подойдя к незнакомцу, воззрилась на него изучающим взглядом, ожидая, когда
он подымет голову. Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного
сюрприза, что девочка успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что
людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть еще ни разу не приходилось.
собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали
из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и
высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс,
унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком -
выказывали горожанина. Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза,
выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды и пышных, свирепо
взрогаченных вверх усов, казалось бы вялопрозрачным, если бы не глаза,
серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и
сильным.
поймал ее?
голосок Ассоль. Старик с минуту разглядывал ее, улыбаясь и медленно
пропуская бороду в большой, жилистой горсти. Стиранное много раз ситцевое
платье едва прикрывало до колен худенькие, загорелые ноги девочки. Ее темные
густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились, касаясь плеч. Каждая
черта Ассоль была выразительно легка и чиста, как полет ласточки. Темные, с
оттенком грустного вопроса глаза казались несколько старше лица; его
неправильный мягкий овал был овеян того рода прелестным загаром, какой
присущ здоровой белизне кожи. Полураскрытый маленький рот блестел кроткой
улыбкой.
девочку, то на яхту. - Это что-то особенное. Слушай-ка ты, растение! Это
твоя штука?
берегового пирата, могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем,
была выброшена на песок трехвершковым валом - между моей левой пяткой и
оконечностью палки. - Он стукнул тростью. - Как зовут тебя, крошка?
которых поблескивала усмешка дружелюбного расположения духа. - Мне,
собственно, не надо было спрашивать твое имя. Хорошо, что оно так странно,
так однотонно, музыкально, как свист стрелы или шум морской раковины: что бы
я стал делать, называйся ты одним из тех благозвучных, но нестерпимо
привычных имен, которые чужды Прекрасной Неизвестности? Тем более я не желаю
знать, кто ты, кто твои родители и как ты живешь. К чему нарушать
очарование? Я занимался, сидя на этом камне, сравнительным изучением финских
и японских сюжетов... как вдруг ручей выплеснул эту яхту, а затем появилась
ты... Такая, как есть. Я, милая, поэт в душе - хоть никогда не сочинял сам.
Что у тебя в корзинке?
три таких домика с флагами. Там солдаты живут.
яхту поплавать, а она сбежала - ведь так?
рассказала ли она это сама. - Тебе кто-то сказал? Или ты угадал?
при этих словах Эгля переступило границу испуга. Пустынный морской берег,
тишина, томительное приключение с яхтой, непонятная речь старика с
сверкающими глазами, величественность его бороды и волос стали казаться
девочке смешением сверхъестественного с действительностью. Сострой теперь
Эгль гримасу или закричи что-нибудь - девочка помчалась бы прочь, заплакав и
изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись ее глаза,
сделал крутой вольт.
поговорить с тобой по душе. - Тут только он уяснил себе, что в лице девочки
было так пристально отмечено его впечатлением. "Невольное ожидание
прекрасного, блаженной судьбы, - решил он. - Ах, почему я не родился
писателем? Какой славный сюжет".
(склонность к мифотворчеству - следствие всегдашней работы - было сильнее,
чем опасение бросить на неизвестную почву семена крупной мечты), - ну-ка,
Ассоль, слушай меня внимательно. Я был в той деревне - откуда ты, должно
быть, идешь, словом, в Каперне. Я люблю сказки и песни, и просидел я в
деревне той целый день, стараясь услышать что-нибудь никем не слышанное. Но
у вас не рассказывают сказок. У вас не поют песен. А если рассказывают и
поют, то, знаешь, эти истории о хитрых мужиках и солдатах, с вечным
восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, как
урчание в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом... Стой, я
сбился. Я заговорю снова. Подумав, он продолжал так: - Не знаю, сколько
пройдет лет, - только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты
будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет
алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая
волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и
выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь
стоять там Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки
прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него
быстрая лодка. - "Зачем вы приехали? Кого вы ищете?" - спросят люди на
берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и
протягивать к тебе руки. - "Здравствуй, Ассоль! - скажет он. - Далеко-далеко
отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое
царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет
все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело,
что никогда твоя душа не узнает слез и печали". Он посадит тебя в лодку,
привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где
всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с
приездом.
просияли доверием. Опасный волшебник, разумеется, не стал бы говорить так;
она подошла ближе. - Может быть, он уже пришел... тот корабль?
Потом... Что говорить? - это будет, и кончено. Что бы ты тогда сделала?
достойного служить веским вознаграждением. - Я бы его любила, - поспешно
сказала она, и не совсем твердо прибавила: - если он не дерется.
будет, я ручаюсь за это. Иди, девочка, и не забудь того, что сказал тебе я
меж двумя глотками ароматической водки и размышлением о песнях каторжников.
Иди. Да будет мир пушистой твоей голове!
Подняв голову, он увидел Ассоль, стремглав бежавшую к нему с радостным и
нетерпеливым лицом.
обеими руками за передник отца. - Слушай, что я тебе расскажу... На берегу,
там, далеко, сидит волшебник... Она начала с волшебника и его интересного
предсказания. Горячка мыслей мешала ей плавно передать происшествие. Далее
шло описание наружности волшебника и - в обратном порядке - погоня за
упущенной яхтой.
воображение быстро нарисовало ему неизвестного старика с ароматической
водкой в одной руке и игрушкой в другой. Он отвернулся, но, вспомнив, что в
великих случаях детской жизни подобает быть человеку серьезным и удивленным,
торжественно закивал головой, приговаривая: - Так, так; по всем приметам,
некому иначе и быть, как волшебнику. Хотел бы я на него посмотреть... Но ты,
когда пойдешь снова, не сворачивай в сторону; заблудиться в лесу нетрудно.
колени. Страшно усталая, она пыталась еще прибавить кое-какие подробности,
но жара, волнение и слабость клонили ее в сон. Глаза ее слипались, голова
опустилась на твердое отцовское плечо, мгновение - и она унеслась бы в
страну сновидений, как вдруг, обеспокоенная внезапным сомнением, Ассоль села
прямо, с закрытыми глазами и, упираясь кулачками в жилет Лонгрена, громко
сказала: - Ты как думаешь, придет волшебниковый корабль за мной или нет?
верно.
такую игрушку. Много ведь придется в будущем увидеть тебе не алых, а грязных
и хищных парусов: издали - нарядных и белых, вблизи - рваных и наглых.
Проезжий человек пошутил с моей девочкой. Что ж?! Добрая шутка! Ничего -
шутка! Смотри, как сморило тебя, - полдня в лесу, в чаще. А насчет алых
парусов думай, как я: будут тебе алые паруса".
пронес дым сквозь плетень, в куст, росший с внешней стороны огорода. У
куста, спиной к забору, прожевывая пирог, сидел молодой нищий. Разговор отца
с дочерью привел его в веселое настроение, а запах хорошего табаку настроил
добычливо. - Дай, хозяин, покурить бедному человеку, - сказал он сквозь
прутья. - Мой табак против твоего не табак, а, можно сказать, отрава.
кармане. Мне, видишь, не хочется будить дочку.
Зайди, если хочешь, попозже.
Принцесса, ясное дело. Вбил ты ей в голову эти заморские корабли! Эх ты,