будет володеть вами!
князя глупее - ан он умный! Однако воротились домой и опять стали сами
собой устраиваться. Под дождем онучи сушили, на сосну Москву смотреть
лазили. И все нет как нет порядку, да и полно. Тогда надоумил всех Петра
Комар.
тор, уж если экая выжига князя не сыщет, так судите вы меня судом милос-
тивым, рубите с плеч мою голову бесталанную!
призвали новотора-вора. Долго он торговался с ними, просил за розыск ал-
тын да деньгу, головотяпы же давали грош да животы свои в придачу. Нако-
нец, однако, кое-как сладились и пошли искать князя.
ру-новотору, - на что нам мудрого-то, ну его к ляду!
чащей дремучею, потом перелесочком, да и вывел прямо на поляночку, а по-
середь той поляночки князь сидит.
ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахи-
вает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни
махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое
пакостное дело, стоит, брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
пее были, - и те не пошли! - напустились головотяпы на новотора-вора.
ним слово перемолвлю.
попятный уж не смеют.
брат, ответ подай: каков таков человек? какого чину и звания? - гуторят
они меж собой.
почку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шеп-
тались, а про что - не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-но-
вотор говорил: "Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень сво-
бодно".
светлости.
вдруг смутились.
усмехнулся, словно солнышко просияло!" - замечает летописце), - весьма
слыхал! И о том знаю, как вы рака с колокольным звоном встречали - до-
вольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали?
промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств
делали, а все правды у нас нет. Иди и володей нами!
поклоном были?
те володеть нами не похотели!
жить - не пойду! Потому вы живете звериным обычаем: с беспробного золота
пенки снимаете, снох портите! А вот посылаю к вам, заместо себя, самого
этого новотора-вора: пущай он вами дома правит, а я отсель и им и вами
помыкать буду!
овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош
случится, тот разломи его начетверо: одну часть отдай мне, другую мне
же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну -
и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
же всех - казнить.
кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами.
по платку алому, и, обложив данями многими, отпустил от себя с честию.
сильно!" - свидетельствует летописец. "Вот она, княжеская правда како-
ва!" - говорили они. И еще говорили: "Такали мы, такали, да и протака-
ли!" Один же из них, взяв гусли, запел:
"Были между ними, - говорит летописец, - старики седые и плакали горько,
что сладкую волю свою прогуляли; были и молодые, кои той воли едва отве-
дали, но и те тоже плакали. Тут только познали все, какова прекрасная
воля есть". Когда же раздались заключительные стихи песни:
то все пали ниц и зарыдали.
медленно выбрали болотину и, заложив на ней город, назвали Глуповым, а
себя по тому городу глуповцами. "Так и процвела сия древняя отрасль", -
прибавляет летописец.
ты, ибо усмирением их он надеялся и милость князя себе снискать, и соб-
рать хабару с бунтующих. И начал он донимать глуповцев всякими неправда-
ми, и, действительно, не в долгом времени возжег бунты. Взбунтовались
сперва заугольники, а потом сычужники. Вор-новотор ходил на них с пушеч-
ным снарядом, палил неослабляючи и, перепалив всех, заключил мир, то
есть у заугольников ел палтусину, у сычужников - сычуги. И получил от
князя похвалу великую. Вскоре, однако, он до того проворовался, что слу-
хи об его несытом воровстве дошли даже до князя. Распалился князь крепко
и послал неверному рабу петлю. Но новотор, как сущий вор, и тут извер-
нулся: предварил казнь тем, что, не выждав петли, зарезался огурцом.
торый "на грош постных яиц купил". Но и он догадался, что без бунтов ему
не жизнь, и тоже стал донимать. Поднялись кособрюхие, калашники, соло-
матники - все отстаивали старину да права свои. Одоевец пошел против
бунтовщиков, и тоже начал неослабно палить, но, должно быть, палил зря,
потому что бунтовщики не только не смирялись, но увлекли за собой черно-
небых и губошлепов. Услыхал князь бестолковую пальбу бестолкового одоев-
ца и долго терпел, но напоследок не стерпел: вышел против бунтовщиков
собственною персоною и, перепалив всех до единого, возвратился восвояси.
- посылал одоевца по прозванию "продай на грош постных яиц" - и тот ока-
зался вор же. Кого пошлю ныне?
ловцу ли - на том основании, что "Орел да Кромы - первые воры", или шуя-
нину - на том основании, что он "в Питере бывал, на полу сыпа'л, и тут
не упал", но, наконец, предпочел орловца, потому что он принадлежал к
древнему роду "Проломленных Голов". Но едва прибыл орловец на место, как
встали бунтом старичане и, вместо воеводы, встретили с хлебом с солью
петуха. Поехал к ним орловец, надеясь в Старице стерлядями полакомиться,
но нашел, что там "только грязи довольно". Тогда он Старицу сжег, а жен
и дев старицких отдал самому себе на поругание. "Князь же, уведав о том,
урезал ему язык".
ражениях выбрал калязинца, который "свинью за бобра купил", но этот ока-
зался еще пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев
и заозерцев и, "убив их, сжег". Тогда князь выпучил глаза и воскликнул:
герцогом Курляндским, за искусную стряпню макарон; потом, будучи внезап-
но произведен в надлежащий чин, прислан градоначальником. Прибыв в Глу-
пов, не только не оставил занятия макаронами, но даже усильно к тому
принуждал, чем себя и воспрославил. За измену бит в 1734 году кнутом и,
по вырывании ноздрей, сослан в Березов.
Василенко Иван
Трубников Александр
Афанасьев Роман
Лондон Джек
Шилова Юлия
Маккэфри Энн