жизни назначить себе наследника. В предсмертный час он прохрипел только:
"Оставляю все..." -- и умолк навсегда. Навер-ное, это только легенда, за
правдивость которой нельзя поручиться, но даже теперь, два с половиной века
спустя, больно и досадно ду-мать, что пошли природа сил государю еще на
минуту, и выдохнул бы он всеми ожидаемое имя, и не было бы всей последующей
чехарды, которая образовалась потом вокруг русского трона.
даже лишний предсмертный час, он бы и его употребил не на точное указание
имени наследника, а на выбор, который мучил его не только последние годы, но
и секунды.
Екатерину-шведку, которая через два года преставилась от же-лудочной
болезни. Злые языки говорили, что она была отравлена засахаренной
грушей-конфетой, что были расставлены на подносах по всему Летнему дворцу.
Петра, и все, вроде, Романовы. Петр II -- внук Петра Великого и сын
названного Алексея, дальше -- Анна Иоанновна, вто-рая дочь "скорбного
головой" Ивана. Анна Леопольдовна, регент-ша,--тоже Иванове семя, его
внучка, и сам царствующий младенец Иоанн, свергнутый Елизаветой, хоть и
носил фамилию Брауншвейгский, занимал трон вполне законно, потому что
приходился правну-ком слабоумному Ивану Романову.
государыней, и закон закрыл глаза на то, что этих прав она не имела. Даже
русская церковь словно забыла, что родилась Елиза-вета за три года до брака
родителей, а что для церковников есть бо-лее презренное, чем внебрачное
дитя?
России. Ложь во спасение? Может быть, и так. Правда иногда бы-вает так
страшна и остра, что не лечит, а убивает душу. Да и кому была нужна на
престоле кровавая Анна Иоанновна с ее верным Бироном, и чего хорошего можно
было ждать от жалкой, ненавистной народу Брауншвейгской фамилии? Свергнутого
младенца Иоанна с семейством отправили вначале в Ригу, затем порешили
сослать в Соловки, но ввиду трудности транспортировки задержали в
Холмогорах, что в семидесяти верстах от Архангельска.
наследника. Государыне тридцать два года, она молода, здорова и вполне
способна к деторождению, но по мудрому совету своего окружения она не хочет
обзаводиться мужем, дабы не делить с ним многострадальный трон русский.
нельзя признать законной наследницей, первой в очереди на трон. Существует
Тестомент о престолонаследии, подписанный 14 лет назад ее матерью Екатериной
I. По этому Тестоменту взошел в свое время на трон Петр II, который после
четырех лет умер от оспы. "...А ежели великий князь без наследников
преставится,--гово-рилось в Тестоменте,-- то имеет по нем права Анна
Петровна (стар-шая дочь Петра Великого) со своими десцидентами, однако ж
муж-ского пола наследники по женской линии пред женскими предпочте-ние
имеют..."
обретающийся в Голштинии, имел куда больше прав на пре-стол, чем его
царственная тетка. Карл Петр Ульрих Голштинский -- Романов по матери, немец
по происхождению и воспитанию. Кроме того, в силу родственных связей он
имеет одинаковые права как на русский, так и на шведский трон. Но не
шестнадцатилетнему мальчишке выбирать, где ему править, за него все решает
Елизавета. Она вызывает его в Россию и назначает своим наследником.
престол, Елизавета предоставила своему окружению раз-вернуть письменную и
устную кампанию для упрочения своего поли-тического положения. С амвонов
зазвучали проповеди, с театральных подмостков потек елей, поэты и лиры
славословили Лучезарную.
окончать!" Это Сумароков, он высказал главное из того, что ждала от
Елизаветы Россия. Государыня не только дочь Петра, но и продолжительница
деятельности его. Образ Петра был канонизирован, все, что он делал, думал,
собирался делать, было верно, прекрасно и неоспоримо. Годы после смерти
Петра расценивались однозначно как времена упадка, страданий, мрака и
застоя.
действо "Милосердие Титово".
стране", рыдала лютня, надрывалась флейта: "О, как нам жить в этом хаосе и
мраке?" Но всплывала в сопровождении "веселого хора и поющих лиц" на облаке
прекрасная Астрея -- она спасет несчастную страну! Астрею сопровождали пять
добродетелей государыни: Храбрость, Человеколюбие, Великодушие,
Справедли-вость и Милость. Можно продолжать, подробно пересказать все
дей-ство, найти в нем и величественные и смешные стороны. Хотя не сто-ит
излишне насмешничать, все понимают, что бироновщина -- это плохо, а
Елизавета--хорошо.
и ненавидя все русское, король прусский -- его кумир. Подражая Фридриху II,
он играет на скрипке, на флейте и в войну, правда, пока еще оловянными
солдатиками.
наследник -- юноша ума недалекого, образования скудного, харак-тер имеет
вздорный, а также излишне привержен Бахусу, то есть пьет без меры в компании
самых непотребных людей, егерей да ла-кеев, и быстро пьянеет.
греческую веру, нарекли Петром Федоровичем и занялись поиском невесты, дабы
"не пресеклась его линия и дала свои десциденты".
истории. Бестужев настаивал на браке наследника с Марианной Сак-сонской,
желая упрочить этим союз с Саксонией и прочими морски-ми державами, читай --
с Англией. Елизавета медлила и размышляла. Какая Марианна, почему Марианна?
по-человечески его недолюбливала. Она ценила его ум, от-давала должное его
умению вести политическую интригу, защищала от наветов, которых было великое
множество во все семнадцать лет его правления. Историки писали, что в
середине XVIII века вся евро-пейская политика, казалось, была помешана на
том, чтобы правдами и неправдами свергнуть русского канцлера. Фридрих II с
негодова-нием заявлял, что даже если Елизавета откроет заговор Бестужева
против нее, то и тогда будет его защищать.
часто смел быть скучным, назидательным, неизящным, что уж если появилась
возможность проявить свою волю в таком жен-ском деле, как выбор невесты, то
она с удовольствием этим восполь-зовалась. Кандидатура Марианны была не
единственной. Противники Бестужева -- лейб-медик Лесток и воспитатель
великого князя швед Брюммер -- имели свои планы относительно выбора невесты
великого князя Петра Федоровича.
смысле он надолго определит политику не только в Рос-сии, но и повлияет на
дела в Европе. Креатура Лестока -- Брюммера -- четырнадцатилетняя девица из
маленького городка Цербст под Берлином. Софья-Августа-Фредерика -- дочь
прусского герцога Христиана Ангальт-Цербстского и жены его Иоганны, особы
шуст-рой, пронырливой, словом, интригантки международного масштаба. Почему
удалось Лестоку и Брюммеру уговорить государыню на этой девочке остановить
свой выбор?
была заложена Петром I. Кроме того, нищая и незамет-ная невеста, по мысли
Елизаветы, не могла иметь своего лица и не могла стать исполнителем
чьей-либо чуждой России воли. Но чуть ли не главным было то, что Софья
Цербстская была племянницей по-койного, но, как казалось государыне, еще
любимого жениха Карла Голштинского.
самые теплые чувства. Уже и свадьба была назначена, и вдруг накануне важного
события принц Карл умирает от оспы. Юная Елизавета была безутешна, даже
теперь, по прошествии почти двенадцати лет, при воспоминании о женихе на
глаза ее навертыва-ются слезы.
надлежало ехать скрытно под именем графинь Рейнбек, дабы шпионы прусские и
прочие, а особливо чуткие уши Бестужева, которые и на расстоянии тысячи
километров улавливали нужный звук, не услыхали до времени важной тайны.
-- январь 1744 года, из дневников и писем можно уста-новить, как бедствовали
они в дороге, ночуя на убогих постоялых дворах, как боялись угодить в
полыньи при переезде рек, как страши-лись разбойников.
случайное знакомство с русским студентом, который в зимние вакации
путешествовал по Германии. Студент прилично изъ-яснялся по-французски и
отлично по-немецки, вежливым поведением смог угодить маменьке и, конечно,
пленился очаровательной дочкой. Она выглядела старше своих лет --
шестнадцать, а может, и все сем-надцать, стройная, оживленная, веселая.
величественных "танненбаум" (ах, как прелестно звучало это в ее устах!),
становились зелеными, остренький подбородок нетерпеливо вскидывался вверх --
она словно торопила карету: скорей, скорей! Молодой студент и сам не понял,
как изменил маршрут. Вместо того, чтобы своевременно повернуть к Геттингену,
он увязался за каретой и следовал за ней до самой Риги, и только здесь у
городской ратуши он узнал, в кого сподобила судьба его влюбиться. Для всех
эта де-вушка, бывшая графиня Рейнбек, стала принцессой Цербстской, а молодой
студент все еще таил в душе очаровательное прозвище Фике, губы помнили вкус
ее губ, и смех звучал в ушах, словно колоколь-чики в музыкальной шкатулке.