Эпоха Ренессанса - это начало процесса секуляризации, определившего во
многом характер новоевропейской культуры. Начавшаяся автономизация всех
сфер социальной и культурной жизни существенно отражается и на роли и
значении отдельного индивида, который обретает все большую
самостоятельность по мере того, как ослабляются корпоративные и религиозные
связи, через которые он обретал свое место в системе целого. А именно
наличие этих связей характерно для средневекового общества. Немецкий
историк Георг Фойгт еще в конце прошлого века подчеркивал эту особенность
средневековой жизни: "Ничто так не проникает собой всю средневековую жизнь
и не характеризует ее более, чем корпоративизм. После хаоса, вызванного
переселением народов, обновленное человечество кристаллизовалось в группы,
упорядоченные структуры, системы. Иерархия и феодализм - это были только
самые крупные формы организации. Даже научная жизнь... подчинялась всеобщей
тенденции: она, как замерзающая вода, стягивалась вокруг некоторых центров,
а уже из этих центров во все стороны исходили лучи. Не было другой эпохи,
когда такие массы людей жили бы и действовали - даже думали и чувствовали -
настолько одинаково, как в средние века. Если появлялись выдающиеся люди,
то они выступали только как представители системы, в центре которой они
стояли, только как первые среди равных, точно так же, как главы феодального
государства и церкви. Их величие и сила зависели не от случайностей и
своеобразия их личности, а от того, что они энергично представляли
идеальное ядро своей системы и при этом жертвенно отрицали самих себя...
Предводителями человечества были не индивиды, духовно подчиняющие себе
массы, а сословия и корпорации, для которых индивидуум представляет собой
только некоторую норму (стандарт)".
тот или иной союз, а самого себя; отсюда вырастает его новое самосознание и
новая общественная позиция: гордость и самоутверждение, сознание
собственной силы и таланта отличает человека эпохи Ренессанса. В
противоположность сознанию средневекового человека, который считал себя
всецело обязанным традиции даже в том случае, если он как художник или
ученый создавал нечто новое, индивид эпохи Возрождения склонен приписывать
все свои заслуги только самому себе. "Пробуждение индивидуальности, - пишет
в этой связи Я. Буркгардт, - проявляется также в преувеличенном взгляде на
самостоятельное развитие, в утверждении, что нравственное или умственное
состояние индивидуума складывается независимо от родителей и предков, в
отрицании наследственности".
людей, обладавших ярким темпераментом, всесторонней образованностью,
выделявшихся среди остальных своей волей, целеустремленностью, неуемной
энергией. И дело, разумеется, здесь не в том, что по случайному стечению
обстоятельств XV и XVI вв. оказались столь богаты крупными дарованиями, -
дело тут в самой установке сознания, которая и содействовала формированию
"ренессансного человека". В средние века мы видим немало людей с
энциклопедическими познаниями. Такие теологи и ученые, как Роберт
Гроссетест, Роджер Бэкон, Фома Аквинат, такие поэты, как Данте, были людьми
не менее одаренными и не менее образованными, чем Леонардо да Винчи или
Альберти. Но у них была другая установка: они не стремились всех превзойти,
это не было их сознательной целью, как у людей XV в., где отличие от
остальных становится сознательно культивируемой чертой личности, а
дарования и мастерство - средством удовлетворения честолюбия.
Буркгардтом, весьма глубоко проникшим в дух этой эпохи. "С самого детства
Лев Альберти оказывается первым во всем, чем только может человек
отличаться от других. Его успехи в гимнастических и всякого рода физических
упражнениях вызывают вообще удивление; рассказывают, как он без разбега
перепрыгивает через головы людей, бросает монету в соборе так, что она
залетает под верхний свод; как он укрощает самых диких коней, потому что
хочет превзойти всех в трех отношениях: в искусстве говорить, ходить и
ездить верхом. Он обязан одному себе успехами в музыке и тем не менее
знатоки удивляются его произведениям. Он стал изучать право... но после
нескольких лет занятий заболел от переутомления; на 24 году у него стала
ослабевать память к словам, хотя способность понимания вообще не
уменьшилась, - тогда он перешел к изучению физики и математики, но в то же
время искусств, вступая в беседу с учеными, художниками и ремесленниками и
перенимая у них технику искусств и ремесел, вплоть до сапожного мастерства".
всестороннему развитию личности не в последнюю очередь подогревалось
желанием "всех превзойти" - и не только в одном каком-нибудь искусстве или
науке, но превзойти именно в разносторонности, в умении все сделать и все
познать. Видимо, в отличие и в противоположность средневековому мастеру,
который принадлежал к своей корпорации, к своему цеху и который должен был
достичь мастерства именно в своей сфере, ренессансный мастер, освобожденный
от корпорации и вынужденный сам отстаивать свою честь и свои интересы,
видит свое принципиальное отличие именно во всесторонности своих умений и
знаний. Такую установку мы встречаем и у другого выдающегося художника
эпохи Возрождения - у Бенвенуто Челлини. Бенвенуто не знал усталости в
овладении все новыми и новыми видами искусства; он был большим мастером в
разных видах многогранного ювелирного мастерства, в резьбе печатей и
медалей, чеканке монет; занимался фортификацией и зодчеством,
артиллерийским искусством, играл на флейте и кларнете, и, наконец, был
непревзойденным ваятелем. Вот что пишет Челлини об этой своей
многосторонности: "Все эти сказанные художества весьма и весьма различны
друг от друга; так что если кто исполняет хорошо одно из них и хочет
взяться за другие, то почти никому они не удаются так, как то, которое он
исполняет хорошо; тогда как я изо всех моих сил старался одинаково
орудовать во всех этих художествах; и в своем месте я покажу, что я добился
того, о чем я говорю".
содействует общая атмосфера, окружающая одаренных людей буквально
религиозным поклонением; их чтут теперь так, как в античности - героев или
в средние века - святых. "В Италии в это время, - пишет Я. Буркгардт, -
города считают величайшею честью обладать прахом кого-нибудь из знаменитых
людей, даже родившегося в другом городе, и нас невольно поражает стремление
флорентийцев, например, еще в XIV веке, задолго до сооружения Санто-Кроче -
обратить собор в пантеон великих людей. Здесь они хотели поместить
великолепные гробницы Аккорзо, Данте, Петрарки, Боккаччио и юриста
Цанноби-делла Страда. Позже, в XV веке, Лоренцо Великолепный обращался к
сполетинцам с личной просьбой уступить Флорентийскому собору останки
художника Фра-Филиппо-Липпи, но получил ответ, что они, жители Сполето, не
богаты излишними украшениями в своем городе, в особенности такими, как прах
знаменитых людей, а потому не могут уступить его никому".
ремесел, но одновременно она порождала сильнейшее честолюбие и жажду славы,
известности. Жажда стать известным была так сильна, что многие не
останавливались ни перед какими средствами, чтобы прославиться. Как говорит
Макиавелли, "многие, не имея возможности отличиться чем-нибудь похвальным,
стремятся к той же цели постыдным путем".
психологически-духовной атмосфере соответствовало и развитие
философско-теоретической мысли. В эпоху Возрождения формируется совершенно
новое самосознание человека; и хотя сама эта эпоха сознает себя по
преимуществу как возрождение античной культуры, античного образа жизни,
образа мышления и чувствования, но в действительности самосознание
ренессансного человека существенно отличается от античного - греческого или
римского. "Новое язычество" эпохи Ренессанса несет на себе явственные следы
своего происхождения: хотя оно и противопоставляет себя средневековому
христианству, но в то же время оно наследует - правда, в новой форме -
многие черты последнего.
Возрождения как возвращение в лоно природы. Этот мотив - центральный у
большинства натурфилософов XV и XVI вв. Но посмотрим на характер этого
"возвращения". Вот что читаем мы в "Речи о достоинстве человека" Пико делла
Мирандолы: сотворив человека и "поставив его в центре мира", Бог обратился
к нему с такими словами: "Не даем мы тебе, Адам, ни определенного места, ни
собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место и лицо и
обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему
решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами
законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по
своему решению, во власть которого я тебя предоставляю".
природным существом, в том смысле, что его границы были определены его
природой, и от него зависело только то, последует ли он своей природе или
же отклонится от нее. Отсюда - интеллектуалистский характер древнегреческой
этики: человек должен познать, в чем состоит добро, а познав это, он уже
последует доброму. В этом - нравственный аспект знания, как мы его видим у
Сократа, Платона, в несколько меньшей степени - у Аристотеля. Образно
выражаясь, античный человек признает природу своей "госпожой", а не себя -
ее господином.
человеке, которому Бог дал свободную волю и который сам должен решить свою
судьбу, определить свой образ, свое место в мире, свое лицо. Человек - не
просто природное существо, он творец самого себя и этим отличается от
прочих природных существ. По отношению к ним он - господин, точно так же,