огромные голубые глаза. Тем, кто их видел, они казались большими, чем были
на самом деле, потому что они были странного, редко встречающегося,
эфирно-голубого цвета, слегка увлажненные, что увеличивало их блеск и
пронзительность. По отзывам современников, у него была манера во время
беседы вдруг поднимать глаза и вбирать собеседника в себя этими глазами.
Карамзин, который путешествовал, как известно, по Европе и заехал в
Кенигсберг (а путешественники того времени считали себя обязанными
познакомиться с местными джентльменами), пишет, что он счел своим долгом
посетить господина Канта и его покорило очарование этого воспитанного,
обаятельного существа, которое предстало перед ним. Это существо было
знаменитым ученым и философом, или "сухарем-педантом". Кантом. И я хочу
объединить это еще с одной деталью, говорящей о его духовном облике. В
юности меня зацепило как-то одно слово, которое склеилось с образом Канта и,
может быть, во многом помогло мне. Это слово "космополит", гражданин мира в
простом и благородном его значении. По малейшим реакциям своего организма и
души Кант именно гражданин мира, воспитанный и вежливый. Считается, что его
мораль ригористична, но эта мораль развивалась и формулировалась человеком,
который никогда и ни о ком плохо или зло не говорил. Если в его сочинениях
встречаются полемические приемы, то это именно полемические приемы, то есть
обычная форма изложения или диспута. Кант был человеком, который никогда не
излагал свою философию, не пользовался знанием и трибуной для того, чтобы
вербовать окружающих в свою философию. Он был человеком абсолютной
светскости, вежливости, обаяния и долга. Многое он не говорил из вежливости.
А вежливость - это то в нас, без чего вынужденное общение превратилось бы в
ад.
которой только на волне Возрождения возникает цивилизованный светский слой.
И Кант чувствует принадлежность к этому тоненькому цивилизованному слою.
Поэтому он чувствует и свою абсолютную обязанность просвещать юношество,
давать образование тем, кто его хочет получить и кто с толком для благого
дела может им воспользоваться. Кант выполнял абсолютный долг вежливости,
давал образование, отсюда и возникла видимость наличия у него системы, ибо
он читал, бесконечные курсы философии по правилам школьной аргументации с
диспутальным подразделением аргументов, доказательств. Эта форма наложила
отпечаток и на написанные сочинения Канта. Однако, повторяю, это не система,
это форма и способ аргументации, приспособленные к тем путям, какими шло
образование и воспитание. И внутри этой формы, как в жесткий кокон, заковано
хрупкое тело, бесконечно добрая и тонкая душа. При этом абсолютно лишенная
расслабленной добряческой сентиментальности, ибо если дело идет о том, что
нам подумать, то тут у Канта все очень жестко. Что бы мы ни хотели, чем бы
мы ни волновались, какие бы ни были у нас намерения, когда мы говорим, когда
волнуемся, поступаем, - дело обстоит так. В этом нерв кантовской философии.
Кант как будто растворен в свете своей мысли, его тело было удивительно
приспособлено к тому, чтобы дать продолжиться жизни этого света; конечно,
без тела он погас бы, но оно только минимум того, что нужно, чтобы свет был.
Во время болезни, когда он уже не стоял на ногах и иногда падал. Кант
иронически сказал о себе: "Легкое тело не может слишком тяжело упасть". Эта
фраза как искра высвечивает очень многое в Канте.
такого человека, который бы заинтересовался, какой Фихте лично или даже
Гегель. А Кант - это что-то другое, нам хочется знать, как он выглядел, как
он жил по-человечески повседневно. И тут есть тайна. Потому что,
заинтересовавшись, в отличие от других персон, им лично, мы вдруг
обнаруживаем странную вещь - в жизни Канта ничего не происходило. Если мы
под интересом к личному имеем в виду интерес к каким-то драматическим
событиям, к происшествиям, то мы с удивлением обнаружим, что ничего в смысле
личных событий жизни, биографии, ровным счетом ничего не происходило. Кант
безвыездно жил в Кенигсберге, вед размеренный образ жизни, не был женат. И
хотя жениться он не был особенно против, у него была, очевидно, как говорят
немцы, Widerwillen, какая-то немогота, неохота. Он собирался жениться два
раза, но пока раскачивался, чтобы сделать предложение - дама выходила замуж.
Канта никто не мог ждать, ясное дело. Хотя это именно он сказал, что самое
большое впечатление (я хочу пометить здесь слово "впечатление" или
"впечатляемость"), которое один человек может оказать на другого, это
впечатление, которое может вызвать или любовь, или уважение к человеку - два
разных чувства. Женщина же сочетает в себе и то и другое, и впечатление,
получаемое от женщины, есть одно из самых больших возможных впечатлений в
мире. И это говорит Кант - холостяк, девственник.
как тонкая бумага трепещет на ветерке - живости и восприимчивости,
впечатлительности и способности представить и вообразить. Настолько, что, с
одной стороны, ему даже не надо было реально испытывать (я говорил, что в
жизни Канта нет событий), чтобы события случились и были узнаны (конечно, не
в смысле абстрактного знания), а с другой стороны, именно поэтому ему нужно
было держать себя в руках. Кант очень боялся своей живости и
впечатлительности, ибо впечатление было настолько живым и одновременно
обсессивным, что сразу и надолго овладевало всей душой. Помните: душа,
полная чувств, - самое большое совершенство в мире. И Кант погиб бы, если бы
расковал себя и позволил себе болтаться на ветру впечатлений, ударяющих в
этот тонюсенький листочек его живости и восприимчивости. Повторяю, ему не
надо было реально испытывать, чтобы испытать. Скажем, известно, что Кант
любил читать географические описания и записи путешественников. И вот
современники рассказывают странную и забавную вещь: Кант настолько живо мог
представить себе описанное, то есть не им увиденное, что это было доя него
реально живым, как бы увиденным им самим, причем увиденным с такой
точностью, что он мог описать лондонцу один из лондонских мостов так, как
будто он всю жизнь прожил в Лондоне и только тем и занимался, что
разглядывал и запоминал этот мост. У Канта была фантастическая способность
присутствия. Спас он себя, конечно, только дисциплиной.
присутствия и проживания других жизней, других времен, других пространств и
как и его раскачивало от малейшего дуновения. Он читал не так, как мы
читаем. Нам вообще очень трудно присутствовать. Чтобы возбудиться, нам нужно
переместиться в пространстве, мне, например, нужно поехать в Париж, а Канту
это было не нужно. Он был способен пережить то (когда что-то откроется и ты
будешь присутствовать при том, что происходит), что человек обыкновенно
переживает, с большим трудом переместившись, испытав все мучения и встряски.
Скажем, если ты хотел встретиться с любимой женщиной, то, встретившись,
переживаешь встречу. А Кант говорил, что можно и не встречаться, ибо все
равно условия переживания встречи не совпадают с содержанием самой встречи
как эмпирического события. Есть какие-то дополнительные условия, диктующие и
определяющие то, что нечто вообще в мире может случиться.
чувств. Кант был носителем такой полноты, которой должен был остерегаться,
чтобы впечатлительность не влекла его по собственным траекториям, чтобы
владеть собой. Это живой нерв всей его философии. Она резюмирована мотивом
вяжущей силы самопознания, которая стягивает в некоторую точку полного
чувств человека как событие в мире, событие отнюдь не само собой
разумеющееся.
внутренняя форма, выражающаяся часто почти магическими переголосками,
перекличками или, как это называли символисты, соответствиями
(correspondences). Так, в работе Канта "Грезы духовидца, поясненные грезами
метафизики" есть магическое совпадение, перекрестье с романом Бориса
Пастернака "Доктор Живаго". Помните, там на станциях расставлены фонари
встреч, которые должны были быть, но не состоялись, люди прошли мимо, или
это встречи, которые состоялись совершенно случайным образом, - случайные
мигающие фонари на железнодорожных станциях, отделенных одна от другой
заснеженными российскими пространствами. Перемигивание того, что должно быть
вместе, но не вместе, - есть и в этой работе Канта о Сведенборге.
которым Кант отвечает на обращенный к нему вопрос одной дамы о событиях,
связанных со Сведенборгом. Кант излагает известное ему и воздерживается от
высказывания своего мнения - он просто пересказывает то, что произошло. Что
же произошло? Сведенборг, будучи в одном городе в компании друзей, вдруг
оказался во власти какого-то состояния, вышел в сад, вернулся и сказал
присутствующим, что он увидел пожар в Стокгольме (за много километров от
того места, где Сведенборг находился), и описал увиденное: что пожар
происходит в такой-то части Стокгольма, горят дома и так далее. И якобы это
описание полностью подтвердилось через три или четыре дня. Здесь есть явная
переголосица с кантонской способностью видеть, видеть, скажем, лондонский
мост по описанию. Хотя, казалось бы, здесь - описание, а там - телепатия. Но
именно способность представления заинтересовала и затронула Канта. Он
движется по внутренней форме этой магической переклички с душой Сведенборга,
который якобы телепатически видит, в то время как Кант видит, присутствует
там, о чем есть какое-либо знание, выраженное словесно.
говорил, что, подходя к Канту, человек испытывает такое ощущение, будто он
входит в светлое пространство или из темного леса выходит на светлую поляну,
на выделенное, выхваченное светом и объединенное пространство. Опять
магическая перекличка и соответствие. Конечно же, основная проблема Канта -
пространство, Raum. И не случайно Гете говорит, что он входит в светлое
пространство, не случайно он именно так осознает свое вхождение в философию
при помощи человека, у которого основная метафизическая проблема - проблема
пространства, понимаемого как понимательное место, то есть место, где и
откуда что-то видно. Это nervus probandi кантовской философии. И он
притягивает к себе, потому что другой человек, а именно Жан Поль, используя,
казалось бы, тот же образ света, выбрал другие слова:
красивая метафора, а у Гете, как мы помним, выбраны слова "светлое
Каменистый Артем
Конан-Дойль Артур
Маркеев Олег
Мацумото Сэйте
Мичурин Артем
Браун Дэн