человечек. В последний миг Воропаев заметил жертву, стал тормозить и
подворачивать, но было уж поздно: правым крылом он задел пешехода, и тот
покорно, переняв инерцию машины, полетел на обочину.
-- Ну блин, денек, -- выругался Воропаев, гася остатки скорости.
Слово "блин" он подхватил у своей семилетней дочки и теперь его часто
употреблял.
Когда Андрей взлетел над Ленинским проспектом, словно зазевавшийся голубь
из-под колеса автомобиля, ему стало легко и приятно. Городское пространство
пропало напрочь, а вместо него не появилось ровным счетом ничего. Однако у
этого ничто была внутренность и наружность, и было, кажется, еще что-то,
что-то страшно знакомое, далекое и ускользающее. Последнее сладко сжимало
внутри, и ему казалось, еще мгновение и он вспомнит, что оно есть такое, но
тут снаружи послышался материнский голос:
-- Уууу-м-кааааа.
-- Мама, -- вскрикнул Андрей и открыл глаза.
Сверху над ним нависло огромное воропаевское тело.
-- Ты жив, парень?
Андрей встряхнул головой и резво встал на ноги.
-- Эй, ты что это, ну-ка ляг обратно, дурак, у тебя же шок.
Но Андрей, не слушая команды, принялся ходить кругами, пристально
рассматривая землю.
-- Что-то потерял? -- все-таки радуясь живости своей жертвы, спросил
Воропаев.
Он уже видел, что кроме ушибов у потерпевшего все в порядке.
-Очки.
Воропаев оглянулся и под обгоревшей от выхлопных газов липой увидел искомый
предмет. Повертев в руках бывшее оптическое приспособление с оторванной
дужкой, Воропаев в недоумении спросил:
-- Твое, что ли?
-- Мое, -- обрадовался Андрей и снова услышал далекий свист, впервые
обнаруженный в полете. Потом растопырил пальцы и убедившись, что они
практически не дрожат, улыбнулся. Воропаев не торопился. Его жертва не
просто была в шоке, а судя по счастливому выражению лица, в необычайно
сильном шоке.
-- Зачем же ты их заклеил?
-- Что бы видеть! -- почти восторженно ответил Андрей.
Стало быть, все-таки шок, -- подумал Воропаев и поднял с земли студенческий
билет.
-- Андрей Алексеевич Умов, студент пятого курса Вэ Эм Кэ, -- задумчиво
прочел Воропаев, и опять уставился на очки.
-- И ты через них смотрел?
-- Смотреть нельзя, а можно только видеть.
-- Это как же? -- простодушно удивился Воропаев.
-- Вы не поймете.
Андрей наконец выхватил очки и, сделав два шага, припал на левую ногу.
-- Ну-ка, господин студент, полезай в машину, нам определенно по пути.
5
Вечером в палатах первой градской Воропаев провел предварительный опрос
оставшихся в живых. Их было трое: девушка, манекенщица от Юдашкина, по
паспорту Катерина Юрьевна Смирягина, двадцати лет отроду, сбежавшая еще
ночью с дачной вечеринки на станцию, отец Серафим из храма Димитрия
Солунского, что в Клинского районе, ехавший к ранней обедне на престол в
один из Московских храмов, и здоровый пьяный битюг с документами продавца
одной частной фирмы. От битюга толку не было, -- он, видно, так и проспал
все сто километров Северной железной дороги. Впрочем, от остальных толку
было не более.
Прежде он приступил к отцу Серафиму, оставив головокружительные плечики
юдашкинской красавицы на потом.
Поп лежал, выпустив поверх простыни рыжую курчавую бороду. Казенное
покрывало вкупе с подушкой напоминало загрунтованный свинцовыми белилами
холст, на котором отчетливо вырисовывалась голова Иоанна Крестителя. Во
всяком случае, это было лицо человека страждущего, больного, но
непреклонного в своей вере.
Воропаев слегка замешкался, не зная как обратиться. На память пришло
недавнее телеинтервью с патриархом. Разговор шел о засилии иноземных
миссионеров, лжепророков и гуру, хлынувших на опустошенную диалектическим
материализмом шестую часть суши. Моложавый собкор всячески напускал на себя
благочестивый вид и называл служителя церкви владыкой.
-- Владыка, позвольте вас так называть, -- собкоровским голосом приступил
Воропаев, -- я старший следователь ФСБ Вениамин Семенович Воропаев.
Расскажите все по порядку.
Тихо зашуршал миниатюрный диктофон. Наверное так шуршит тростник на земле
крестьянина Иссы. Отец Серафим даже не взглянул на Воропаева.
-- Батюшка, -- позвал следователь.
Пострадавший повернулся и изрек:
-- Гряде новый человек.
Теперь стало очевидно, что отец еще далеко не стар, и что они с Воропаевым
вполне могли быть однокашниками.
-- И дано ему было вложить дух в образ зверя, -- продолжил отец, -- чтобы
образ зверя и говорил, и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не
будет поклоняться образу зверя. -- Отец Серафим помолчал немного и
разъяснил: -- Показания, которых ты ждешь от меня, давно записаны Иоанном
Богословом. Прочти их.
-- Батюшка имеет в виду Апокалипсис? -- Воропаев стал выходить из себя.
Батюшка перекрестился, и тут Воропаева осенило:
-- Отец Серафим! Да не тот ли вы Серафим, который...
Воропаев осекся. Лицо батюшки побледнело, и голова свалилась на бок.
-- Врача, -- мелькнула мысль.
Воропаев соскочил со стула и выбежал в коридор.
Когда они с доктором вернулись, отец Серафим уже пришел в себя и неслышно
шевелил губами.
-- Что он говорит? -- в пустоту спросил Воропаев.
Доктор нагнулся поближе.
-- Прелесть, что ли, господин майор.
Тогда Вениамин Семенович сам подставил ухо поближе.
-- Прелесть... -- донеслось до его сознания.
Воропаев вопросительно посмотрел на доктора.
-- Бредит?
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Лондон Джек
Конан-Дойль Артур
Муркок Майкл
Березин Федор