйте!
я, дорогой профессор, только в виде опыта.
1899-м году в Париже на Рю де ла Пэ.
косметических средств>. Вы не можете себе представить, профессор, что эти
бездельники подсунули мне вместо краски. Вы только поглядите, бормотал
субъект, ища глазами зеркало. - Им морду нужно бить! - свирепея, добавил
он. - Что же мне теперь делать, профессор? - спросил он плаксиво.
седые вырастут. Кроме того, мне на службу носа нельзя будет показать, я и
так уже третий день не езжу. Эх, профессор, если бы вы открыли способ,
чтобы и волосы омолаживать!
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Круз Андрей
Жюль Верн
Андреев Николай
Шилова Юлия