Чтение 3–й страницы книги ~Мрак твоих глаз~

- Не знаю, деточка. Заболел и умер. Я заболею и умру. И ты тоже заболеешь и
умрTшь, хоть и маленькая.

- Не верю я, что Ленин умер, - говорит Соня, глядя в окно и царапая ногтем
клеTнку. - Это вам, дедушка, в газете написали.

- Подох, милая. Подох, лошадь. Какой бы ни был человек, а как осTл
подохнет. Хоть Ленин, хоть моя старуха.

- Старуха ваша, конечно, подохнет, - уверенно рассуждает Соня. - А Ленин
будет вечно живой.

- Ты, девочка, никак пионеркой осталась, - удивляется старик.

- Да, не успели меня в комсомол принять.

- А где ж твой красный галстук?

- Не найти мне теперь моего галстука, - злобно ковыряет клеTнку Соня. - Мне
бы Ленина найти.

- Ишь ты. Ленина ей. А пойди в Мавзолей, там твой Ленин и лежит. Тело
бревном, в голове лампа.

- Вы дедушка старый, а говорите глупости. Вас Бог за такие глупости съесть
может.

- Бог меня не съест, я в него не верю. Был бы Бог, не позволил бы он из
кефира суп варить. Вот старуха моя, она в Бога верит, еT он и съест, - при
последних словах старик пытается рассмеяться, но только хрипло сипит.

- Неправильно вы, дедушка, рассуждаете, - терпеливо объясняет Соня. - ВсT
будет совершенно по-другому. Не Бог вашу старуху съест, а старуха ваша вас
съест, когда умрTт. А насчTт Ленина вы не правы, вовсе он не умер, а живTт
до сих пор, только вы его не видели.

- А кто ж в гробу лежит, как не он? Я ж ходил к нему, горбушку в кармане
носил, а от него ядом пахнет, как от черепахи в музее, - старик озлобляется
и раздувает смрадную советскую папиросу Ватра.

- Ленин из гроба встал и ушTл, а в гроб искусственную куклу положили, чтобы
все думали, что он умер, - говорит Соня. - Я знаю, в каком месте настоящий
Ленин живTт, только это место найти не могу. Там чTрные озTра должны быть.
Они глубокие, как колодцы, потому что дыры в земле. И ещT там лес каменный,
как зеркало, и снег идTт. Не знаете вы, дедушка, такого места?

- Места такого нету на земле, а тебе, деточка, надо уколы в затылок делать.
Моя старуха тоже раньше в клинику ходила, а теперь ходить не может.

- А старуха ваша, как вы еT называете, тоже не знает, где Ленин живTт, или
только притворяется?

- Да что ты заладила, кто это тебе про Ленина сказал?

- А вы, дедушка, быстро Ленина забыли.

- Мне помнить трудно, я старый.

- А он вас помнит, хоть ему-то уже больше ста лет. Видит он, как вы хлеб
тут с кефиром едите. А вы его не видите. Даже портрета его у вас нету. Вы,
дедушка, по всему видно, старый коммунист, а всT равно сволочь. Потому что
в коммунизм вы не верите и не верили поди никогда.

- Сама ты сволочь, - хрипло говорит старик, медленно куря папиросу
узловатыми венозными пальцами. - Я б тебя убил.

- Это вы для того сделать хотите, чтобы я вам о молодости и светлом
коммунизме не напоминала. Я у вас кошку заберу, всT равно вам еT кормить
нечем, а если хотите, даже купить могу, - Соня вытаскивает из нагрудного
кармана испачканной цементом кофточки помятые деньги и кладTт их на стол.

- Ты кошку на мыло видно сдашь, - тяжело говорит старик, и в глазах его
видна бессильная печаль.

Соня отодвигает ногами из-под себя стул назад, берTт кошку и уходит
коридором в спальню, где в кресле сидит измождTнная болезнями старуха,
смотрящая в окно. Возле кресла на стуле лежат еT очки и сложенная газета.

- Здравствуйте, бабушка, - говорит Соня, кладTт кошку на пол и, подойдя
сзади к креслу, берTт лежащий на комодике платок и ловко накидывает его
старухе через голову на шею. ОтTчное лицо старухи наливается кровью, она с
сипением хватает ртом недостающий воздух. Соня внимательно смотрит сбоку в
еT выпученные глаза. - Ну что, бабушка, видите чTрные озTра? - спрашивает
Соня и приотпускает платок, за который старуха судорожно пытается
схватиться руками.

- Вишу, фнушешка, - еле слышно шамкает она.

- А лес каменный? - снова затягивая удавку, Соня упирается коленом в кресло
для приобретения дополнительной опоры. Старуха корчит рожи и думает только
о своей смерти. Когда Соня снова отпускает, мозг старухи, затопленный
больною почерневшею кровью уже не хочет восстанавливать контакт с
остальными органами.

- Мяшная лафка, - говорит старуха свои последние слова. Руки еT падают на
живот. Соня вытаскивает из-под еT понурившейся головы платок и возвращает
его на комодик. Наклонившись к лицу старухи, Соня слегка растягивает
пальцами еT открытый беззубый рот и плюTт в него. Затем она ловит кошку,
подходит к окну, забирается на подоконник и, отворив форточку, выбрасывает
кошку с девятого этажа. Сделав это, Соня затворяет форточку и покидает
квартиру, замечая, что старик по-прежнему сидит в кухне на том же месте и
курит папиросу.

- До свиданья, - говорит Соня с порога. Старик не слышит еT, погружTнный в
воспоминания о своей молодости и светлом коммунизме.

Спустившись вниз на исцарапанном гвоздями лифте, Соня находит труп
разбившейся при падении на асфальт кошки, из пасти которого течTт кровь, а
шкура на животе лопнула. Присев около него на колени, Соня вынимает у кошки
сердце и откусывает его от сосудов. Потом она прячет сердце в рот и уходит
солнечными холодными дворами в ту сторону, куда если очень долго идти,
придTшь к северному морю.

2. Нефтяные озTра.

...И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрет врагов
их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту.

Откр. 11.5

Отец Наташи был строителем, а мать медицинской сестрой. Когда Наташе было
девять лет, отец надорвал себе живот, таская на стройке камень и умер в
больнице. На похоронах отца людей было немного, но по мокрому чTрному
асфальту и ступенькам парадного гнили растоптанные цветы. Наташа думала,
что их подарили маме и, собрав цветы вечером картонной коробкой, поставила
их в кувшин. Но мама выбросила цветы и скоро вышла второй раз замуж за
прокуренного человека, лечившегося у неT в больнице. Наташа не любила
нового мужа мамы и отказывалась называть его отцом, за что мама еT била
сильной ладонью по лицу.

В четвTртом классе Наташа начала курить, а в пятом на дне рождения своего
соученика Вити - жить половой жизнью. Однако любимыми занятиями Наташи было
танцевать на дискотеках и пить водку. Она часто напивалась пьяной,
инстинктивно стремясь постичь суть вещей, и дралась с подругами, таская их
за волосы. После восьмого класса она пошла учиться в строительное ПТУ,
чтобы достроить дом, который не успел достроить еT отец. В ПТУ она сделала
себе два аборта, а по его окончании стала работать на стройке. Наташа
терпела мужчин только для постели, а вобще ненавидела, и все мужчины
называли еT шлюхой. В последний вечер своей жизни Наташа сильно напилась
сивушного раствора и позволила своим сотрудникам Диме и Толику
оплодотворить себя в долгой одуряющей свалке на койке тTмного вагончика. Во
время оплодотворения все трое вели себя как животные, рычали, ревели,
бились головами в неживые предметы, ругались матом и даже порвали на Наташе
майку. Потная и измождTнная многократным приTмом семени, Наташа погрузилась
в подобный обмороку сон, пробуждение из которого было страшным. Из него
Наташа запомнила только лицо красивой беловолосой девочки с неподвижным
взглядом, похожим на дырки розетки, и ужас смерти, впившийся ей в голову
своими когтистыми птичьими лапами.

Наташа лежит голая на ледяном столе, накрытая с головой целлофановым
покрывалом. На покрывале проступает иней. Откуда-то сверху светит страшная
белая лампа. Наташа думает, что она уже на том свете. Нечеловеческий мороз
стоит перед ней как церковь со множеством колоколен, уносящихся ввысь. Губы
Наташи начинают шевелиться, вспоминая совершTнные ею грехи. От исповеди еT
начинает сильно тошнить. Чьи-то сильные руки подхватывают Наташу под мышки
и за ноги, тащат от лампы в темноту, кладут животом на холодное железо и
сдирают покрывало.

- Ну как невеста? - спрашивает хриповатый мужской голос. - Разогревать не
будем, не задубела почти. Веснушек даже на ней мало. Как живая.

- А ведь давно пора бы уже, - отвечает ему голос помоложе. - Без веснушек
что за девочка. А холодная, тварь!

- Да, эта не из тех, что греют, - смеTтся старший. - Может, вместе наляжем?

- Ты же знаешь, что я этого не терплю, - брезгливо говорит молодой. -
Сперва уж я, а то потом ты станешь еT тело скальпелем пороть, ты ж без того
не можешь, чтоб тело скальпелем не пороть.

- Какой же секс без скальпеля, - соглашается старший и слышно, как он
медленно уходит, насвитывая и хрустя обувью о засыпанный грязью линолеум.

Молодой, взяв тяжTлое от смерти тело Наташи за щиколотки, подтаскивает еT
животом к краю стола и опускает еT ноги к полу. Потом, сняв штаны, он
наваливается на наташин зад, тихо называя еT при этом Людмилой. Резко
извернувшись, Наташа хватает его за горло и начинает душить. Он пытается
оттолкнуть еT от себя, но она несколько раз, глядя ему в глаза, с размаху
бьTт его своим холодным и влажным от испарившегося инея лбом в переносицу.
Из носа мужчины льTтся кровь, зрачки закатываются под веки. Когда он
перестаTт дышать, Наташа отпускает его упасть грудью на стол, наклоняется и
от отвращения с гавканьем рвTт тTмной трупной слизью.

Рядом стоит ещT один стол, на котором лежит покрытый множеством потемневших
ножевых ран голый труп старика, не верившего в вечную жизнь Ленина. После
ухода Сони старик долго ещT сидел на кухне, а потом пошTл к старухе, чтобы
она напомнила ему, как его звали двадцать лет назад. Что-то тяжTлое
навалилось на него в тTмном коридоре, сбило с ног и стало, царапаясь,
грызть беззубыми челюстями его лицо. Вспомнив слова Сони, старик испугался
и стал бить мTртвую старуху по голове своими слабыми кулаками. Однако
старуха задавила его и он умер, теперь уже убеждTнный в сониной правоте.
Старуха приволокла из кухни нож и ела старика сырым, вспомнив забытый вкус