сделать.
Не глядя она положила деньги на ночной столик и, наклонившись, поцеловала меня в
лоб. -- Ты гигант, -- сказала она. Не разгибаясь, она смотрела мне в глаза
взглядом, полным какой-то молчаливой, застенчивой признательности, затем
поцеловала в губы -- не страстно, но медленно, нежно, как бы стремясь вложить в
поцелуй то, чего не умела выразить в словах и не решалась доверить немому языку
своего тела.
_________
* Ну и принадлежность у тебя (фр.)
321
-- Не хочется сейчас об этом говорить, -- сказала она, вновь откидываясь на
подушку. -- Je suis emue, c'est tout*. -- И, чуть помедлив, добавила: --
Странно, насколько иностранцы добрее соотечественников. Вы, американцы, так
добры, так великодушны. Нам нужно многому у вас поучиться.
Старая история; я испытывал чуть ли не стыд за то, что волею случая еще раз
оказался в роли щедрого американца. Произошла чистая случайность, пояснил я ей;
если бы не эта случайность, у меня не было бы в карманах столько денег. Она
ответила лишь, что это придает моему поступку, моему благородному жесту еще
большую ценность.
-- Француз все равно так не поступил бы, -- продолжала она. -- Француз бы
припрятал их. Француз никогда бы не отдал все свои деньги первой встречной
девушке лишь потому, что она в беде. Да он просто-напросто и не поверил бы ей.
Сказал бы: "Je connais la chanson"**.
Я ничего не ответил. Это было правдой и неправдой. В конце концов, мир состоит
из противоположностей, и из того, что ко времени, о котором идет речь, мне еще
не довелось встретить ни одного неприжимистого француза, не следовало, что их
вовсе не существует. Попробуй я рассказать ей, сколь мелочными бывали подчас мои
друзья, мои собственные соотечественники, -- она мне не поверит, только и всего.
А добавь я к этому, что и мною самим двигало не великодушие, а что-то вроде
самолюбования (ибо кто, скажите, может быть ко мне великодушнее, нежели я сам?),
она, чего доброго, заключит, что я и впрямь того.
Я приник лицом к ее груди. Затем скользнул вниз и прижался губами к ее пупку.
Затем спустился еще ниже, зарывшись в густую поросль ее волос. Она медленно
подняла мою голову вверх и, побуждая меня занять испытанную позицию, проникла
языком мне в рот. Мой член отреагировал автоматически: он вошел в нее так же
легко и беспрепятственно, как трогается с места автомобиль, когда нажимаешь на
стартер. У меня возникла одна из тех долгих, нескончаемых эрекций, какие сводят
женщин с ума. Я обладал ею как хотел -- сверху, снизу, сбоку, с намеренной,
дразнящей неспешностью буравя своим инструментом содрогающиеся стенки ее штолен,
безжалостно попирая его жестким концом их колышащиеся входы. А в завершение --
шутливо обрисовал им полушария ее гру-
__________
* Слишком волнуюсь, вот и все (фр.)
** Знаю я эту песенку (фр.)
322
дей. Ее глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит
-- Ты кончил? -- спросила она.
-- Ну нет, -- отвечал я. -- Сейчас самое время попробовать еще кое-что. -- И,
вытащив ее из постели, водрузил на пол в позицию, наиболее удобную, чтобы,
заткнув пробоину в корпусе, ликвидировать течь. Просунув руку снизу и не
переставая зазывно вилять бедрами, она направила мое естество в требуемое русло.
Крепко держа ее за талию, я вогнал его туда до самого основания. -- Ах, ах,
чудно, восхитительно, -- бормотала она, вращая тазом в немыслимо ускорившемся
темпе. Стремясь продлить удовольствие, я вновь извлек его на свежий воздух,
игриво покалывая им ее атласные ягодицы. -- Нет, нет, перестань, -- взмолилась
она. -- Вставь его туда, вставь весь, до конца... Я больше не могу. -- Снова,
выгнувшись колесом и выставив зад вверх, будто вознамерившись ухватить им
люстру, она просунула снизу руку и завладела моим членом. Откуда-то из середины
позвоночного столба до меня донесся финальный сигнал; чуть согнув колени, я
продвинул его вперед еще на четверть или полдюйма. И вдруг -- хлоп! -- он
взорвался взмывающей в небо ракетой.
Когда мы расстались на улице возле писсуара, было уже совсем темно. Я не
назначал ей свидания, не поинтересовался даже, где она живет; В случае чего,
заключил я, найти ее можно будет в кафе. Когда мы уже разошлись в разные
стороны, мне вдруг пришло в голову, что я так и не спросил, как ее зовут.
Окликнув ее на ходу, я громко задал свой запоздалый вопрос.
-- Н-И-С, -- отозвалась она, выводя имя по буквам. -- Нис -- как город*. -- Я
двинулся в путь, вновь и вновь повторяя его про себя. Никогда еще не случалось
мне слышать, чтобы так звали девушку. Нис... Это имя отсвечивало безупречностью
граней драгоценного камня.
Поравнявшись с Плас Клиши, я внезапно ощутил, что зверски проголодался.
Остановился у дверей рыбного ресторана на авеню Клиши, дегустируя вывешенное у
входа меню. Мысленно я уже поглощал крабов, устриц, омаров, жареную голубую
рыбу, омлет с помидорами, молодую спаржу, ломтики чеддера с хлебом, инжир и
орехи, запивая все это прозрачным холодным вином. Пошарив в карманах (так я
всегда делаю, входя в ресторан), я наткнулся на единственное жалкое су. -- Черт,
-- выругался я про себя, -- уж несколько-то франков она могла мне оставить.
Быстрым шагом я направился домой, надеясь, что смогу
________
* Nice -- Ницца (фр.)
323
отыскать что-нибудь на кухне. От этого места до нашего обиталища в Клиши добрых
полчаса ходу. Карл, судя по всему, уже отужинал, но не исключено, что после его
трапезы на столе остались кусочки хлеба и полстакана вина. Я шел быстрее и
быстрее, и с каждым шагом голод мой усиливался.
Влетев в квартиру, я с первого же взгляда понял, что Карл дома не ужинал.
Проинспектировал все что мог, но нигде не обнаружил ни крошки съестного. Не было
и пустых бутылок, которые всегда можно сдать. Я выскочил на улицу,
вознамерившись воззвать о кредите в маленьком ресторанчике неподалеку от Плас
Клиши, где часто бывал. Но только дошел до его дверей, как всю мою решимость
будто рукой сняло. Так и не сунув носа внутрь, я машинально двинулся дальше, не
имея в голове никакого плана действий, удерживаемый на ногах лишь нелепой
надеждой, что чудом набреду на кого-либо -из своих знакомых. Без толку
прослонявшись по улицам еще час, я почувствовал такую усталость, что решил
вернуться домой и отправиться на боковую. На обратном пути мне вспомнилось, что
в этих краях, на внешнем бульварном кольце, обитает мой приятель, эмигрант из
России. Уже вечность, как мы с ним не виделись. Что, спрашивается, он подумает,
если я ни с того ни с сего свалюсь ему на голову и попрошу о подаянии? Затем мне
на ум пришла великолепная идея: заскочить домой, сунуть под мышку пластинки и
преподнести их ему в виде подарка. Так будет легче, после вводных околичностей,
напроситься на сэндвич или ломтик бисквита. Воодушевившись этой мыслью, я
прибавил шагу, хотя и вымотался как собака в своих вечерних пробежках по городу.
Дома я обнаружил, что до полуночи осталось не больше четверти часа. Это открытие
окончательно подкосило меня. Выбираться наружу за пропитанием уже не имело
никакого смысла; все, что мне оставалось, -- это лечь спать в надежде, что
наутро судьба окажется благосклоннее. Пока я раздевался, меня осенила еще одна
идея -- не столь уж великолепная, но все же... Выйдя на кухню, я открыл дверцу в
небольшой чуланчик, в котором стоял бачок для мусора. Снял с него крышку и
заглянул внутрь. На дне лежали несколько костей и засохшая хлебная горбушка. Не
без труда выудил я оттуда последнюю, тщательно, стараясь, чтобы ни одна крошка
не пропала втуне, соскоблил зеленый налет с подернутой плесенью корки и
подставил под сильную водную струю. Затем не спеша, вживаясь во вкус каждого
разбухшего волоконца, откусил. По мере того, как я уминал горбушку во рту, по
моему лицу все шире ра-
324
сплывалась улыбка. Решено: утром первым делом отправлюсь в тот же магазин и
попробую всучить ям книги обратно -- за половину, треть, пусть даже четверть
цены. Потом в точности то же проделаю с пластинками. Обе операции принесут мне
как минимум десять франков. Этого вполне хватит, чтобы плотно позавтракать, а
потом... Потом что-нибудь да подвернется. Утро вечера мудренее... В предвкушении
будущей сытной трапезы в голове у меня основательно просветлело. Я начинал
видеть юмористическую сторону своего положения. А это сучка Нис: уж она-то,
наверное, набила себе живот до отвала. Вполне вероятно, вместе с любовником. Я
ни минуты не сомневался в том, что она содержит любовника. И все ее
"неприятности", все ее тяжкое повседневное бремя, без сомнения, сводится к тому,
чтобы откармливать его на убой, покупать ему тряпки да разные разности, до
которых он неравнодушен. Ну что ж, мы с ней трахнулись как боги, хоть я и
остался без гроша. Мне так и виделось, как она вытирает салфеткой свои полные
губы, дожевывая нежное крылышко цыпленка в белом винном соусе. Интересно, а в
винах она знает толк? Вот бы махнуть с нею в Тюрень! Но такая увеселительная
экскурсия наверняка влетит в кучу денег. Столько у меня никогда не будет.
Никогда. Ну и ладно, помечтать-то кто запрещает? Я выпил еще стакан воды. Ставя
его на место, углядел в уголке буфетной полки маленький кусочек рокфора. Эх,
была бы под рукой еще одна такая же горбушка! Стремясь удостовериться, что ничто
не ускользнуло от моего внимания, я снова открыл крышку мусорного бачка. На меня
изумленно взирала кучка говяжьих костей, подернутых заплесневелым жиром.
И все-таки мне как воздух требовался еще кусок хлеба, и требовался
безотлагательно. Может, рискнуть воззвать к соседу по этажу? Открыв входную
дверь, я на цыпочках вышел на лестницу. Во всем доме царило могильное молчание.
Приложив ухо к одной из дверей, я прислушался. Где-то негромко кашлянул ребенок.
Мертвое дело. Даже если в квартире кто-нибудь и не спит, у них это не принято.
Только не во Франции. Слыханое ли дело, чтобы француз среди ночи постучался в
дверь к своему соседу попросить кусочек хлеба? -- Дерьмо, -- пробурчал я сквозь
зубы, -- подумать только, какую уйму хлеба выбросили мы в этот бачок для мусора!
-- Я мрачно вгрызся зубами в кусок рокфора. Старый и горький, он крошился, как
штукатурка, которую обильно поливали мочой. Черт бы побрал эту шлюху Нис! Знай
я, где она живет, я мог бы заявиться к ней на дом и выпросить у нее пару-тройку
франков. Как я мог дойти до того, чтобы не оставить себе про запас какую-нибудь
мелочь? Выбрасывать деньги на
325