Чтение 3–й страницы книги ~В ловушке~

Семенов кивнул.

-- Ты-то меня не беспокоишь,-- задумчиво проговорив Свешников,-- на
"Оби" отдохнешь, отоспишься... Другое дело -- Вера... Вряд ли она разделит
твой энтузиазм, друг ты мой.

-- Вряд ли,-- искренне признался Семенов.-- Предвижу серьезные, но
преодолимые трудности.

-- Ситуация знакомая, сам не раз преодолевал... Честно, Сергей, мне бы
хотелось, чтобы Восток расконсервировал именно ты. Но -- ты знаешь меня, не
обижусь -- скажи слово, и пойдет другой.

-- Не скажу, Петр Григорьич...-- Семенов покачал головой.-- Предложили
бы любое другое дело -- может, и сказал бы. А на Восток пойду. За честь и
доверие большое спасибо!

-- Заговорил... как стенгазета... Ты мне станцию оживи, чтоб задышала и
запела,-- тогда сам тебе спасибо скажу... Ну, к делу. "Обь" через месяц с
небольшим уходит, времени, сам понимаешь, у тебя в обрез. Что надо будет,
сразу ко мне, Востоку все отдам -- любого человека из экспедиции, кого
хочешь. Займись в первую очередь людьми, особенно первой пятеркой, которая
будет расконсервировать станцию. Помнишь, Георгий Степаныч говорил:
"Товарища по зимовке выбирай -- как жену выбираешь. Жизнь твоя от него
зависит". Ну, иди. Не завидую тебе, нешуточное дело -- на второй год подряд
увольнительную получить!

Семенов вышел из кабинета, в голове у него гудело, как после доброго
стакана спирта. В приемную уже набилось много людей, ктото из них приветливо
произнес:

-- С возвращением, Сергей Николаич!

Семенов рассмеялся, извинился за непонятный товарищу смех и быстро
пошел в гостиницу: Вера, небось, уж заждалась.

Этюд из личной жизни полярника

Оркестр неожиданно заиграл полузабытую мелодию, и они пошли танцевать.

-- Этот вальс постарел вместе с нами,-- сказала Вера,-- У него такие же
морщины, как у меня.

-- Ты очень красива,-- сказал Семенов.-- Прости, я стал совсем неуклюж.

Сердце мое, не стучи,

Глупое сердце, молчи...

-- Какая она грустная.-- Вера кивнула на певицу.-- Наверное, жена
полярника или моряка.

-- Вернемся, на нас смотрят. Я разучился танцевать.

-- На твоих ногах уже унты?

Их столик был расположен удачно, в дальнем и тихом углу.

-- Не пей больше, Сережа.

-- Сегодня коньяк для меня -- вода. Улыбнись, прошу тебя. Будь как на
той фотокарточке, которая на обоих полюсах со мной прозимовала.

-- Ты любишь ее, а не меня, твоя жизнь прошла с ней... Мы женаты
пятнадцать лет, из них дома ты был четыре с половиной года.

-- Четыре года и восемь месяцев, родная моя Пенелопа.

-- Я не Пенелопа, Сережа. Пенелопа сделала ожидание своей профессией.
Она могла это себе позволить, ей не надо было спешить на работу, бегать в
кулинарию и кормить детей.

-- Но ты же знаешь...

-- Знаю... Знаю все, что ты скажешь. И призвание, и наука, и высокие
широты...

-- Через это я уже прошел, дорогая. Но Восток..

-- И это знаю... Я сто раз обмирала по ночам, когда представляла тебя
там, в этой космической стуже. Да, Восток -- твое детище, Сережа. Но ведь,
кроме этого детища, которое можно законсервировать, у нас есть двое детей,
которых законсервировать нельзя... И самое грустное для них, что я все
понимаю и не лягу у порога, чтобы удержать тебя.

-- Спасибо.

-- Нынешний год високосный.

-- Это так важно?

-- На один день больше ждать.

-- Один день!

-- Не день, сутки. С каждым годом все тяжелее, Сережа... Наверное,
возраст.

-- Ты для меня всегда двадцатилетняя.

-- Только для тебя.

-- Этого мало?

-- Много.-- Вера взъерошила ему волосы.-- Очень много... Другой судьбы
у нас уже не будет.

-- Тебе не повезло, ты полюбила полярника... Ну вот, наконец-то ты
улыбнулась.

-- Знаешь, еще в детстве, совсем девчонкой, я загадала однажды: если
завтра кончатся дожди и будет солнце, моя жизнь сложится счастливо.

-- И наутро были дожди?

-- Солнце встало, Сережа.

-- Я вернусь и больше тебя не оставлю.

-- Не обманывай себя, тебе, как белому медведю, нужен снег. Такова уж,
видно, моя участь на этой земле -- ждать и дни считать. Налей мне тоже, я
хочу быть пьяной. Иначе я сейчас же разревусь. За что будем пить?

-- Помнишь, ты дала мне на Льдину маленький томик стихов? Там были
такие слова: "Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, тебя вели нарезом
по сердцу моему".

-- Сережа, я немедленно разревусь. За что будем пить?

-- За твое долготерпение, дорогая. За твою любовь.

-- Ну, хорошо. Будь здоров.

Два друга

Семенов проводил Веру ночным поездом -- утром ей на работу.
Договорились, что на субботу и воскресенье он будет прилетать в Москву.

-- Полных восемь дней вместе! -- бодро подсчитал он.

-- Если украдешь у меня хочя бы один из этих дней...

-- Пусть меня забракует медкомиссия! -- поклялся Семенов

-- Хорошо бы... Смотри, если на небе есть бог -- он слышит!

А утром из Москвы прилетел Гаранин.

-- Что случилось? -- войдя в номер, спросил он.

-- Ничего особенного.-- Семенов продолжал водить по щеке
электробритзой. Раздевайся, сейчас будем завтракать.

-- Надеюсь, ты меня вызвал срочной телеграммой не для того, чтобы
вместе позавтракать?

-- В частности и поэтому.-- Семенов продул бритву, сполоснул лицо.
Словно гора с плеч свалилась -- Андрей приехал!

-- Я обещал Наташе и сыну, что к вечеру вернусь,-- выжидательно глядя
на Семенова, сказал Гаранин.

-- К сегодняшнему вечеру?

-- Конечно.

-- Образцовый муж и отец! -- похвалил Семенов.-- Пошли.

В буфете они взяли шипящую яичницу на сковородках, сосиски и кофе.

-- Ну? -- не выдержал Гаранин.

-- Ты ешь, ешь, пока не остыло.

-- Да говори же, какого черта!

-- Боюсь испортить тебе аппетит.

Давясь, Гаранин проглотил яичницу и сосиски.

-- Ну, бей,-- потребовал он.-- Потерял отчет о дрейфе?

-- Если бы...-- вздохнул Семенов.

-- Что-нибудь... со Льдиной?

-- Тьфу-тьфу, не сглазить бы, все в порядке... Принято решение
расконсервировать Восток.

-- Когда?

-- В эту экспедицию.

-- Кто идет начальником?

-- Я.

-- Так... А заместителем?

-- Ты.

Гаранин молча допил кофе.

-- Где Вера?

-- Вчера проводил домой. Еще выпьешь?

-- Пожалуй.

Семенов принес еще две чашки кофе.

-- Как твои? -- спросил Семенов.

-- За двое суток еще не разобрался. Наташа здорова, у Андрейки была
корь. Сегодня должен пойти в школу.

-- Вера говорила -- отличник.

Гаранин кивнул.

-- Что в Институте?

-- Шум, кавардак, неразбериха. "Обь" уходит десятого ноября, и, как
всегда, ничего не готово.

-- Почему прислал телеграмму, а не позвонил?

-- Наташа тебя бы не отпустила.

-- Думаешь, соглашусь?

-- Надеюсь.

-- Напрасно.

-- Поживем -- увидим.

Они возвратились в номер, уселись в кресла, закурили.

-- Люкс,-- осматривая мебель, заметил Гаранин.-- Даже с телевизором.

-- Здесь и будем жить.

-- Ты -- будешь. Я сегодня же улетаю домой.

-- Никуда ты не улетишь.