Каждый, у кого есть хвост, знает, как дорожишь этим редчайшим
украшением и как мгновенно реагируешь, если хвосту угрожает опасность
или какое-нибудь оскорбление. Я мигом очнулся от своих захватывающих
мечтаний и преисполнился жажды деятельности: я решительно
выкарабкаются на лед и перебрался на берег. И тут я сказал самому себе:
Оставаться у Хемулихи невозможно. Беру свою судьбу в собственные лапы!
Это укрепило мое решение. Когда наступили сумерки, я разорвал свою
простыню на длинные полосы, сплел из них веревку, а веревку привязал к
рейке оконного переплета. Послушные подкидыши поглядывали на меня, но
молчали. Это меня сильно оскорбило. После вечернего чая я с величайшей
добросовестностью составил свое прощальное письмо. Письмо было
написано совсем просто, но в нем ощущалось глубокое внутреннее
достоинство. Вот мое письмо:
в путь, не подозревая об ожидавших меня удивительных событиях. Я был
всего-навсего юный муми-тролль, печально бредущий по вересковой
пустоши и вздрагивающий всякий раз, когда ужасные звуки ночи нарушали
тишину горных теснин, усиливая мое одиночество.
что воспоминания о несчастном детстве глубоко захватили его и он
должен немного прийти в себя. Завинтив колпачок ручки, он подошел к
окну. Над Муми-долиной царила полная тишина. Один лишь ночной ветерок,
прилетевший с севера, шелестел в саду, да веревочная лестница
Муми-тролля качалась, словно маятник, у стены дома.
старый!"
веревочную лестницу.
Что ты делаешь?
вниз, два -- вверх. Укрепляет мышцы.
мемуары?
подоконник. -- В мемуарах я совсем недавно сбежал из дома для
подкидышей. Хемулиха плачет. Будет необыкновенно увлекательно.
Муми-тролль.
-- До чего же весело читать вслух то, что сам написал!
-- Так. На чем это я остановился?.. Ах, да, я убежал, а утром... Нет,
это -- позднее... Сначала надо описать ночь бегства.
смея остановиться, не смея даже смотреть по сторонам. Кто знает, что
может внезапно появиться во мраке! Я пытался петь утренний марш
подкидышей: "Как не по-хемульски в этом мире..." Но голос мой дрожал
так, словно хотел напугать меня еще больше. Ночь была непроглядная.
Туман, густой, как овсяный суп, которым кормила нас Хемулиха, наползал
на пустошь, превращая кусты и камни в бесформенных чудовищ. Они
надвигались на меня, простирали ко мне руки... О, как мне было жаль
себя!
вдруг приятным. Вернуться назад? Никогда! Да еще после великолепного
прощального письма!
глазах происходило нечто прекрасное. Туман зарделся, стал таким же
розоватым, как вуаль воскресной шляпки Хемулихи. И мир вмиг
преобразился, он тоже сделался добрым и розоватым! Я застыл, наблюдая,
как исчезает ночь; я совершенно забыл о ней, ведь наступило первое мое
утро, мое -- личное, принадлежащее только мне утро!
ненавистную печать и забросил ее подальше в вереск! А потом, подняв
торчком свои хорошенькие ушки и задрав мордочку, я исполнил новый
танец, танец свободного муми-тролля.
потому, что уже пять часов! Никогда ни перед кем, кроме короля, не
вилять хвостом и не ночевать больше в квадратной, коричневато-пивного
цвета комнате! Долой хемулей!
мокрой листве, и сквозь редеющий туман я увидел Дорогу. Извиваясь по
вересковой пустоши, она вела прямо в большой мир, в мою новую жизнь,
которая, как я считал, станет необыкновенно знаменитой, не похожей ни
на какую другую.
его, а банку выбросил. Делать мне было нечего, да и делать что-либо
по-старому, когда вокруг все абсолютно новое, невозможно. Мне никогда
не жилось так прекрасно.
Надвигающиеся сумерки меня ничуть не беспокоили -- я был переполнен
самим собой и своей свободой. Напевая собственного сочинения песню
(все до единого слова в ней были значительны, к сожалению, теперь она
позабылась), я двинулся прямо в ночь.
меня. Я не знал тогда, что это запах леса -- мха, папоротников, тысячи
огромных деревьев. Вконец утомившись, я свернулся клубочком на земле и
поджал под живот свои холодные лапки. Может, мне все-таки не стоит
основывать приют для хемулят? Ведь их подкидывают не так уж часто. И
вообще, кем мне лучше стать: искателем приключений или знаменитостью?
Наконец после некоторых раздумий я решил стать знаменитым искателем
приключений. И, засыпая, думал: завтра же утром!
мире. Ну и удивился же я! Ведь прежде я не видел ни одного лесного
дерева. Головокружительной высоты, прямые, точно копья, они горделиво
поддерживали свои зеленые своды. Освещенная солнцем, тихо и легко
шелестела листва, а вокруг с радостными криками носились птицы. Чтобы
собраться с мыслями, я немного постоял на голове, а потом громко
закричал им:
хемулей?
головой в густую листву.
очень мягкой, а листья папоротника отбрасывали на нее глубокие тени.
Целые полчища никогда прежде не виданных мной ползающих и летающих
букашек окружили меня, однако они были слишком маленькие, чтобы
говорить с ними о серьезных вещах. Наконец я наткнулся на пожилую
Ежиху, сидевшую в одиночестве и драившую ореховую скорлупу.
рожденный при самом необыкновенном сочетании звезд.
буркнула Ежиха. -- А я работаю. Из этой скорлупки выйдет прекрасная
мисочка для простокваши.
Кто же хозяин этих чудесных мест?
своей простокваши.
какая-нибудь Хемулиха? -- продолжая беспокоиться, допрашивал я.
счастливица никогда в жизни не видела хемулях!
объяснил я. -- У них огромные, чуть приплюснутые морды, а волосы
растут беспорядочными клочьями. Хемулихи никогда не делают то, от чего
делается весело, а только то, что необходимо. И постоянно напоминают
вам о том, что бы они сами сделали, будь на вашем месте, и...
папоротника.
Афанасьев Роман
Русанов Владислав
Акунин Борис
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Браун Дэн