первобытной нетронутости и непосредственности. "Рационалист" - поклонник
абстрактных вечных принципов" . Читая эти слова, невольно думаешь: Боже,
какая фантастика!
сожалению слишком распространенную не только среди прагматистов очевидно,
они считают за настоящие факты лишь то, что можно пощупать рукой, понюхать
носом, взвесить весами или увидеть глазами. Вся же история, весь психический
мир, вся бесконечно разнообразная духовная жизнь мира и человечества - это
для них не факты или, во всяком случае, - не настоящие факты. Поэтому,
говоря о физическом явлении и исследуя какую-нибудь рататорию, нужно быть
точным и строго фактичным. Говоря же об истории или о представителях мысли -
можно быть приблизительным, схематичным и голословным.
игнорирует столь прекрасно обследованную в XIX веке фактическую историю
человеческой мысли. Если мы обратимся к фактам, мы увидим, что классификация
Джемса оказывается для них поистине Прокрустовым ложем.
он "материалист", "сенсуалист" и "неверующий". Но вместо пессимизма у него
легкокрылый оптимизм, вместо детерминизма - утверждение абсолютной свободы.
Вместо "плюрализма" - монизм. Куда поместить стоиков? Они несомненно
относятся к "мягкому" типу. Ибо они "монисты", "рационалисты", "верующие" и
догматики. Но вместо оптимизма у них глубочайший пессимизм, вместо свободы
воли - яркий детерминизм, вместо идеализма - материализм.
философах мистического направления, о всех представителях философии Логоса в
этих терминах даже нельзя говорить, как нельзя в терминах физики говорить о
гиперфизических явлениях химизма.
лишь два. С пренебрежением вспоминает он "Теодицею" Лейбница и мельком
упоминает "рационалиста" Ройса .
избитая тема. Всем известно, что не эмпирики, а завзятый рационалист и деист
Вольтер в своем бессмертном "Кандиде" пригвоздил "Теодицею" к позорному
столбу. Всем известно также, что с особенной силой издевался над оптимизмом
Лейбница великий "идеалист" Шопенгауэр. Кивая на Лейбница, Джемс хотел бы
подтвердить одну глубоко несправедливую свою мысль. Ему хочется доказать и
себе и слушателям, что только "эмпирики" считаются с фактическим злом, с
фактической неурядицей жизни, а гг. "рационалисты", вздымаясь в
"nefelokokugїan" , парят в расплывчатом прекраснодушии. Лейбницу Джемс
противополагает Спенсера. "В любой главе у него слышишь живой гул фактов, он
никогда не устает приводить факты, он подчеркивает факты, он всегда обращен
лицом к ним - и этого достаточно". "Половина Англии желает, чтобы его
похоронили в Вестминстерском аббатстве" .
настанет эпоха, когда нравственное поведение станет совершенно естественным
поведением . Идеал и действительность совпадут! Каждый будет непринужденно и
самопроизвольно стремиться к симпатическим удовольствиям и будет ими
пользоваться сполна до самого пределаї Благородство и деликатность расцветут
пышным цветом. "Хотя и будет получаться удовольствие от доставления
удовольствия другому, все-таки сознание будет занято не мыслью о предстоящем
получении симпатического удовольствия, а лишь мыслью об удовольствии,
доставленном другому" . Подобно тому как теперь люди конкурируют в эгоизме,
"так точно в позднейшей стадии" начнется "соревнование альтруистическое",
при котором "каждый воздерживается от присвоения неподлежащей доли
альтруистического удовлетворения" и "каждый заботится о том, чтобы и другие
имели случай для удовлетворения своего альтруизма". Получится
очаровательно-альтруистический альтруизм альтруизма" . "То, что является
теперь случайным и слабым, сделается с дальнейшим развитием привычным и
сильным, и то, что характеризует теперь лишь исключительно высоких
личностей, сделается под конец свойственным всем и каждому" .
Спенсера. Мы видим, что метафизическая маниловщина Лейбница находит себе
прекрасную параллель и дополнение в позитивистической маниловщине Спенсера.
И Nebelkukuksheim возносит в оптимистическую расплывчатость не только
презренного "рационалиста" Лейбница, но и канонизованного половиной Англии
"эмпирика" Спенсера!
зла, с большим пессимизмом, чем "рационализм", приходится исполнять работу
Данаид. Мысль сама по себе недоказуема, ибо справедливо обратное ей.
Эмпиризм как таковой никогда не может почувствовать трагедии мира, он по
существу оптимистичен, ибо в картине действительности, рисуемой пятью
внешними чувствами, все очень просто, ясно и "эмпирично". Весь ужас, весь
хаос, все зло, вся кошмарно-ночная сторона жизни - все это за пределами
"пяти чувств". И если мы взглянем в историю мысли, т.е. если мы захотим
проверить это положение фактами, мы увидим, что факты за нас. Пессимизм как
мировоззрение, т.е. как углубленное чувствование зла и трагичности жизни,
есть всецелое создание противников "эмпиризма": религии и идеалистической
философии.
является превознесение "жестких" как любителей "фактов в их первобытной
нетронутости и непосредственности" и умаление "мягких" как поклонников лишь
"абстрактных и вечных принципов".
к действительности, а умение и страсть чувствовать конкретность и
неповторимую индивидуальность фактически-данного.
умения дифференцированно схватывать конкретность фактически-данного - это
язык. Сравните писания "эмпиристов" и творения "рационалистов" - и сразу
становится ясным, на чью сторону опускается чашка весов. Произведения Локка,
Беркли, Бекона, Милля, Бэна, даже "блестящего" Юма - как холодны, как
бледны, как скучны, как малокрасочны в сравнении с гениальными по языку
творениями Платона, Шопенгауэра, Ницше или Соловьева. Прочтите одну после
другой "автобиографию" любителя фактов Милля , которого Джемс хочет считать
духовным вождем прагматизма, и "Исповедь" бл. Августина , одного из
величайших представителей "мягких", - и вас до смешного поразит это
глубочайшее несоответствие. Эмпирик Милль, писавший целые томы об эмпиризме,
об изучении фактов, о внимательном отношении к фактически-данному, - дает
отвлеченный скелет, лишенный плоти и крови, какой-то набор формулярных
событий, официальное curriculum vitae , ни в одном месте не обвеянное
ароматом его личности, ни в одном месте не пронизанное значительностью того,
что, быть может, ему пришлось пережить.
в Абсолютное, пишущий лишь о божественном и богословском, дает потрясающие
картины тех фактов, которые ему пришлось пережить, с несравненною яркостью
живописует весь фактически-психологический путь своего обращения к Богу.
считать и его прагматистом. Представьте же, что сочинения Платона были бы
все утеряны и образ Платона с его философией пришлось бы извлекать из
сочинений его ученика и его детального критика Аристотеля. Получилось бы
что-то ужасное! вместо Платона какой-то обезображенный, бесцветный
"идеалист", упорный и тупой, лишенный к тому же всякого литературного
дарования. Никакой перспективы, ни малейшего намека на адекватное
воспроизведение фактического лица.
единой строчки - и однако же его внутренний образ, его гениальная личность,
даже внешний облик, с привычками, с костюмом, с движениями, со всей
окружающей обстановкой, нам известны с такой поразительной ясностью, с
такими деталями и с такой конкретностью, что не всякого современника,
виденного собственными глазами, мы представляем с такой яркостью, как
Сократа, чуждого нам по культуре, отделенного от нас более чем двумя
тысячелетиями. А Горгий, а Протагор, Алкивиад, Аристофан , вся увлеченная
диалектикой афинская молодежь - разве это не зарисовано Платоном с
поразительною конкретностью?
любовь к неразложимо-индивидуальному и фактически-конкретному, какую мы
встречаем у мистика и погруженного в созерцание истинно сущего - Платона.
результатом анализа и предвзятой классификации, с первобытно-нетронутой и
непосредственной действительностью, всегда являющейся индивидуальным,
единственным, неповторимым и неразложимым единством целой серии и запутанной
комбинации фактов. Поистине фактичны не факты, а действительность, состоящая
из определенно связанных фактов. Естественные науки, имеющие дело лишь с
препарированными и отвлеченными от живой действительности фактами, по
существу схематичны. Ни физика, ни химия, ни биология, ни физиология, ни
астрономия - ничего не говорят об истинных и фактически совершающихся в
живой действительности процессах. Они дают лишь схемы, которые с
определенной и существенно условной точки зрения позволяют сводить к
некоторому воображаемому единству то, что творится в природе. Эта точка
зрения на условность науки, впервые и блестяще развитая Мальбраншем, все
более и более проясняется в философском сознании современности, и прагматизм
в этом случае, не внося ничего нового, сам примыкает к ней.
эмпиризма из такой точки зрении. "Факты" теряют свою "фактичность". Как
препарированные они уже не просто действительность, а нечто воображаемое.
Как изолированные и отвлеченные от действительности, они становятся
нереальными схемами, ведущими лишь идеальную жизнь в людских головах.
Действительность ими не исчерпывается, не покрывается. Ее неисследимая