свистнуть бездомных собак: узнав, зачем их пригласили, псы, безусловно,
пойдут навстречу и выделят из своей среды десяток добровольцев; третьи
полагали, что я не должен связываться с этой склочной компанией, и
советовали достичь полюса на велосипеде. Одним словом, в Черском в этот день
не нашлось человека, который не отточил бы на мне свое остроумие.
Игорь Прокопыч Лабусов перешел к делу. Завтра в грузовой рейс по Якутии на
четыре дня отправляется ЛИ-2, и я могу досыта набраться таких ощущений, как
взлеты, посадки и прочая экзотика (последнее слово Лабусов произнес не без
иронии).
плечами бреду к самолету. Бреду с немалой гордостью, потому что самоуверенно
полагаю, что познал северный ветер. Я пойму свою ошибку через десять дней,
когда попаду в пургу на острове Врангеля. Но об этом потом. А пока я посылаю
дружеские приветы людям, которые снабдили меня полярным обмундированием.
Особенно хороши не по росту большие, безжалостно уродующие мою фигуру
меховые штаны. Отличная вещь! Недавно один самолет совершил в тундре
вынужденную посадку. Все летчики были одеты как положено, кроме второго
пилота, который полетел в элегантных брючках неслыханной на Севере красоты.
И что же? Пришлось заворачивать парня в чехлы и зарывать в снег, где он и
пролежал несколько часов, время от времени отвечая на вопросы товарищей:
"Спасибо, уже почти согрелся".
пора на пенсию, но который верой и правдой продолжает служить, хотя нередко
по-старчески скрипит. За ночь он основательно промерз, и его разогревают
Теплым воздухом через рукава. Бортмеханик Валерий Токарев ходит вокруг
самолета с веником и сбивает снег.
двухметровым льдом. По льду хаотично разбросаны крохотные домики, над
многими вьется дымок. В домиках над лунками сидят рыболовы-любители, эти
достойные уважения фанатики. Иногда -- это случается не каждую минуту --
слышится радостный вопль, и на лед выбегает фанатик с добычей в руках. Тогда
из своих нор выползают неудачники, смотрят на чужую добычу горящими глазами
и обмениваются репликами: "И как он его рассмотрел без микроскопа?.. Без
аптекарских весов такого не взвесишь! Видел, какого я прошлой зимой
вытащил?" И неудачники, вдоволь потешась, грустно заползают в свои норы и
вновь склоняются над лунками в безумной надежде: а вдруг клюнет?
полено, и едят сырым; строганина пользуется на Севере большой популярностью.
Едят строганину с приправой из томатного соуса с луком, едят азартно,
похваливая и убеждая друг друга в ее полезности и высоких вкусовых
качествах. Не буду вносить диссонанса и ни словом не заикнусь о впечатлении,
которое строганина производит на новичков. Скажу только, что некоторые из
них -- в том числе один весьма близкий мне человек,-- отведав строганины,
несколько дней смотрели на мир глазами подстреленной лани и в знак уважения
к прославленному блюду отказывались принимать какую бы то ни было пищу,
кроме сухариков и жидкого чая.
очередь. Моторы прогреты, снег с плоскостей счищен, груз -- бочки с
керосином -- закреплен. В самолете холодно, как в сарае. "От винтов!"--
кричит командир корабля Анатолий Шульга, и страшный рев потрясает барабанные
перепонки. Через несколько минут мы взлетаем, включаем обогрев и снимаем
мерзлые шубы. Штурман Леня Немов раскладывает карту, Володя Соколов
настраивает рацию. Второй пилот Николай Преснов пока без дела: на его месте
-- проверяющий, Игорь Прокопыч Лабусов. Могучий атлет, никогда не унывающий
и веселый человек, он очень любит летать, и с ним любят летать. Уже одно
присутствие Лабусова на борту-- своеобразная гарантия удачи, потому что он
родился в сорочке и всегда выкручивается из самых скверных ситуаций.
Лабусову приходилось сажать самолет на честном слове, когда бензина в баках
не хватило бы и на заправку зажигалки. О нем говорят, что он неслыханно
везучий, но мне кажется -- дело в другом. Однако подробно о Лабусове --
несколько позже.
посадки в поселке, где расположен оленеводческий колхоз. Вот и посадочная
полоса, которая вызвала бы усмешку на лице любого летчика, но не полярного.
С грехом пополам расчищенный от снега мерзлый грунт -- далеко не худший
вариант для полярного пилота, которого жизнь научила с уважением относиться
к каждому погонному метру ровной поверхности.
колхозники-якуты и выгружают бочки. С изумлением смотрю на молодого парня в
распахнутом бушлате. Заметив мой взгляд, парень похлопывает ладонью по голой
груди и подмигивает. Ну и ну!
что Соколов именно здесь раздобыл полутораметровый кусок бивня мамонта,
который вот уже несколько дней вызывает у меня приступы черной зависти.
Где-то здесь -- Соколов припоминает, что в этом квадрате,-- лежат еще два
бивня. И я бегу их разыскивать, прикидывая на ходу, какую стену моей
квартиры украсить находкой. Навожу справки у первой встречной старухи. Она
внимательно слушает, кивает и протягивает мне руку. Мы обмениваемся
рукопожатием, после чего старуха отправляется восвояси, не сказав ни единого
слова. Старик якут, который наблюдал эту сцену, поясняет, что старуха давно
оглохла, и спрашивает, что я ищу. Я нетерпеливо повторяю свой вопрос. Старик
надолго задумывается -- видимо, припоминает те годы, когда был молодым,
полным сил охотником. Потом неожиданно предлагает подарить мне собаку. Я
отказываюсь. Старик снова задумывается, закуривает и предлагает подарить мне
другую со баку. Я снова отказываюсь, и старик обиженно уходит. А я печально
смотрю на глубокий снег, под которым погребены два бивня, десятки тысяч лет
ждавшие моего визита. Под ногами скрипит отвердевший на жестоком морозе
наст. Прохожу мимо трех привязанных к столбу оленей. Они с подчеркнутым
равнодушием не обращают на меня никакого внимания и лишь переступают
широченными копытами-лыжами. Кланяюсь. Никакого впечатления. Пожимаю плечами
и хочу войти в дом, но на меня бросается огромный пес, одетый в модную
пушистую шкуру. Веревка мешает ему разорвать меня на части, и он справедливо
негодует по этому поводу. Я храбро грожу собаке пальцем и вхожу в дом.
Пожилая якутка варит мясо, а за столом двое мальчишек страдают над
арифметикой. Приход гостя дает им законное право отшвырнуть учебники, и на
меня обрушивается град вопросов, для добросовестных ответов на которые не
хватило бы остатка жизни. Отогреваюсь и осматриваю комнату. Кровати,
гардероб, швейная машина, патефон, обязательная "Спидола" и целая пирамида
чемоданов. И только множество шкур на полу и на стенах да полутораведерная
кастрюля с мясом напоминают о том, что ты находишься все-таки не в
подмосковсной деревне.
располагаюсь между креслами пилотов, но в самые интересные моменты -- во
время взлета и посадки-- бортмеханик Валерий, высокий и симпатичный юноша с
серьезными глазами, вежливо просит уступить ему место. Валерий следит за
работой двигателей, убирает и выпускает шасси и каждые несколько секунд
сообщает командиру корабля высоту и скорость. Особенно важны эти данные при
посадке, когда мозг пилота превращается в быстродействующую счетную машину:
неувязка посадочной скорости и высоты может привести к тому, что самолет
приземлится либо слишком рано, либо слишком поздно. Последствия такой ошибки
настолько неприятны, что минуты посадки священны, они заполнены
торжественным молчанием. Необходимо не только посадить самолет невредимым,
но и не допустить "козла", при котором самолет скачет по полосе, вызывая
насмешки многочисленных свидетелей этого позора.
откладывает в сторону недочитанную книгу и чертит на карте жирную линию --
для того, поясняет он, чтобы вместо Якутска мы не залетели в Махачкалу. Леня
сообщает мне немало других не менее полезных сведений. До сих пор я полагал,
что все воздушные трассы равноценны, поскольку сделаны они из одного и того
же материала. Оказывается, это не так. Как и на земных дорогах, на воздушных
тоже бывают и халтурное покрытие, и выбоины, и ухабы. Для авиации прямой
путь-- -далеко не всегда самый короткий: трасса выбирается с таким расчетом,
чтобы самолет пролетал над населенными пунктами, в пределах действия
наземных радиостанций. В полярную ночь единственно возможный ориентир-- это
радиопеленг, невидимая ниточка, которая, как бабушкин клубок, не дает
самолету заблудиться во тьме.
Видимо, мои предыдущие вопросы отняли у него слишком много сил. Иду к
Лабусову. Он начинает знакомить меня с приборами. Мне очень нравятся
многочисленные стрелки, светящиеся силуэтики самолетов на приборах; я
любуюсь ими и внимательно слушаю.
удивляется.
чего?
Володя -- человек значительно выше средней упитанности, и энергия, с которой
он протискивается на отведенную бортрадисту жилплощадь, вызывает уважение.
Усевшись, он уже до посадки не встает с места: связь с землей нужно держать
почти непрерывно. Самолет, потерявший связь полярной ночью, будет блуждать в
атмосфере, как ребенок в глухой тайге, и примерно с такими же шансами на
спасение. Но Володя опытнейший радист, налетавший более одиннадцати тысяч
часов -- полтора года в воздухе. Это очень много. Пожалуй, лет