Радушкевич убавил огонь, шоколадная пена какао стала подниматься медленней.
Как только она доползла до края кастрюльки, он выключил газ и стал помешивать
какао ложечкой.
- Пап, смотри, цирк передают! - закричала из комнаты Света. Не отвечая,
Радушкевич снял кастрюльку с плиты, налил какао в чашку, сел.
- Акробаты, пап!
Он распечатал норму, вывалил в глазурованную чашку, достал из холодильника банку
баклажанной икры, открыл, ложкой стал класть на подсохший брикетик нормы.
- Перелетают, пап!
Радушкевич ложкой перемешал норму с икрой, нарезал хлеба.
- Во, пап! Одновременно трое!
Он стал намазывать получившуюся массу на хлеб.
- Кувырки прямо в воздухе!
Всей массы хватило на семь бутербродов. Радушкевич помешал какао, отхлебнул,
взял первый бутерброд, откусил.
- А тетя через ноги вылезла, пап!
- Да бог с ней... - еле слышно пробормотал Радушкевич, прихлебывая какао.
Стуча когтями по полу, подошел Генри, ткнулся черной мордой в колени.
Радушкевич дал ему кусок сахара.
Генри звучно разгрыз его, роняя крошки на пол, подобрал их, и, облизываясь,
посмотрел на хозяина.
- О, верстка пришла, - Тумаков посмотрел через Олино плечо, отхлебнул из
стакана. - Чего ж ты молчишь, нимфа?
- А ты что, торопишься? - не глядя на него, Оля сортировала полосы верстки.
- Предположим.
- Вот и не выйдет ничего. Тебе за Морозова придется вычитывать. Держи!
Она протянула ему ворох листов.
- Постой, постой, в честь чего это? - Тумаков поставил стакан, взял верстку. -
Как за Морозова? А он где?
- Слинял куда-то.
- А Васнецов?
- Отпустил, конечно Они ж друзья-приятели...
- Ни фига себе, - Тумаков взял верстку, сел в кресло рядом с Олиным столом. -
Ну, мороз - мороз, не морозь меня... надо же. А я думал в пять смыться.
- Теперь до шести - минимум.
- Да. Вообще, убегать, когда верстку подписываем - свинство.
- Это ты ему говори.
- Говори - не говори... одна каша...
Тумаков достал из пиджака ручку, замолчал, вчитываясь. Оля выглянула в коридор:
- Комар! Сергей Львович! Верстка пришла!
- Идууу, - разнеслось по коридору.
Комаров вбежал через минуту, протянул руку:
- Гив!
Слюня пальцы, Оля отсчитала ему:
- Это твой разворот... и рассказик тоже твой...
- Мое, мое, все мое.
Комаров взял листы и двинулся, читая на ходу. Входящий Бронштейн отшатнулся от
него:
- Лешенька, смотри под ноги...
- Извиняюсь, Сергей Львович...
Оля сложила вместе три разворота, протянула:
- Сергей Львович.
- Аха, - Бронштейн поднес лист к глазам. - Ух ты, это что ж так глухо встало?
- А что вы хотели?
- Ну, я думал воздух над заголовком будет.
- Никакого воздуха, все в норме.
- Хорошо.
Бронштейн вышел. Шамкович заглянул, постучал согнутым пальцем о косяк:
- Здесь, говорят, верстку дают?
- Дают. У тебя что?
- Водорезова там, полтора разворотика.
- Где же это...- листала Оля.
- С семнадцатой, кажется...
- Вот. Держи. И побыстрей, Сань, если можно.
- Бу здэ...
Шамкович скрылся.
Оля разложила на столе оставшиеся листы:
- Это Коткову, шахматы... так. А это что? Барановские, что ль? А где Баранов?
Ба-ра-нов! Где ты?
- Он обедает, - поднял голову Тумаков.
- Отложим. Так... и что, все? А где же обложки? Не дали? Когда же они дадут?
Тумаков пил чай, читал верстку.
Оля встала потянулась:
- Оооо, господи... целый день согнувшись.
- А ты разогнись.
Она снова села, выдвинула ящик в тумбе стола:
- Норму вот никак не осилю.
- А ты осиль.
Оля вынула пакетик, на котором лежали остатки нормы, стала отщипывать и есть:
- Целый день клюю ее, все не доклюю...
- А ты доклюй.
Тумаков допил чай, отодвинул стакан.
Ярцев опоздал на десять минут, - круглые часы на серебристом столбе показывали
седьмой час.
Славка и Сашка ждали его на углу возле будки сапожника.
- Здорово, - Ярцев протянул руку, - зашился я немного...
- А мы уж думали опять продинамишь. - Славка вяло пожал ее.
- Витька-динамист... - ощерился Сашка, сдавил Витькины пальцы. - Наше вам,
ударник - передовик... что этты деловой такой? Торчишь?
- Торчу, бля. Со страшной силой, - Витька достал сигареты, протянул.
Закурили. Витька выпустил дым, сплюнул:
- Ну чего молчите? Мне штоль опять бежать?
Славка с Сашкой рассмеялись:
- Деятель, бля!
- Деловой, дымится аж...
- А чего, купили, что ль?
Славка укоризненно покачал головой:
- Да, Виктор Кузьмич. Плохо вы о нас думаете. Недооцениваете.
Он распахнул пальто. Во внутреннем кармане торчала бутылка водки.
- Японский бог... - Витька хихикнул, - Ну, молчу!
- Вот, вот. Помалкивайте, Виктор Кузьмич. И гоните хруст с полтиной.
Витька отсчитал деньги, сунул Славке:
- Где будем?
- Да где угодно. Хоть здесь.
- Давай за домом.
- В скверике?
- Ага.
- Ну, пошли.
Обогнули дом, прошли через детскую площадку.
В скверике двое распивали красное, а один лежал на лавке и спал.
Прошли мимо. Сашка качнул головой:
- Самоупийцы, бля... Лучше уж политуру, чем "Плодово-ягодную".
Сели на лавку. Славка открыл, Сашка раздал по плавленому сырку.
- Таак, - Славка щелчком сбил со скамейки окурок. - Ну что, давай, Саш.
Сашка отпил, передал Витьке. Витька приложился было, но вдруг отстранился:
- Ой, бля... У меня же норма. Пей, Слав...
Он передал бутылку Славке, вытащил из кармана норму, разорвал пакет.
- Ты что? - удивленно смотрел на него Славка, держа перед собой бутылку.
- Ничего...
- И что вам тоже положено?
- А как же. По сто пятьдесят. Чего, не знал?
- Не-а... - Славка отпил из бутылки. - Фууу... а когда надумал?
- Надумал и надумал, - Витька разломил норму пополам и стал жевать, попеременно
откусывая от двух кусков. - Когда-нибудь и ты надумаешь.
- Да ну на хуй, - Славка протянул ему бутылку. - Пей.
Витька дожевал норму, запил водкой.
Проглотили по сырку.
Сашка пустил бутылку в кусты.
- Дааа, Витек, смотри-ка, - Славка глядел на Витьку.