- Давай, проваливай. Вали отсюда. Я тебя знать не знаю.
- Но, Дан, Господь дал мне найти тебя.
- Вали отсюда, тебе сказано!
- Я совсем без денег.
- На, возьми.
Я порылся в кармане и протянул ему десятидолларовую бумажку. Он посмотрел на
нее, пощупал, засунул в карман и сразу же утратил свой дурацкий вид.
- Знаешь, что неграм не очень-то рекомендуется приходить к белым?
- Я твой брат, Дан. У меня и бумаги есть. Тут я на него мгновенно кинулся. Я
схватил его
за шкирку и стал сквозь зубы выплевывать угрозы
и проклятия.
- Бумаги, говоришь? Какие еще бумаги? Сволочь!..
- Я ношу ту же фамилию, что и ты, Дан. Господь сказал, что нельзя отрекаться от
отца с матерью.
Мне лишь одно оставалось, это я и сделал. Мой кулак сжался и расплющил его
нижнюю губу. Я почувствовал, как крошатся его зубы, и волна стыда нахлынула на
меня, А Ричард и глазом не моргнул. Его глаза уставились на меня, и я увидел в
них... Нет, что я, с ума сошел? В глазах никогда ничего увидеть нельзя. Я
попытался образумить себя. Попытался, но безуспешно. А Ричард молчал и смотрел
на меня, и мне стало страшно.
- Где ты работаешь. Дан?
Разбитая губа исказила его голос, а по подбородку стекала струйка крови. Он стер
ее тыльной стороной руки.
- Убирайся отсюда, Ричард. И, если жизнь дорога, чтобы больше твоей ноги здесь
не было.
- Где я смогу тебя увидеть. Дан?
- Я и не собираюсь с тобой встречаться. - Ну, может, Шейле захочется...-
задумчиво произнес он.
Я вновь подавил в себе желание убить его, пронзившее меня, точно острый нож.
Он двинулся к двери, осторожно ощупывая свою разбитую губу.
- Пошел вон.
- Десять-то долларов не слишком дорогая цена. Это был мой брат, а мне хотелось,
чтобы он сдох. Все во мне сжалось от ужасной тревоги. Я боялся, что он вернется.
Мне хотелось знать...
- Постой. Кто дал тебе мой адрес?
- Да никто...- сказал он.- Так, приятели... Я ухожу. До свиданья. Дан. Я зайду к
тебе на работу.
- Ты не знаешь, где я работаю...- сказал я.
- Ничего, Дан. Это не страшно.
- Как ты открыл дверь?
- Я умею открывать двери. Господь тому свидетель. До свиданья. Дан. До скорого.
Я отупело смотрел, как он уходит. Часы мои показывали полшестого утра. Светало.
На улице послышались голоса разносчиков молока. Шейла с ребенком спала у своей
матери.
Ричард был негр, У него была черная кожа. И пахло от него негром.
Я закрыл входную дверь и начал раздеваться. Я сам не понимал, что делаю, и
осматривался вокруг. Потом я пошел в спальню, но остановился на пороге.
Передумал и пошел в ванную. Я стоял перед зеркалом. На меня смотрел крепкий
парень лет тридцати пяти, широкоплечий и дышащий здоровьем. О таком парне и
сказать нечего. Самый настоящий белый... только мне не нравилось выражение его
глаз.
Глаз человека, который только что увидел призрак.
IV
Прямо назавтра я стал подыскивать другую квартиру, но это было трудновато и
предстояло выложить кругленькую сумму. Шейле я об этом ничего не сказал. Я знал,
что она очень любит нашу квартиру, а потому боялся ей говорить. Какой бы предлог
выдумать? На улице я бесконечно оборачивался, смотрел, не идут ли за мной, искал
взглядом худощавую фигуру Ричарда, его кожу полукровки, курчавые волосы, мятый
костюм и длинные руки. Сохраненные в памяти детские воспоминания, связывавшие
меня с этим самым Ричардом, обладали одним тревожащим и тягостным оттенком, хотя
я и не мог установить, в какой именно момент появился в них этот оттенок, ведь
это были такие же точно воспоминания, как и у всех детей. Ричард был наиболее
темнокожим из нас троих, и этого обстоятельства было, вне сомнения, достаточно,
чтобы частично объяснить мое беспокойство.
Я добирался к Нику окольными путями, то проезжая лишнюю станцию, то недоезжая, а
затем возвращался к бару кружным путем, как бы по лабиринту, который я
бесконечно сплетал из соседних улиц, достигая этой изнурительной игрой
-мысленно, хочу я сказать,- подобия отсрочки, мнимую безопасность, обманчивая
решетка которой защищала меня от возможного нападения.
Но в конечном счете всегда приходилось входить к Нику, отбросив
предосторожности, как ни в чем не бывало, стараясь не оглядываться. Что я и
сделал в этот день, как делал во все остальные.
Джим просматривал вечернюю газету, разложив ее на стойке, и, заметив меня,
оторвал от нее глаза.
- Привет...- сказал он.
- Привет.
- Тут к тебе один тип приходил.
Я так и застыл. А потом, вспомнив о посетителях, прошел за стойку прежде чем
идти переодеваться.
- Какой тип?
- Черт его знает. Хотел тебя видеть.
- Зачем?
- Откуда мне знать?
- Обычный тип?
- Ага, обычный. Да что с тобой такое?
- Ничего.
- А... Ну, ладно,- сказал Джим. Он вновь уткнулся в свое чтиво, но почти тотчас
же поднял голову.
- Он вернется через час.
- Сюда?
- Ага, сюда. Я ему сказал, что ты будешь.
- Ладно.
- Тебя это что, смущает? - спросил Джим. С полной безучастностью в голосе.
Простое любопытство,
- А почему это должно меня смущать? Я его ведь вовсе не знаю.
- Ты никого не ждешь?
- Никого!
- Ну, пусть...- сказал Джим.
Я пошел в гардеробную и стал раздеваться. Через час, значит.
Это не Ричард. Джим бы сказал, если бы заходил негр.
Так кто же тогда?
Надо просто подождать часок. Я кончил одеваться и вернулся в бар.
- Сделай мне виски со льдом, Джим.
- Не слишком виски? - сказал Джим.
- Не слишком воды.
Он посмотрел на меня, воздержался от комментариев и наполнил стакан. Я залпом
выпил холодную и терпкую жидкость и попросил еще, Не люблю спиртного. Я
почувствовал словно уксус в желудке, но остался спокойным, совсем спокойным и
напряженным.
Я уселся на краю стойки, откуда я мог наблюдать за всеми входящими и выходящими.
Я ждал.
Вошли две девицы. Завсегдатаи. Они мне улыбнулись. Когда они проходили мимо
меня, я похлопал их по задику сквозь тесные платья, подчеркивающие развитые
формы. Они сели за столик рядом со стойкой. Хорошие клиентки. Вот на таких-то
девках Ник и подрабатывал во второй половине дня.
Я развлекался тем, что смотрел на них. Хорошо накрашенные, чистюли, воистину
аппетитные. Безупречные белокожие куклы. Я вспомнил о Ричарде так сильно, что
даже сделал защитное движение. Чтобы хоть как-то объяснить его, я сделал еще
одно такое же.
Джим возился с кассой, но я вдруг почувствовал, что он странно на меня смотрит.
Как только он понял, что я это вижу, он сразу же отвел глаза. Мне чертовски
надоело вот так ждать. Я попытался развлечься тем, что стал оглядывать пол,
стены, потолок, неоновые лампы, бутылки в сверкающих металлических ячейках,
снова посетителей, посетительниц. Я сидел слишком высоко и мой взгляд
недостаточно проникал меж ляжек той брюнетки. Я слез со своего насеста, подтянул
стул и уселся прямо напротив нее. Она прекрасно поняла, чего мне надо, и слегка
раздвинула ноги, чтобы я мог усладить взор. Свет был слабоват, но у меня
сложилось впечатление, что мои взгляд не встречает никакого препятствия. Мне это
нравилось, я чувствовал себя хорошо и уютно.
Она сделала мне знак и поднялась, чтобы пойти в туалет. Я потянулся.
Может быть, это даже неплохой способ убить время до прихода того типа.
Я пошел не тем же путем, что она, а к лестнице, ведущей в игральный зал. За
бархатной шторой можно было пройти в коридор, выходящий на улицу, а оттуда
спуститься в туалет с другой стороны.
У Ника так хитро все устроено, что телефонные будки превратились в удобные
кабинки. Тесноватые, конечно, но, как правило, никто не жаловался,
Она ждала меня в первой из них. Она знала, чего мне хочется.
Я тоже знал и потому вошел без обиняков. Она курила, ничуть не смутившись, что
меня даже малость обозлило. Ведь можно же как-нибудь сделать так, чтобы они хоть
что-нибудь чувствовали. Она же ведь пришла сюда не только для того, чтобы
доставить мне удовольствие.
Тут она бросила сигарету, и ее полные холодные губы впились в мои. Я тихонько
покусывал ее нежную надушенную кожу. Я был счастлив. Мной, точно в ватном
тумане, овладело белое и округлое блаженное состояние. Ее шелковая кожа с
завитками волос приближалась навстречу моей руке, и она помогла мне овладеть ею
тут же в будке, по-быстрому, стоя. Она закрыла глаза и вся дрожала, потом
понемногу расслабилась и опять закурила, даже не высвобождаясь. Я держал ее за
ягодицы, и руки мои проходили под ее изогнутыми ляжками. Мне было хорошо.