из пределов человеческой формы. Поэтому-то он и есть высшее существо
природного мира и действительный конец мироздательного процесса; ибо помимо
Существа, которое само есть вечная и абсолютная истина между всеми другими,
то, которое способно познавать и осуществлять в себе истину, есть высшее -
не в относительном, а в безусловном смысле. Какое разумное основание можно
придумать для создания новых, по существу более совершенных форм, когда
есть уже форма, способная к бесконечному самоусовершенствованию, могущая
вместить всю полноту абсолютного содержания? С появлением такой формы
дальнейший прогресс может состоять только в новых степенях ее собственного
развития, а не в смене ее какими-нибудь созданиями другого рода, другими,
небывалыми формами бытия. В этом существенное отличие между космогоническим
и историческим процессом. Первый создает (до появления человека) все новые
и новые роды существ, причем прежние частию истребляются, как неудачные
опыты, частию же вместе с новыми внешним образом сосуществуют и случайно
сталкиваются между собой, не образуя никакого действительного единства
вследствие отсутствия в них общего сознания, которое связывало бы их между
собой и с космическим прошлым. Такое общее сознание является в
человечестве. В мире животных преемство высших форм от низших, при всей
своей правильности и целесообразности, есть факт, для них самих безусловно
внешний и чуждый, вовсе для них не существующий: слон и обезьяна ничего не
могут знать о сложном процессе геологических и биологических трансформаций,
обусловившем их действительное появление на земле; сравнительно высшая
степень развития частного и единичного сознания не означает здесь никакого
прогресса в общем сознании, которое так же безусловно отсутствует у этих
умных животных, как и у глупой устрицы; сложный мозг высшего млекопитающего
столь же мало служит для самоосвещения природы в ее целости, как и
зачаточные нервные узлы какого-нибудь червя. В человечестве, напротив, чрез
повышенное индивидуальное сознание, религиозное и научное, прогрессирует
сознание всеобщее. Индивидуальный ум здесь есть не только орган личной
жизни, но также орган воспоминания и гадания для всего человечества и даже
для всей природы. Тот еврей, который написал: вот книга рождения неба и
земли - и далее: вот книга рождения человека, выражал не только свое личное
и народное сознание - через него впервые просияла в мире истина всемирного
и всечеловеческого единства. И все дальнейшие успехи сознания состоят лишь
в развитии и воплощении этой истины, им незачем и нельзя выходить из этой
всеобъемлющей формы: что иное может сделать самая совершенная астрономия и
геология, как не восстановить вполне генезис небес и земли; точно так же
высшею задачей исторического познания может быть только - восстановить
"книгу рождений человека", т. е. генетическую преемственную связь в жизни
человечества, и, наконец, наша творческая деятельность не может иметь
высшей цели, как воплощать в ощутительных образах это изначала созданное и
провозглашенное единство небес, земли и человека. Вся истина -
положительное единство всего - изначала заложена в живом сознании человека
и постепенно осуществляется в жизни человечества с сознательною
преемственностью (ибо истина, не помнящая родства, не есть истина).
Благодаря бесконечной растяжимости и неразрывности своего преемственного
сознания человек, оставаясь самим собою, может постигать и осуществлять всю
беспредельную полноту бытия, и потому никакие высшие роды существ на смену
ему не нужны и невозможны. В пределах своей данной действительности человек
есть только часть природы, но он постоянно и последовательно нарушает эти
пределы; в своих духовных порождениях - религии и науке, нравственности и
художестве - он обнаруживается как центр всеобщего сознания природы, как
душа мира, как осуществляющаяся потенция абсолютного всеединства, и,
следовательно, выше его может быть только это самое абсолютное в своем
совершенном акте, или вечном бытии, т. е. Бог.
познавать и осуществлять истину - не есть только родовая, но и
индивидуальная: каждый человек способен познавать и осуществлять истину,
каждый может стать живым отражением абсолютного целого, сознательным и
самостоятельным органом всемирной жизни. И в остальной природе есть истина
(или образ Божий), но лишь в своей объективной общности, неведомой для
частных существ; она образует их и действует в них и чрез них как роковая
сила, как неведомый им самим закон их бытия, которому они подчиняются
невольно и бессознательно; для себя самих, в своем внутреннем чувстве и
сознании, они не могут подняться над своим данным частичным существованием,
они находят себя только в своей особенности, в отдельности от всего,
следовательно, вне истины; а потому истина или всеобщее может торжествовать
здесь только в смене поколений, в пребывании рода и в гибели индивидуальной
жизни, не вмещающей в себя истину. Человеческая же индивидуальность именно
потому, что она может вмещать в себе истину, не упраздняется ею, а
сохраняется и усиливается в ее торжестве.
свое оправдание и утверждение, недостаточно с его стороны одного сознания
истины - оно должно быть в истине, а первоначально и непосредственно
индивидуальный человек, как и животное, не есть в истине: он находит себя
как обособленную частицу всемирного целого, и это свое частичное бытие он
утверждает в эгоизме как целое для себя, хочет быть всем в отдельности от
всего - вне истины. Эгоизм как реальное основное начало индивидуальной
жизни всю ее проникает и направляет, все в ней конкретно определяет, а
потому его никак не может перевесить и упразднить одно теоретическое
сознание истины. Пока живая сила эгоизма не встретится в человеке с другою
живою силою, ей противоположною, сознание истины есть только внешнее
освещение, отблеск чужого света. Если бы человек только в этом смысле мог
вмещать истину, то связь с нею его индивидуальности не была бы внутреннею и
неразрывною; его собственное существо, оставаясь, как животное, вне истины,
было бы, как оно, обречено (в своей субъективности) на гибель, сохраняясь
только как идея в мысли абсолютного ума.
действительно выводящая его из ложного самоутверждения, называется любовью.
Любовь, как действительное упразднение эгоизма, есть действительное
оправдание и спасение индивидуальности. Любовь больше, чем разумное
сознание, но без него она не могла бы действовать как внутренняя
спасительная сила, возвышающая, а не упраздняющая индивидуальность. Только
благодаря разумному сознанию (или, что то же, сознанию истины) человек
может различать самого себя, т. е. свою истинную индивидуальность, от
своего эгоизма, а потому, жертвуя этим эгоизмом, отдаваясь сам любви, он
находит в ней не только живую, но и животворящую силу и не теряет вместе со
своим эгоизмом и свое индивидуальное существо, а, напротив, увековечивает
его. В мире животных вследствие отсутствия у них собственного разумного
сознания истина, реализующаяся в любви, не находя в них внутренней точки
опоры для своего действия, может действовать лишь прямо, как внешняя для
них роковая сила, завладевающая ими как слепыми орудиями для чуждых им
мировых целей; здесь любовь является как одностороннее торжество общего,
родового над индивидуальным, поскольку у животных их индивидуальность
совпадает с эгоизмом в непосредственности частичного бытия, а потому и
гибнет вместе с ним.
чрез жертву эгоизма. На этом общем основании мы можем разрешить и
специальную нашу задачу: объяснить смысл половой любви. Недаром же половые
отношения не только называются любовью, но и представляют, по общему
признанию, любовь по преимуществу, являясь типом и идеалом всякой другой
любви (см. Песнь песней. Апокалипсис).
себя ценит, придает себе безусловное значение и бесконечное достоинство: в
этом он прав, потому что всякий человеческий субъект как самостоятельный
центр живых сил, как потенция (возможность) бесконечного совершенства, как
существо, могущее в сознании и в жизни своей вместить абсолютную истину, -
всякий человек в этом качестве имеет безотносительное значение и
достоинство, есть нечто безусловно незаменимое и слишком высоко оценить
себя не может (по евангельскому слову: что даст человек в обмен за душу
свою?). Непризнание за собою этого безусловного значения равносильно
отречению от человеческого достоинства; это есть основное заблуждение и
начало всякого неверия: он так малодушен, что даже в самого себя верить не
в силах, - как может он поверить во что-нибудь другое? Основная ложь и зло
эгоизма не в этом абсолютном самосознании и самооценке субъекта, а в том,
что, приписывая себе по справедливости безусловное значение, он
несправедливо отказывает другим в этом значении; признавая себя центром
жизни, каков он и есть в самом деле, он других относит к окружности своего
бытия, оставляет за ними только внешнюю и относительную ценность.
помешавшийся в рассудке, всегда допускает полную равноправность других с
собою; но в сознании жизненном, в своем внутреннем чувстве и на деле, он
утверждает бесконечную разницу, совершенную несоизмеримость между собою и
другими: он сам по себе есть все, они сами по себе - ничто. Между тем
именно при таком исключительном самоутверждении человек и не может быть в
самом деле тем, чем он себя утверждает. То безусловное значение, та
абсолютность, которую он вообще справедливо за собою признает, но
несправедливо отнимает у других, имеет сама по себе лишь потенциальный
характер - это только возможность, требующая своего осуществления. Бог есть
все, т. е. обладает в одном абсолютном акте всем положительным содержанием,
всею полнотою бытия. Человек (вообще и всякий индивидуальный человек в
частности), будучи фактически только этим, а не другим, может становиться
всем, лишь снимая в своем сознании и жизни ту внутреннюю грань, которая
отделяет его от другого. "Этот" может быть "всем" только вместе с другими,
лишь вместе с другими может он осуществить свое безусловное значение -
стать нераздельною и незаменимою частью всеединого целого, самостоятельным
Николаев Андрей
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Жюль Верн
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс