знании: следил за происходящим.
стене упала тень. Изменился ток. Сработало - Арсению даже показалось,
что он слышит щелчок, - реле. Замкнулись контакты. Сердечник повлек
тонкую черную тягу, та - спусковую скобу скрытого где-то выше
пулемета.
деталь, как известно, убеждает. Можно врать напропалую - лишь бы
детали были точны. Ну, и прямо к действию!
обмякнув, не опустился на пол. Свет снова попал в окошечко. Контакты
разомкнулись. Сердечник освободился из-под власти соленоида. Один из
конвоиров переключил тумблер, притаившийся между плитами. Лучик погас.
И все же другой, прежде чем подойти вплотную к лежащему, взял
LКалашниковаv за ствол, вытянул руку и помахал прикладом: техника
безопасности.
спину, Арсений узнал его окончательно. Смотреть было неприятно, но и
глаз не отвести, и в каждом из крохотных коридорчиков, светящихся на
экранах Арсениевых сетчаток, две опрокинутые фигурки продолжали
заниматься своим делом: извлекать из секретной дверки в стене каталку,
похожую на больничную, вскидывать на нее труп, небрежно покрывать
простынею. Потом они, связанные воедино никелированным сооружением,
двинулись по коридору назад, туда, откуда возникли пятью минутами
раньше, и прежде чем их силуэт, потеряв детали, стал похож на
уменьшающуюся букву LНv, Арсений успел вдоволь наглядеться - простыня
сползла - на лицо среднего: побледневшее, утончившееся, уже
успокоившееся собственное лицо.
плитах. Показалась уборщица в выцветшем черном халате, с тряпкою на
палке и ведром. Подошла к месту расстрела, поставила ведро, принялась
вытирать пол. А из другого конца коридора, оттуда, где исчезла за
поворотом, превратившись на мгновение в положенное на бок,
перекладиною назад, LТv, буква LНv, повалила будничная толпа
пассажиров метро.
толпа равнодушных людей. Ве-ли-ко-леп-но!
дверью, откуда те двое выкатили каталку.
в узкое русло эскалатора и вынесла наконец в большой зал станции,
сразу ослабив напор, растекшись во все стороны. Подошел поезд, и за
движущимися освещенными окнами Арсений тотчас заметил тех двоих:
сейчас они были без оружия и одеты как-то по-другому: не отличались от
толпы. Или толпа не отличалась от них. Арсений побежал им вдогонку
вдоль тормозящего с визгом состава, но, когда т о т вагон оказался в
каком-то метре, двери схлопнулись. Следующая станция - LДзержинскаяv.
Свердловаv, LПроспект Марксаv, LДзержинскаяv. Впрочем, тут не его
заслуга: простой натуралистический снимок с фантастической реальности
Московского метрополитена. Вообще говоря, для сна можно стасовать эту
реальность как угодно - вряд ли только получится удачнее.
в черной с золотом форме, помощнику машиниста. Подождите! Тот
скользнул взглядом мимо, повернул голову к напарнику и, громко сказав
ВПЕРЕД!, захлопнул на ходу дверцу. Снова, хоть вроде были и впереди,
промелькнули те два лица без лиц, и поезд, обдав затхлым ветром и
нестерпимым металлическим скрежетом, скрылся во тьме тоннеля, оставил
от себя только два багровых пятнышка, две капельки крови на черном
бархате.
и вовсе не скрылись за поворотом. Потом тьма стала полной...
всю первую лефортовскую неделю будет пытаться Арсений привести себя в
равновесие: сесть в тюрьму за беллетристику в столь либеральное время! -
нет, право же, и на мгновенье, сколько бы ни кружил над КГБ и
расстрельчиками, не допускал он такой мысли, - откликнется три года спустя
поэтическая, вымышленная проза второй главки начинаемого романа. Покуда же
Арсений счел, что
сценку с междугородным телефоном, сосулькою и деньгами в кармане и
продолжать в том же духе. После эдакого сна за самым примитивным семейным
скандальчиком, спровоцированным раздражением невыспавшегося мудака,
предполагается некий особый, второй смысл. Существует ли он объективно -
дело темное, но тут еще поди докажи, что нет. Во всяком случае, человек,
которому снятся такие сны, может позволить себе немного покривляться и
покапризничать. Правда, стыдную телефонную сценку можно еще немного
повертеть в направлении эпатажа читателей: например, во Владивосток
отправиться самому, что вполне замотивировано профессией, Лику сделать
собственной женою, а в постель к ней подложить лучшего своего друга.
Словом, воссоздать ситуацию, что возникла лет десять назад между ним,
Викторией и Равилем.
Виктории предательства; и знает ведь, что сам изменял направо-налево,
что оставил ее прежде, чем даже узнал про их с Равилем связь, что,
оставленная, Вика чуть не умерла в больнице, что никого, кроме него,
Арсения, она никогда не любила и не любит до сих пор, если, конечно,
Париж не открыл ей чего-то нового в ней самой, - а вот поди ж ты... И
к Равилю отношение изменилось. Незаметно, непонятно как, но
изменилось. Практически тогда-то их дружба и кончилась - бытовые
сложности стали просто поводом. А вроде бы тоже не с чего: ну,
переспал приятель с твоей женою, ну и что? Циническую философию, такие
вольности дозволяющую, разрабатывали вместе, исповедовались друг другу
так, как, может, не решились бы и себе самим, всегда легко
перепасовывались и женщинами. И Людку его Арсений не трахнул тогда
только по какой-то случайности.
другой и реакции должны быть другими. Да и женить себя на Лике он не
имеет права: психологически недостоверно, чтобы Арсений решился взять
на себя такую обузу, не тот он человек. С другой стороны, выдать Лику
за Женю - тоже не Бог весть как точно: она, со своей дерганой,
истеричной судьбою, вряд ли пошла бы на столь благополучный брак. А и
пошла бы - встретив Арсения, тут же от мужа и отказалась. Независимо
даже от того, как повел бы себя сам Арсений. Или просто не ответила бы
нашему герою, не позволила бы себе роскоши его полюбить. Хотя бы из-за