не верьте, впал в детство и представил, как вдруг ни с того, ни с сего,
просто в силу существования политических случайностей, происходит ужасный
катаклизм. Рабочие заводов "Красный пролетарий", "Серп и молот", "ВИЛ"
совместно со злорадстеующей либеральной интеллигенцией и с помощью
кремлевского караула, ошалевшего от тлетворной службы в мавзолее, очистили
барак на Старой площади от старых урок, затем, тут рукой подать, оцепляют
родную мою Лубянку, откуда я месяцами не выходил, бывало, работал, жрал,
спал и срал, и попадаю я сам в трюм... +
Очухался, слава Богу. Очухался, но ужас от того, что время идет, а минуточка
заветная все еще за горами, так и не сгинул из сердца. Конечно, кому-кому, а
мне думать и, главное, представлять в жутких образах происшедший катаклизм
по меньшей мере глупо. Структурочку нашу я знаю. Крепка наша структурочка.
Однако держится-то она на страхе! Вот вы инстинктивно, гражданин Гуров,
кивнули, и ясно мне, что вы тоже это прекрасно понимаете.
секретарем обкома всю свою жизнь он проработал. Приезжает в Москву,
встретились, пообедали, идем по Красной площади, он и говорит: "Все, Рука!
Отбздел я свое. Пензия! Теперь мне ничего не страшно. Дети пристроены. Все
за границей. Внуки тоже пойдут по дипломатической линии. Ни война мне не
страшна, ни переворотик. В том и другом случае за границей будет лучше. Мы
еще пожалеем, что не зарываемся в землю, как косорылые китаезы. Пожалеем! А
что делается внутри? Ужас, Рука, ужас! Лично моя область спилась в
сардельку! Двое врачей-психиатров наводить взялись статистику. Сколько у
меня алкашей, пьяниц, пристращающихся, уже подохших от алкоголизма,
получивших инвалидность, сколько калек породила вся эта шваль и так далее.
Взял я с врачей подписку о неразглашении данных. Приносят однажды статистику
свою. Еб твою мать, Рука! Глаза у меня на лоб полезли от ихних цисрр. Но
дело-то не в том, что пьют. Тыщу лет Россия пьет. Дело в том, что Пьют
сивушное говно, от которого наступает перерождение клеток мозга, дуреют,
сволочи, на работе и дома! Шмурдяк какой-то жрут, бормотуху, Солнцедар,
чернила, и главное, с ЦРУ это никак не увяжешь, или с жидами. Вот в чем
трудность антиалкогольной пропаганды. Велеть бы промышленности выпускать
очищенное зелье, чтоб хоть не дурели рабы моей области, но тут снова
заколдованный круг! Надо расширять мощности, а Косыгин денег не дает.
Справляйтесь сами. Улучшить качество зелья за счет уменьшения количества?
нельзя! Резко возрастет инфляция, а я по борьбе с ней на первом месте в
Союзе. Алкоголизм съедает избыток моих бумажных денег. Что делать? От
сивушной дури растет преступность. Хулиганье людям проходу не дает.
Огнестрельное оружие делать стали в "ящиках" всякие умельцы. А ты думаешь,
не добралась до нас сексуальная революция? Добралась и шагнула еще дальше. В
общем, глаза у меня на лоб полезли от той статистики. Но и это - полбеды.
Жрать нечего! Вот в чем вопрос! Мяса нет, рыба соленая и тухлая, от
консервов рыбных гастрит пошел, тысячи работяг на больничных, а в ЦК насчет
жратвы лучше не звонить. Ответ один: во время войны было хуже, и то
победили. Дают понять, чтобы вообще не совался с этим делом. И снова
невезуха: выездной рейд этой ебаной шмакадявки "Литературки". Социологи
решили выяснить, как у меня обстоит дело с разводами, анкетирование развели,
дотошные паразиты. И вот тебе - уже готовы результаты: 75 процентов
разводов из-за полной и частичной импотенции мужчин. Опросили мужиков. И
снова - у 75 процентов не стоит из-за алкоголизма и регулярного недоедания
мяса, рыбы и прочего гематогена. Начальник УКГБ приносит сводочку: болтовня,
пессимизм, ропот, доходящий до прямых выпадов, попытки некоторых
интеллигентов проанализировать внутреннее положение страны при полном
отсутствии информации о нем в прессе и так далее. Просто предбунтовая
обстановочка. Объявись какой-нибудь Стенька Пугачев, и как минимум не
миновать забастовки. Принимаю меры. Прошу командующего округом начать
маневры. Провожу процесс диссидента Булькова по обвинению в содержании
притона. Печатаю фельетоны насчет жидов из галантереи и облснаба, запрещаю
грузинам и армяшкам торговать на рынке овощами, фруктами и цветами,
устраиваю показательные выступления наших прославленных фигуристов, зову на
помощь Зыкину, Никулина, Ореро, Песняров, Райкиным и Кобзоном глотку своим
либералам-жидам затыкаю и разряжаю слегка обстановку. Уф! Неужели, думаю, до
пензии не дотяну, неужели они там, наверху, не могут прикрыть эту
полушпионскую лавочку - социологию? Неужели не понимают, что разрядка,
детант проклятый, хоть он и на руку нам внешнеполитически, нож медленный в
спину - мне же, у меня дома? И тут снова невезуха. Всего, Рука, не
предусмотришь. Это у нас, большевиков-сталинцев, слабость ¦ 1. Домработница
моя, Тася Пекшева, проститутка, исполнительница бывшая, лейтенант, опытный
человек, убийца, пошла домой из обкомовского ларька пешком. Пешком, блядища,
пошла. Что-то стряслось с автомобилем. Шофера я вышиб после той истории из
партии. Пошла, значит, гадина, пешком с сумкой полной и авоськой. Слабость у
нее, видишь ли, была к авоськам. Идет и не замечает, как два стерляжьи
хвоста из этой проклятой авоськи выглядывают. Подходят трое пьяных, как
назло не жиды и с самиздатом не связаны филолог, историк и физик. Дружки.
Подходят к Таське и спрашивают, что это за рыба у нее и откуда. Где ее
выбросили интересуются. Таська не растерялась, сбрехнула что-то и мотанула
от них. Снова догнали, физик схватил ее за грудки и завопил: "Коля! Клянусь
Курчатовым, это - стерлядь!". Таська обоссалась сразу от страха,
распатронили дружки на виду у всех мою сумку и авоську и все катастрофа.
Вывалили либералы проклятые на асфальт стерлядь, банки с икрой, колбасу,
ананасы, вырезку, спецсосиски, масло экспортное, карбонад, мороженую
клубнику и жевательную резинку для жены. Полгорода сбежалось поглазеть на
партийную снедь. Не тебе мне рассказывать, что там при этом говорилось,
какие восклицания слышались, намеки и аналогии, не тебе, Рука. Наперли на
Таську, она и раскололась, откуда волокет продукты. Но и это полбеды. Будто
бы никто ничего о нас не знает. Знают. Рыкают даже сквозь зубы. Таська,
когда отбили ее гебисты от толпы, психанула и заорала: "Я вас, суки, вот
этими руками стреляла и еще стрелять буду! Всех на мушку возьму! Слава
Сталину!" Город забурлил. И тут я обьявляю ему шах. Кидаю в магазины
продукты из армейских запасов, гоню стратегических свиней на мясокомбинат,
занимаю у соседа сгущенку, пивом велю на улицах торговать и по местному
телевидению приказываю пустить "Семнадцать мгновений". Уф! Отлегло. И с ходу
ставлю мат. Объявляю по радио о выявлении чумного больного. Чума! Сценарий
сочинил лично я. После "мгновений" этих сраных дикторша, я ее лично драл,
сообщала о ходе противочумных операций. Пришлось гебистам похимичить с
инсценировочками. Но им все равно делать было нехера. Выиграл я этот бой у
народа. Выиграл. Вышиб из партии пару председателей колхозов, отдал кое-кого
под суд за срыв снабжения населения продуктами первой необходимости,
прилавки опять опустели, но тут сняли Подгорного, опубликовали проект новой
конституции, и жизнь вошла в свою колею. Под конец немного повезло. Приходит
один из психиатров, занимавшихся алкогольной статистикой, и доносит мне, что
его коллега собирается все собранные чудовищные данные о моих спивающихся
пролетариях переслать Сахарову, которого очень вы, Рука, проморгали. Что
делать? Иду по банку. Предлагаю сучьей роже-стукачу кафедру в институте, а
он хочет облздравотдел. Там миллион за пару лет сколотить можно, потом
купить дом в Крыму и послать нашу бесплатную медицину ко всем чертям.
Соглашаюсь. Обещаю. Но не перестану я удивляться, как это за шестьдесят лет
нашей власти наплодилось в моей лично области так много настоящих злодеев.
Ну, мы-то с тобой - ладно. Таких, как мы, всего пятеро: я, ты, Кудин, в
черном ботинке Блондин и еще в пизде один. А этому стукачу тридцать пять
лет. Работа есть, жена, дети, музыку любит, стихи пишет, книжка в "Молодой
гвардии" вот-вот выйдет, а он, скотина, стучит так гнусно и грязно на своего
коллегу и друга. Сам понимаешь, облздравотдел - плата слишком большая за
донос даже при нашей инфляции. Хмырь болотный обязался убрать того
либералишку. Я поставил жесткий срок: два дня. Сработал, надо сказать,
мерзавец чисто: отрава, укол и медзаключение: инфаркт. Статистику я сжег, а
хмырине говорю: "С завтрашнего дня будешь лектором обкома по борьбе с
алкоголизмом. Ты - убийца. Я убийцу при всем своем желании не могу
назначить завоблздравом. Ты у меня всю область перетравишь, а работать и так
некому. И не пи-тюкай, падла! Скажи спасибо, что сейчас не тридцать седьмой!
Ты бы уже рядом со своим дружком на Горьком кладбище осенний дождь пустыми
глазами пил и червяками закусывал! Понял, говорю, змей? Веришь, Рука, он
даже не побледнел, и нагло, блядь такая, выпросил у меня из фонда обкома
однотомники Булгакова, Мандельштама и, кажется, Ахматовой. Ушел с книжечками
под мышкой. Зачем они там в Москве дают народу читать про Пилата, Христа,
Белую Гвардию и так далее? Лучше уж что-нибудь про еблю пусть печатают.
Отвлекать народ надо, а не привлекать... Ах, Иуды, Иуды! Большой путь вы
проделали от тридцати сребреников до моего облздравотдела. Его, однако, вам
не видать, как своих ушей. Ну, что ты скажешь, Рука?..
говорю, Россия, а неподслушанным можно быть только в лесу или на Красной
площади... Разошлись, прикинув, что на наш век советской власти хватит, а
там гуляйте, урки, по буфету как знаете и бейте хрустальные фужеры об черепа
врагов!
справить достойно и ни о чем уже не мечтать больше. Мы ведь погодки с вами,
гражданин Гуров? Погодки...
3
не считаете, как говорят шакалы-урки, и вот даже за борщом ни крошки хлеба в
рот не взяли. Понимаю: лишний вес, атеросклероз, запоры, запоры, запоры... А
ведь зимою 1929 года шли вы по нашей завалившейся в теплые сугробы деревне,
по нашей Одинке, шли по нашему белому покою в бурочках, в полушубочке,
перепоясанный ремешками, в буденовке, пошитой специально по вашей головке, в
крагах собачьих, и держали вы над собой красный транспарант: "Кулаку -
позор! Хлеб - Родине!"... И было вам двенадцать лет, гражданин Гуров. Не
перебивайте, некорректно перебивать человека, дающего показания и желающего