не помнит от испуга и ярости. Будь он в самом деле дикарь, он опрометью
бросился бы вон или кинулся на женщину и растерзал ее. Но к нему тотчас
же вернулась выдержка, накопленная поколениями, та способность обузды-
вать себя, благодаря которой человек стал животным общественным, - прав-
да, несовершенным. Он подавил поднявшуюся в нем злобу и сказал, ласково
глядя Мадонне в глаза:
далеко. Ступай, милая.
нулся к игрокам:
с золотом, но передумал. Мадонна постояла немного, обиженно надув губы,
потом присоединилась к ужинающим танцорам.
дится. Итак, он избежал опасности и вместе с тем не нанес слишком
горькой обиды.
Согласны?
Луи-француз: он пустил свои по сто долларов.
велась честно, и люди доверяли Друг другу. Слово было все равно что зо-
лото. Плоские продолговатые марки, на которые они играли, делались из
латуни и стоили не дороже цента за штуку. Но когда игрок ставил такую
марку и объявлял, что стоимость ее равна пятистам долларам, это ни в ком
не вызывало сомнений. Выигравший знал, что каждый из партнеров оплатит
свои марки тут же на месте, отвесив золотого песку на ту сумму, которую
сам назначил. Марки изготовлялись разных цветов, и определить владельца
было нетрудно. Выкладывать же золото на стол - такая мысль и в голову не
приходила первым юконским старателям. Каждый отвечал за свою ставку всем
своим достоянием, где бы оно ни хранилось и в чем бы ни заключалось.
и, тасуя карты, он крикнул официантам, чтобы всех поили за его счет. По-
том он сдал карты, начав с Дэна Макдональда, своего соседа слева, весело
покрикивая на своих партнеров:
постромки! Налегайте на упряжь, да так, чтобы шлея лопнула. Но-о, но-о!
Поехали к нашей красотке! И уж будьте покойны, порастрясет нас дорогой,
пока мы доберемся к ней! А кое-кто и отобьет себе одно место, да еще
как!
собой; зато вокруг них стоял содом, - виновником этого был Элам Харниш.
Все больше и больше старателей, заглянув в салун, застревали на весь ве-
чер. Когда Время-не-ждет устраивал кутеж, никому не хотелось оставаться
в стороне. Помещение для танцев было переполнено. Женщин не хватало, по-
этому кое-кто из мужчин, обвязав руку повыше локтя носовым платком, -
чтобы не вышло ошибки, - танцевал за даму. Вокруг всех игорных столов
толпились игроки, стучали фишки, то пронзительно, то глухо жужжал шарик
рулетки, громко переговаривались мужчины, выпивая у стойки или греясь
возле печки. Словом, все было как полагается в разгульную ночь на Юконе.
кому не выпадало. Поэтому ставили много и на мелкую карту, но торгова-
лись недолго. Луи-француз взял пять тысяч на свой флеш против троек
Кэмбла и Кернса. Одному из партнеров достался котел в восемьсот долла-
ров, а было у него всего-то две фоски. Керне, блефуя, поставил две тыся-
чи. Не сморгнув, Харниш ответил. Когда открыли карты, у Кернса оказался
неполный флеш, а Харниш с торжеством предъявил две десятки.
ный миг, которого неделями ждут любители покера. Весть об этом молнией
разнеслась по Тиволи. Зрители затаили дыхание. Говор у стойки и вокруг
печки умолк. И все стали подвигаться к карточному столу. Игроки за дру-
гими столами поднялись со своих мест и тоже подошли. Соседняя комната
опустела, и вскоре человек сто с лишним в глубоком молчании тесно обсту-
пили покеристов. Торговаться начали втемную, - ставки росли и росли, а о
прикупе никто еще и не думал. Карты сдал Керне. Луи-француз поставил
свою марку в сто долларов. Кэмбл только ответил, но следующий партнер -
Элам Харниш - бросил в котел пятьсот долларов, заметив Макдональду, что
надо бы больше, да уж ладно, пусть входит в игру по дешевке.
ле длительного раздумья ответил. Луи-француз тоже долго колебался, но
все-таки решил не выходить из игры и добавил девятьсот долларов. Столько
же нужно было выложить и Кэмблу, чтобы не выйти из игры, но, к удивлению
партнеров, он этим не ограничился, а поставил еще тысячу.
пятьсот долларов и, в свою очередь, добавляя тысячу, - красотка ждет нас
за первым перевалом. Смотрите, не лопнули бы постромки!
тысячи своих марок да сверх того добавил тысячу.
ках. Хотя лица их не выдавали волнения, каждый внутренне подобрался. Все
старались держаться естественно, непринужденно, но каждый делал это
по-своему: Хэл Кэмбл подчеркивал присущую ему осторожность; Луи-француз
выказывал живейший интерес к игре; Макдональд по-прежнему добродушно
улыбался всем, хотя улыбка казалась чуть натянутой; Керне был невозмути-
мо хладнокровен, а Элам Харниш, как всегда, весело смеялся и шутил. Пос-
редине карточного стола беспорядочной грудой лежали марки - в котле уже
было одиннадцать тысяч.
поднять, пожалуйста!
слабовато. - Керне еще раз заглянул в свои карты. - Вот что я тебе ска-
жу. Мак: я все-таки попытаю счастья - выложу три тысячи.
середину стола.
отбросил карты в сторону.
жил две тысячи, но ставки не перекрыл.
мажке и пододвинул ее к котлу.
готворительное общество. Я отвечаю и добавляю еще тысячу. Слово за то-
бой. Мак. Как там твои четыре туза?
ставлю еще одну. Ну, а ты, Джек? Надеешься на свое счастье?
ты. - Из игры я не выйду. Но я хочу, чтобы вы знали: у меня имеется па-
роход "Белла", он стоит полных двадцать тысяч, ни на унцию меньше. В мо-
ей лавке на Шестидесятой Миле лежит товару на пять тысяч. И вам извест-
но, что скоро доставят мою лесопилку. Она сейчас на озере Линдерман, и
для Нее уже вяжут плот. Ну как? В долг поверите?
двадцать тысяч лежат здесь, у Мака в сейфе, и двадцать тысяч у меня под
землей на Лосиной реке. Ты, Кэмбл, мой участок знаешь. Есть там на двад-
цать тысяч?
его Харниш.
сказал Керне и положил новую расписку на две тысячи поверх кучки бума-
жек.
заявил Кэмбл, пододвигая свою расписку, - но перекрывать не хочу.
подымаю на тысячу.
что не решился бы даже лучший друг игрока в покер. Протянув руку через
его плечо, она подняла со стола лежавшие перед ним пять карт и заглянула
в них, почти вплотную прижимая их к его груди. Она увидела, что у него
три дамы и две восьмерки, но ни одна душа не могла бы догадаться,
большая ли у него карта. Глаза всех партнеров так и сверлили ее, однако
она ничем себя не выдала. Лицо Мадонны, словно высеченное из льда, было
невозмутимо и выражало одно лишь равнодушие. Даже бровь у нее не ше-
вельнулась, не дрогнули ноздри, не блеснули глаза. Она опять положила