он.-- Да нас четверо, да представитель простого народа.
ножи, вилки, и мать велела Олегу раскладывать их по столу, на террасе. Олег
считал вслух.
нет. Пальцы надо ежедневно разминать!
вина и решил заранее нарубить сухих сосновых щепок для самовара, в добавок к
собранным шишкам. Он ловко орудовал топориком, и гора щепок быстро росла.
коромысло, захватила ведра и отправилась к колодцу. Олег скатил с террасы
велосипед и поехал вслед за ней. Колодец был возле соседней избы. Окна в той
избе были распахнуты, и сквозняк выдувал наружу занавески. Они походили на
паруса. Олег стал объезжать кольцами вокруг колодца, поднимая пыль, пока
тетя Паша его не отогнала. Она набрала одно ведро, спустила второе и стала
поднимать. Ворот ныл. Паша зачерпнула ладонью воды из ведра и полила ось,
чтобы та не скрипела.
полуслова, непонятно о чем. Тетя Паша повернула голову и прислушалась. Олег
тоже послушал, но ничего не понял и поехал опять вокруг колодца. Тут он
увидел, что тетя Паша отпустила рукоять ворота. Ведро, полное воды, с
грохотом ударяя по бревнам сруба, бешено помчалось вниз. Забыв про полное
ведро и коромысло на траве, Паша побежала домой. Косынка у нее сбилась,
волосы разметались по плечам. Не понимая, что произошло, Олег помчался вслед
за ней.
покачали огромными листьями. Глотнув воздуха, Паша смотрела то на мать,
возившуюся у керосинки с чудо-печкой, то на отца, который орудовал
топориком, рубя щепу. Калитка вернулась обратно, скрипнула, и мать повернула
голову.
ты испугалась... Смешно!
контроль.-- Ой же война, бабоньки-и-и. Ой!..
улыбка. Он стал бледным.
рассудок.
надо товарища Сталина, а то его перьвым убьють. А убьють, хто же нас
защитить?
залаяли собаки.
война. Отец напряженно глядел в небо, будто силился прочитать там что-то
очень важное. Словно там было написано, что до последнего вздоха теперь ему
осталось два месяца и четыре дня. И матери ровно столько же, чтобы стать
вдовой.
оставил на столе, в сумку и два чемодана мать, стиснув зубы, укладывала
пожитки. Отец снял с гвоздя скрипку и протянул Олегу:
бонбять. Сюды приедешь, а там твое имушчество разбонбять. Жалко ведь
имушчество!
расставаться с удочкой и велосипедом.
он.
конечно, а скрипку нельзя. Война, не война, а упражняться надо. Олег,
вздохнув, подчинился. Он не знал, радоваться или огорчаться. Беда взрослых
на него не распространилась, а внезапный отъезд казался случайным и
увлекательным приключением.
коромыслом. Второе ведро сорвалось с цепи и утонуло. Мать разрезала горячий
пирог и всем дала по куску.
синим пламенем.
кому не обращаясь, вдруг сказала мать.-- Теперь когда соберемся?
разгромят. На их территории. Те и пикнуть не успеют.
спит. Жаль только, что отпуск, небось, не дадут. А кончится все, тогда уж
точно возьму отпуск, приедем сюда опять и будем с Олегом рыбу удить. Верно,
теть Паш?
возвертелся, а нынче, можеть, и верно. Хто их знаеть, как повернуть...
Прогресс нынче, в газетах писали, что таперя прогресс... Погодите, я вам
букет на дорожку наломаю. Я мигом, мигом...
и принялась безжалостно отдирать огромные ветки с ярко-фиолетовыми цветами.
Немцы поставили вещи на землю, растерянно оглядываясь, ждали. Солнце стояло
высоко, и грозди сирени от жары поникли, сжались.
цветки с пятью лепестками. Цветков-звездочек находили много. Найдя, Люська
хихикала, а почему, Олег не понимал. Она клала цветок между ладонями и
что-то шептала. Олег относил пятицветники матери. Мать всегда радовалась,
говорила:
букетище.-- Все одно -- погибнет таперича сирень-то. Парней таперя в армию
позабирают, хто ж девкам будеть ветки с такой высоты ломать? Сирень, коли не
ломать, чахнеть. Как баба неломанная. Ломать их надо, сирень и баб, когда
цветуть. А неломанные чахнуть. Тоскують они по рукам!
любопытства.
что они тискаются, а я бобыляй. И потом... Это ж когда было-то? Еще до
войны. А таперя... Как же ж вам будет-то? Ведь вы ж немцы, то есть таперя
наши враги...
будет-то... Накося вот, держи!
обхватил одной рукой сирень, другой прижимал к животу обмотанную полотенцем
скрипку. Гуськом они затопали по тропинке в сторону станции.
яростно ломала ветки, одну за другой.
слова, которые Олег и позже, став взрослым, старался не употреблять при
женщинах.
парусником на груди, мать долго терла сына мочалкой, стригла ногти на руках
и на ногах.
только что упал на камни и ободрал до крови ладони. Но все у него было пока
что цело. Люська между тем хихикала. Она вообще не верила в человеческие
таланты -- ни в свой, ни в чужие.