господа, не грех вспомнить и о сыне, об Андрее Лучникове, этом вполне едва
ли не коммунисте, который не вылезает из Москвы. Помилуйте, господа, но это
уже не дело. Рассуждая таким образом, мы уподобляемся цэкистам-гэбистам,
ущемляем священные принципы нашей демократии, да и какой Андрюша коммунист,
я его знаю с детских лет. Хорошо, было бы уместно прекратить эту дискуссию,
тема, кажется, исчерпана...
кандидатуры своего отца. Он вспомнил об этом деле и сейчас, кружа по
серпантину Сюрю-Кая и приближаясь к "Каховке".
мастодонты, торгаши и дебилы всерьез рассуждают, видите ли, о Возрождении!
Богатые и безнравственные смеют считать себя хранителями русской культуры. С
детства они талдычат нам о зверствах большевиков, но разве и вы не были
зверьми? Красные расстреливали тысячами, вы вешали сотнями. Нет, не белое
знамя вы несли с Юга и Востока к Кремлю, но черное с кровью. Жажда мщения
двигала вашими батальонами. Либералы вроде моего юнкера-отца или самого
генерала Деникина не решались произнести при вас слово "республика", не
решались заикнуться о разделе земли. Как красные презирали разогнанную
"учредилку", так и вы ненавидели Учредительное выборное собрание российского
народа. Даже и после поражения вы охотились за Милюковым, убили
Набокова-старшего, а какой была бы охота после вашей победы? Вот и сейчас
шесть десятилетий вы на своей Базе Временной Эвакуации наслаждаетесь
комфортом, свободой и спокойствием, в то время когда наш народ кровью
истекал под сталинскими ублюдками, отражал с неслыханными жертвами нашествие
наглых иностранных орд, прозябает в бесправии, темноте духовной, скудости и
лжи и снова жертвует лучшими своими детьми, в то время когда такие
сложнейшие и драматические процессы происходят в России, вы все еще
талдычите вставными челюстями о Весеннем Походе...
увидел прямо над собой за зарослями кизиловых кустов длинную фигуру отца в
выцветшей голубой рубашке. Отец махал ему рукой и что-то кричал. За спиной у
него светилась странная при ярком солнце фара маленького желтого бульдозера.
Очевидно, именно из бульдозера он и просигналил сиреной.
вираж. Молодой походкой, размахивая руками со свойственной ему внешней
беззаботностью, отец шел навстречу.
расчищаю бульдозером. Олл райт, закончу после обеда.
участок.
класс?
но никогда на шоссе или в городе этого не показывал, лишь на горных дорогах
охватывал его иногда мальчишеский раж. Он подумал, что, может быть, отцу
будет приятно увидеть в этом рыжем с сединой морщинистом дядьке прежнего
своего любимого мальчишку, и стал подхлестывать свой "питер" толчками по
педали. Турбина рявкала. Они выскакивали на виражи, казалось, для того,
чтобы лететь дальше в небо и в пропасть, но резко перекладывался руль,
выдергивалась кулиса, и со скрежетом на двух колесах -- два других в воздухе
-- "питер" вписывался в поворот.
остановились мгновенно и точно в квадрате пар-книга.
лет десять назад Андрей привез из очередной поездки в Москву несколько
грампластинок. Отец снисходительно слушал советские песни, как вдруг
вскочил, пораженный одной из них.
.......................................................
...............................................................
только тогда уже высказался:
эта комсомольская романтика напоминает мне собственную юность и наш
юнкерский батальон. Ведь я дрался в этой самой Каховке... И девушка наша
Верочка, княжна Волконская, шла в шинели... по горящей Каховке...
врэвакуанта. Лучников-младший, конечно же, с удовольствием подарил отцу
пластинку: еще один шаг к Идее Общей Судьбы, которую он проповедовал.
Арсений Николаевич сделал магнитную запись и послал в Париж, тамошним
батальонцам: "Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались... " Из Парижа тоже
пришли восторженные отзывы. Тогда и назвал старый Лучников свой новый дом на
Сюрю-Кая "Каховкой".
друга. Разновысокие стены строений окружали двор: галереи, винтовые
лестницы, окна на разных уровнях, деревья в кадках и скульптуры.
сказал Арсений и добавил осторожно: -- Неизвестный, кажется, сейчас в
Нью-Йорке живет?
него руку. Сколько раз он видел эту скульптуру и трогал ее в мастерской
Эрика, сначала на Трубной, потом на улице Гиляровского.
стенам вышли на юго-восточную, уступчатую, многоэтажную часть строения,
висящую над долиной. Появился древний Хуа, толкая перед собой тележку с
напитками и фруктами.
остатки зубов, похожие на камни в устье Янцзы.
сказал отец.
коричневую щеку и взял здоровенный бокал "Водкятини".
мол, вниз, там нечто интересное, Андрей Арсениевич глянул и чуть не выронил
"Водкатини": там внизу на краю бассейна стоял его собственный сын Антон
Андреевич. Длинная и тонкая дедовская фигура Антошки, белокурые патлы
перехвачены по лбу тонким кожаным ремешком, ярчайшие американские купальные
трусы почти до колен. В расхлябанной, наглой позе на лесенке бассейна стояло
отродье Андрея Арсениевича, его единственный сын, о котором он нот уже
больше года ничего не слышал. В воде между тем плавали две гибкие девушки,
обе совершенно голые.
как бы извиняясь. заговорил Лучников-старший.
приплыли из Турции с рыбаками... Позови его, Андрей. Попробуйте все-таки...
еще недавно, будто бы вчера, когда в ответ на этот крик его сын тут же
мчался к нему большими скачками, словно милейший дурашливый пес.
пересек бассейн, выскочил на другой стороне и помчался вверх по лестнице,
крича:
Андрея Арсениевича с матерью Антона, взаимных обвинений и даже некоторых
пощечин; как будто не пропадал мальчишка целый год черт знает в каких
притонах мира.
побоксировали. Краем глаза Лучников видел, что дед сияет. Другим краем глаза
он замечал, как вылезают из бассейна обе дивы, как они натягивают на чресла
ничтожные яркие плавочки и как медленно направляются вверх, закуривая и
болтая друг с другом. Мысль о лифчиках, видимо, не приходила им в голову то
ли за неимением таковых, то ли за неимением и самой подобной мысли.
по-английски. -- Андрей Лучников. Дад, познакомься, это Памела, а это
Кристина.
девятнадцатилетнего Антона, то ненамного. Памела, блондинка с пышной гривой
выгоревших волос, с идеальными, будто бы скульптурными крепкими грудками.
"Калифорнийское отродье, вроде Фары Фосет", -- подумал Лучников. Кристина
была шатенка, а груди ее (что поделаешь, если именно груди девиц привлекали
внимание Лучникова: он не так уж часто бывал в обществе передовой молодежи),
груди ее были не столь идеальны, как у подружки, однако очень вызывающие, с
торчащими розоватыми сосками.
какой-то славянский акцент-- и крепко, по-мужски пожали руку Лучникова. Они
Контровский Владимир
Суворов Виктор
Белов Вольф
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна