мало. В ребенка словно бес вселился: он передразнивал решительно всех,
даже самого учителя-как он нюхает табак и как семенит короткими ножка-
ми,-и жену учителя-как она запинается, краснеет и подмигивает одним
глазком, выпрашивая у мужа деньги, чтобы справить субботу, и говорит она
не "суббота", а "шабота". Сыпались тумаки, летели оплеухи, свистели роз-
ги! Ох и розги! Какие розги!
вого взгляда. "Любите меня!" - говорит вам такое лицо, и вы начинаете
его любить, не зная за что.
который жил у раввина.
жизнеописания, с первой же минуты их знакомства и делился с ним своими
завтраками и обедами. Он подружился, да еще как подружился с ним - души
в нем не чаял! И все из-за сказок!
не все. Нужно еще уметь их рассказывать. А Шмулик умел рассказывать как
никто.
ми глазами брал столько сказок, прекрасных, увлекательных, полных таких
редкостных, фантастических образов! Слыхал ли он их от кого-нибудь, или
сам выдумывал-до сих пор не могу понять. Знаю только одно: они струились
у него, словно из источника, неисчерпаемого источника. И рассказ шел у
него гладко как по маслу, тянулся, как бесконечная шелковая нить. И сла-
достен был его голос, сладостна была его речь, точно мед. А щеки загора-
лись, глаза подергивались легкой дымкой, становились задумчивыми, влаж-
ными.
раз в праздник под вечер на высокую воронковскую гору, "вершина которой
почти достигает облаков", товарищи ложились в траву либо ничком, либо на
спину, лицом к небу, а Шмулик принимался рассказывать сказку за сказкой
о царевиче и царевне, о раввине и раввинше, о принце и его ученой соба-
ке, о принцессе в хрустальном дворце, о двенадцати лесных разбойниках, о
корабле, который отправился в Ледовитый океан, и о папе римском, затеяв-
шем диспут с великими раввинами; и сказки про зверей, бесов, духов, чер-
тей-пересмешников, колдунов, карликов, вурдалаков; про чудовище пиперно-
тер-получеловека-полузверя и про люстру из Праги. И каждая сказка имела
свой аромат, и все они были полны особого очарования.
ми занятного паренька с розовыми щечками и влажными мечтательными глаза-
ми.
и масла из потолка.
из черепков-алмазы и брильянты.
знaeт! Он никогда не спит.
балой.
То, что может сделать наш раввин, не сделает никто. Захочет - и перед
ним откроются все двенадцать колодцев с живым серебром и все тринадцать
садов чистого шафрана: и золота, и серебра, и алмазов, и брильянтов там,
как песку на дне морском... Так много, что и брать не хочется!..
субботу?
этом свете. Стоило бы ему только захотеть, и он был бы богат, как Корей
*, тысячу Ротшильдов заткнул бы за пояс, потому что он знает, как можно
разбогатеть. Ему открыты все тайны, он даже знает, где зарыт клад.
зал тебе давно. Пришел бы среди ночи и разбудил: "Идем, Шолом! Наберем
полные пригоршни золота и набьем этим золотом карманы!"
рались, и сам он весь преображался, пылал костром, так что и товарища
своего зажигал. Шмулик говорил, а Шолом смотрел ему в рот и жадно глотал
каждое слово.
ни
какого сомнения.
давние времена. Тысячи лет люди копили и копили богатства, пока не при-
шел Хмельницкий и не припрятал их.
злой. Он был еще до времен Хмельницкого... Это ведь и маленькие дети
знают. И вот Хмельницкий забрал у тогдашних помещиков и у богатых евреев
милли... миллионы золота и привез к нам сюда, в Воронку, и здесь однажды
ночью при свете луны зарыл по ту сторону синагоги, глубоко, глубоко в
землю. И это место травой заросло и заклятьем заклято, чтобы никто из
рода человеческого его не нашел.
создал каббалу? Каббалисты, глупенький, знают такое средство.
который нужно произнести сорок раз по сорок.
так просто. Нужно сорок дней не есть и не пить, и каждый день читать по
сорок глав из псалмов, а на сорок первый день, сразу же после того как
солнце сядет, выскользнуть из дому. Да так ловко, чтобы никто тебя не
приметил, потому что если кто-нибудь, не дай бог, увидит, то нужно будет
начинать все сначала - опять не есть и не пить сорок дней. И только тог-
да, если тебе повезет и никто тебя не встретит, ты должен пойти темной
ночью в начале месяца на склон горы, по ту сторону синагоги, и там прос-
тоять сорок минут на одной ноге, считая сорок раз по сорок, и, если не
ошибешься в счете, клад тебе сам откроется.
клада, и голос его становится все тише, тише, и говорит он, точно читает
по книге, не останавливаясь ни на мгновение:
нек покажется, ты должен сразу подойти к нему, только не бойся обжечься,
- огонек этот светит, но не жжет, и тебе останется только нагнуться и
загребать полными пригоршнями. - Шмулик показывает обеими руками, как
нужно загребать золото, и серебро, и алмазы, и брильянты, и камни, та-
кие, которые носят название "Кадкод" *, и такие, которые называются "Яш-
пе".
рый светит в темноте, как "стриновая" свеча, а "Яшпе" все может; "Яшпе"
превращает черное в белое, красное-в желтое, зеленое - в синее, делает
мокрое сухим, голодного - сытым, старого- молодым, мертвого-живым...
Нужно только потереть им правый лацкан и сказать: "Пусть явится, пусть
явится предо мной хороший завтрак!" И появится перед тобой серебряный
поднос, а на подносе две пары жареных голубей и свеженькие лепешки из
крупчатки первый сорт. Или же сказать: "Пусть явится, пусть явится предо
мной хороший обед!" И появится перед тобой золотой поднос с царской
едой-всевозможные кушанья: жареные языки, фаршированные шейки; их вкус-
ный запах приятно щекочет ноздри. Перед твоими глазами вырастут свежие
поджаристые плетеные калачи и вина, сколько хочешь, самых лучших сортов,
и орешки, и рожки, и конфет много, так много, ешь - не хочу!
губам, по его бледному лицу, что он не отказался бы отведать ломтик жа-
реного языка, фаршированной шейки или хотя бы кусочек калача... И Шолом
дает себе слово завтра же вынести ему в кармане несколько орехов, poжков
и конфету, которые он попросту стащит у матери в лавке. А пока он просит
Шмулика рассказывать еще и еще. И Шмулик не заставляет себя просить, он
отирает губы и рассказывает дальше.
Лукьяненко Сергей
Жюль Верн
Доценко Виктор
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Шилова Юлия