над топившейся плитой, снял ее с гвоздя и швырнул в ящик с углем.
дымящуюся кружку с какой-то бурдой и сказал:
пойло - корабельный кофе, - но оно все же согрело и оживило меня. Прих-
лебывая этот напиток, я рассматривал свою разодранную, окровавленную
грудь, а затем обратился к скандинаву.
что вы применили ко мне слишком уж героические меры?
чае, взгляд, который я бросил на свою грудь, был достаточно выразителен.
В ответ он молча показал мне свою ладонь. Это была необыкновенно мозо-
листая ладонь. Я провел пальцами по ее роговым затвердениям, и у меня
заныли зубы от неприятного ощущения шероховатой поверхности.
ком языке, медленно, но почти без акцента.
них была какая-то застенчивая прямота и мужественность, которые сразу
расположили меня к нему.
протянул ему руку.
шительно схватил мою руку и с чувством пожал ее.
сил я кока, оглядывая свою мокрую одежду.
мои вещи, я сбегаю вниз и притащу.
почудилось что-то кошачье или даже змеиное. Эта его способность
скользить ужом была, как я убедился впоследствии, весьма для него харак-
терна.
принял за одного из матросов. - Что это за судно и куда оно идет?
промолвил он, методично отвечая на мои вопросы и стараясь, по-видимому,
как можно правильнее говорить по-английски. - Это шхуна "Призрак". Идем
к берегам Японии бить котиков.
оденусь.
тельство. Он ответил не сразу; видно было, что он тщательно подбирает
слова и мысленно составляет исчерпывающий ответ.
его настоящего имени. Но говорите с ним поосторожнее. Он сегодня беше-
ный. Его помощник...
тебя на палубе, а нынче, если ему не угодишь, - беда.
необычайно торжественным и значительным видом, словно желая выразить
этим то, чего он не договорил, и внушить мне еще раз, что с капитаном
надо разговаривать поосторожнее.
которого довольно скверно пахло.
объяснить мне. - Но вам придется пока обойтись этим, а потом я высушу
ваше платье.
кое-как натянул на себя грубую фуфайку и невольно поежился от прикосно-
вения колючей шерсти. Заметив, должно быть, гримасу на моем лице, кок
осклабился.
словно у какой-нибудь леди. Я как увидал вас, так сразу понял, что вы -
джентльмен.
мне одеваться, моя неприязнь к нему возросла еще больше. Его прикоснове-
ния вызывали во мне гадливость. Я сторонился его рук и вздрагивал, когда
он дотрагивался до меня. Это неприятное чувство и запах, исходивший от
кипевших и бурливших на плите кастрюль, заставили меня поспешить с пере-
одеванием, чтобы поскорее выбраться на свежий воздух. К тому же мне нуж-
но было еще договориться с капитаном относительно доставки меня на бе-
рег.
похожими на кровяные, пятнами на груди была надета на меня под аккомпа-
немент неумолчных пояснений и извинений. Туалет мой завершила пара гру-
бых башмаков и синий выцветший комбинезон, у которого одна штанина ока-
залась дюймов на десять короче другой. Можно было подумать, что дьявол
пытался цапнуть "через нее душу лондонца, но, не обнаружив таковой,
оторвал со злости кусок оболочки.
это тряпье. На голове у меня красовалась фуражка, которая была мне мала,
а поверх рубашки я натянул еще грязную полосатую бумазейную куртку; она
едва доходила мне до талии, а рукава чуть прикрывали локти.
лицу. У меня был некоторый опыт: я знал, как ведет себя прислуга на ат-
лантических пароходах, когда рейс подходит к концу, и мог поклясться,
что кок ожидает подачки. Однако мое дальнейшее знакомство с этим субъек-
том показало, что поза была бессознательной. Это была врожденная угодли-
вость.
ном лице. - Томас Магридж, сэр. К вашим услугам!
платье.
чали в его душе, рождая смутные воспоминания о чаевых, полученных ими во
время их пребывания на земле.
рением.
вышел на палубу. Меня все еще пошатывало от слабости после долгого пре-
бывания в воде. Порыв ветра налетел на меня, и я, сделав несколько нет-
вердых шагов по качающейся палубе до угла рубки, поспешил ухватиться за
него, чтобы не упасть. Сильно накренившись, шхуна скользила вверх и вниз
по длинной тихоокеанской волне. Если, как оказал Джонсон, судно шло на
юго-запад, то ветер, по моим расчетам, дул примерно с юга. Туман рассе-
ялся, и поверхность воды искрилась на солнце. Я повернулся к востоку,
где должна была находиться Калифорния, но не увидел ничего, кроме низко
стлавшихся пластов тумана, того самого тумана, который вызвал катастрофу
"Мартинеса" и был причиной моего бедственного положения. К северу, непо-
далеку от нас, из моря торчала группа голых скал, и на одной из них я
различил маяк. К юго-западу, там, куда мы держали курс, я увидел пирами-
дальные очертания парусов какого-то корабля.
мыслью было, что человек, потерпевший кораблекрушение и бывший на воло-
сок от смерти, заслуживает, пожалуй, большего внимания, чем то, которое
было мне оказано. Никто, как видно, не интересовался моей особой, кроме
матроса у штурвала, с любопытством поглядывавшего на меня поверх рубки.
на крышке люка, лежал какой-то грузный мужчина. Он лежал на спине; ру-
башка на его груди, поросшей густыми черными, похожими на шерсть волоса-
ми, была разодрана. Черная с проседью борода покрывала всю нижнюю часть
его лица и шею. Борода, вероятно, была жесткая и пышная, но обвисла и
слиплась, и с нее струйками стекала вода. Глаза его были закрыты - он,
очевидно, находился без сознания, - но грудь тяжело вздымалась; он с шу-
мом вбирал в себя воздух, широко раскрыв рот, борясь с удушьем. Один из
матросов спокойно и методично, словно выполняя привычную обязанность,
спускал за борт на веревке брезентовое ведро, вытягивал его, перехваты-
вая веревку руками, и окатывал водой лежавшего без движения человека.
человек, случайному взгляду которого я был обязан своим спасением. Рос-
том он был, вероятно, пяти футов и десяти дюймов, быть может, десяти с
половиной, но не это бросалось мне прежде всего в глаза, - я сразу по-
чувствовал его силу. Это был человек атлетического сложения, с широкими
плечами и грудью, но я не назвал бы его тяжеловесным. В нем была ка-
кая-то жилистая, упругая сила, обычно свойственная нервным и худощавым
людям, и она придавала этому огромному человеку некоторое сходство с
большой гориллой. Я вовсе не хочу сказать, что он походил на гориллу. Я
говорю только, что заключенная в нем сила, независимо от его внешности,
вызывала у вас такие ассоциации. Подобного рода сила обычно связывается
в нашем представлении с первобытными существами, с дикими зверями, с на-
шими предполагаемыми предками, жившими на деревьях. Это сила дикая, сви-
репая, заключающая в самой себе жизненное начало - самую сущность жизни,
как потенции движения и первозданной материи, претворяющихся в различных
видах живых существ; короче говоря, это та живучесть, которая заставляет
змею извиваться, когда у нее отрубят голову, и которая теплится в бес-
форменном комке мяса убитой черепахи, содрогающемся при прикосновении к
нему пальцем.
палубе. Он крепко стоял на ногах, ступал твердо и уверенно; каждое дви-
жение его мускулов - то, как он пожимал плечами или стискивал в зубах