портфелем "Рымникского" к двум красивым подругам, оказавшимся ночью
злостными лесбиянками, чему предшествовала та встреча в редакции.
решает, кого печатать, а кому отказать, а ему еще деньги за эти отказы
платят! И только собираюсь предложить - напечатай, мол, а гонорар вместе
пропьем, как он и говорит: будь мои воля, я бы это ("Зону"), конечно, из
интереса напечатал. Эге, думаю, парень, да тебе печататься легче чем ему
ровно на одну инстанцию - на себя самого. Так что теперь - настала твоя
воля?
думаю, куплю - о чем хоть речь-то шла. Ты его знал? - спросил Саул.
лесу, под луной, нет мне покоя!
что я. Так я вообще мало кого знаю, и век бы не знал. Он со мной общался,
как умный еврей с глупым: по телефону из Нью-Йорка. То есть просто все мои
знакомые были более или менее лучшими его друзьями: все мужчины с ним пили,
а все женщины через одну с ним спали или как минимум имели духовную связь.
Большое это дело - вовремя уехать в Америку.
назвать слишком позитивной. Это была роль шагов Командора за сценой. Хотя
сам он о том не мог предполагать. Когда я узнал о нем, он уже никак не мог
знать обо мне: он уже свалил. Чем еще раз подчеркива-лось его умственное
превосходство.
реальное значение метафоре "ни жив ни мертв". Реанимация напоминала
консилиум над телом Буратино. С неживой невнятной речью и неживыми
ошибочными движениями он выглядел кадавром столь закончен-ным, что от года в
год представлялся все более бессмертным. То есть разум понимал, что ему
полагается умереть, но эта в любой момент возможная и ожидаемая, но никогда
не наступающая смерть в конце концов стала столь же неопределенно-отдаленной
абстракцией, как тепловая смерть вселенной. Его состояние на грани иного
мира стало константой общественного бытия.
настаивали все известные мне журналы и издательства. Мое сознание не хотело
определяться бытием. Сделай или сдохни.
сознание здесь были подточены поздним приходом советской власти и приемом
финского телевидения. Ветерок дотягивал в щель форточки забитого окна,
которое Петр прорубил в Европу. Светил какой-го шанс.
здесь постоянно.
жить в Кушке, в Уэллене, в Дудинке, только оставьте шанс. Не уверенность, не
гарантию: хоть запах реального шанса.
прописки нужно ходатайство с места работы, оно будет рассматриваться. А на
какую площадь вы хотите прописаться?
вырезки из многотиражек:
Вы уже переехали в Таллинн?
коридоры, очереди, заявления, выписки, справки, резолюции, подписи, печати,
милиции, паспорта, жилконторы, очереди, записи, очереди и переехал в
Таллинн.
какой-то пузатой мелочью, о ком я даже не слышал. - А кто это?
ленинградского населения: три Эстонии с довеском.
люблю тех, кто вроде меня. Конкурент существует для того. чтобы его утопить.
Я не интересовался салонами, компаниями и "внутрилитературными движениями
рукописей", слово андеграунд еще не употреблялось, как и слово тусовка.
Печати. Мне было тридцать, и пять лет я не делал для заработка ни строчки.
Халтура - смерть. Но для книги требовалась прописка, а для прописки
авторитетная работа. В детстве доктора говорили, что у меня повышенный
рвотный рефлекс.
скрежетал неделю. Я добивался глубин мысли, блеска стиля и изысканной
лаконичности - при сохранении честности. Я был ишак.
человек добрый настолько, что редакция жрала его поедом, не давясь
отсутствующим хребтом, Вольдемар Томбу, тактично подчеркнул несколько строк:
деле это так? Вы правда так думаете?..
так сказать... из классики.
Экклезиаста я, по понятным причинам, акцентировать не стал. Склонность к
цитирова нию Священного писания не могла быть поощрена органом ЦК комсомола,
хоти бы и Эстонии.
это же не так?.. Давайте лучше напишем: "Ибо во многой мудрости много пищи
для размышлений". Согласны? Вот, - добрым голосом заключил он.
семь шкур, но и поныне пикантнейшим из воспоминаний остается первое
сотрудничество с эстонской прессой: как редактор "Молодежки" отредактировал
царя Соломона.
газетной и серьезной плуг ставится на разную глубину. Наука это нехитрая:
как оперному певцу научиться снимать голос с диафрагмы, чтоб тихонько
подвывать шлягер в микрофон. По мере практики голос, без микрофона, начинает
"срываться с опоры", "качаться" - и оперному певцу хана. Писание на Бога и
на газету - при формальном родстве - профессии принципиально разные,
смешивание их дает питательную среду для графомании и алкоголизма.
печатали все материалы, исправно выдавали гонорар, а вот насчет штата Томбу
уклончиво успокаивал, просил обождать недельку. Шли месяцы.
в ЦК и устраивал тихий эстонский скандал.
высокой квалификации. Была предварительная договоренность. Я сам его
пригласил на место. Обещал. Место пустует. Брать некого.
республиканская газета. Вас волнует уровень вашей газеты?
Ленинграда не уезжают, знаете. Чего он уехал?
- Вы хотите поднять вопрос, почему они уехали из России?
и так работает половина евреев.
Томбу.
Перепутал билетную кассу?
приводили решающий аргумент в ЦК. - Тоже ручались: прекрасный журналист, все
в порядке, надо взять, - а чем это кончилось?.. Нам второй раз такой истории
не надо.
скандал, КГБ, рукописи - и эмигрировал в Америку!
замаскированного врага.
знать его он не мог - вы посмотрите, ведь все совпадает, как у близнецов. А
он продолжает настаивать, что не знает. Значит, скрывает. Значит, есть что
скрывать. Вы понимаете?
как водится, ушедшей в декрет машинистки. Она уже родила, и теперь по утрам
тошнило меня. Бессмысленность работы убивала. Какая "вторая древнейшая"! по
сравнению с советским газетчиком проститутка вольна, как Ариэль, и богата,
как министр Госкомимущества. Я понял, что такое фашизм: это когда
добровольно и за маленькую зарплату пишешь обратное тому, что хочешь. В
Контровский Владимир
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Доценко Виктор
Андреев Николай