придумаю.
все вдруг разрешилось как нельзя лучше. Таможня наконец рассталась с моим
снаряжением, и -- что было еще важнее -- я неожиданно нашел прибежище не
только для Клавдия, но и для всех остальных животных: мы поместили их в
небольшом доме, который сняли на окраине Буэнос-Айреса.
карты и принялись разрабатывать маршрут на юг, на побережье Патагонии, у
которого в ледяных водах резвятся котики и морские слоны.
готова была отправиться с нами в качестве переводчицы. Наш маршрут был
разработан настолько детально, насколько могли его разработать люди, никогда
не бывавшие в тех местах. Снаряжение было проверено, перепроверено и
тщательно запаковано. После трех недель дурного настроения и скуки в
Буэнос-Айресе к нам наконец пришло ощущение, что мы уже в пути. Но потом, на
последнем военном совете (в маленьком кафе на углу), Мария высказала
соображение, которое она, по-видимому, вынашивала уже довольно долго.
знающего дороги,-- сказала она, поглощая толстенный ломоть хлеба с громадным
говяжьим языком -- сооружение, почему-то считающееся в Аргентине сандвичем.
сведению, они весьма отличаются от всех дорог в мире.
ужасные вещи.
-- о дорогах, о комарах и о диких племенах -- рассказывают всегда и всюду, в
какой бы уголок света ты ни поехал, и обычно все это оказывается чепухой.
найдем человека, которому с нами по пути на юг, то мы хоть будем знать, что
нас ожидает на обратном пути.
колледже, Карлос на севере, Брайан учится...
он знает Патагонию, и он очень приятный человек. Он привык совершать
охотничьи вылазки, так что страдания ему нипочем.
что наше общество будет оскорбительным для его деликатной натуры?
нами?
удовольствием.
показалось, что Джерри в любом случае захочет увидеть его.
порешили между собой.
момент на пороге появился Дики.
произвел на меня впечатления человека, который когда-нибудь "страдал" и
вообще был бы способен страдать. Одет он был изысканно, слишком изысканно. У
него было круглое пухлое лицо, глаза-бусинки, довольно жиденькие рыжие усики
"бабочкой" украшали его верхнюю губу, а темные волосы были прилизаны так,
что казалось, будто их нарисовали.
дрожал.
платком стул, прежде чем сесть.-- Я в восхищении поехать с вами, если вы
будете довольны. Я в восхищении поехать в Патагонию, кого я люблю.
разрешите, потому что я знаю дороги. Вы имеете карту? О, хорошо, теперь
позвольте мне объясниться вам.
совершенно. На меня повлияло не только его превосходное знание края, который
нам предстояло проехать, но и его милая манера коверкать английскую речь,
его обаяние и заразительный юмор.
действительно есть свободное время, то нам бы очень хотелось, чтобы вы
поехали с нами.
ЗЕМЛЯ ШОРОХОВ
исследованы; судя по их виду, они пребывают уже долгие годы в том состоянии,
в каком находятся ныне, и не видно конца такому состоянию в будущем.
погожий денек. Улицы были пусты и гулки, а омытые росой парки и скверы
окаймляла пышная пена опавших цветов palo borracho и джакаранд -- груды
глянцевитых голубых, желтых и розовых лепестков.
-- это была стайка мусорщиков, которые чуть свет принялись за исполнение
своих утренних балетных номеров. Зрелище было настолько необычно, что мы
сбавили ход и некоторое время медленно ехали за ними. Посередине мостовой со
скоростью пять миль в час громыхала большая повозка. На ней по колено в
мусоре стоял рабочий. Четверо других рабочих, как волки, бежали вприпрыжку
рядом с повозкой, время от времени исчезая в темных подъездах и появляясь из
них с полными мусорными ящиками на плечах. Поравнявшись с повозкой, они
сильным движением подбрасывали ящики вверх. Рабочий в повозке ловил их,
вытряхивал и бросал обратно, проделывая все это одним плавным движением.
уже взлетал полный. На полпути они встречались, и иногда в воздухе
находилось одновременно четыре ящика. Все это проделывалось молча и с
невероятной быстротой.
пробуждаться, и понеслись по равнине, золотой от восходящего солнца.
Утренний воздух был прохладен, и Дики оделся потеплее. На нем было длинное
твидовое пальто и белые перчатки, а его черные добрые глаза и аккуратные
усики "бабочкой" выглядывали из-под смешной войлочной шляпы, которую он
надел, по его словам, для того, "чтобы держать уши нагретыми".
снаряжения, которое по их же настоянию упаковали в ящики с острыми, как
ножи, краями. Джеки и я сидели вместе с Дики на переднем сиденье, расстелив
на коленях карту.
великолепны: Часкомус, Долорес, Некочеа, Трес-Арройос -- произносить их было
одно удовольствие. Потом мы проехали две деревни, которые разделяло
расстояние в несколько миль. Одна из них называлась Мертвый христианин, а
другая -- Богатый индеец. Мария объяснила это странное явление тем, что
когда-то индеец разбогател, убив христианина и украв его деньги. Как ни
романтично было это объяснение, мне почему-то показалось, что оно далеко от
истины.
золотистой траве бродит скот; изредка встречались рощицы эвкалиптов, белесые
и шелушащиеся стволы которых были похожи на нога прокаженного. Небольшие
опрятные эстансии сверкали белизной в тени огромных деревьев омбу. Короткие
и толстые стволы этих деревьев сплошь покрыты мясистыми наростами. Кое-где
низенькие изгороди были совсем погребены под густыми зарослями вьюнков,
усеянных голубовато-серыми цветами величиной с блюдце, а почти на каждом
столбе изгороди покоилось странное, похожее на футбольный мяч гнездо птицы
печника. Этот цветущий ландшафт выглядел настолько ухоженным, что еще
чуть-чуть -- и стало бы скучно.
достали карту и начали спорить. Нам надо было попасть в город под названием
Кармен-де-Патагонес, расположенный на северном берегу Рио-Негро. Я настаивал
на ночевке именно в этом городе, потому что здесь провел некоторое время
Дарвин, когда путешествовал на корабле "Бигль": мне было интересно
посмотреть, насколько изменился город за последнюю сотню лет. Поэтому,
несмотря на горячие возражения остальных членов экспедиции, которым
непременно хотелось остановиться в первом же населенном пункте, мы поехали
дальше. Как оказалось, нам ничего другого и не оставалось делать, потому что
на пути к Кармен-де-Патагонесу мы не встретили ни единого жилья и ехали до
тех пор, пока не увидели впереди маленькую гроздь слабых огоньков. Не прошло
и десяти минут, как мы уже осторожно ехали по булыжным мостовым
Кармен-де-Патагонеса, освещенным неверным светом уличных фонарей. Было два
часа ночи. Все дома выглядели на одно лицо и были накрепко заперты. Трудно
было надеяться, что мы встретим хоть кого-нибудь, кто показал бы нам дорогу
к гостинице, а разыскать ее сами мы не могли, потому что каждый дом казался
нам точной копией другого, и отличить гостиницу от других жилищ не было