от еврейства по планам Гитлера... И там и здесь изредка бушуют
внутрипартийные страсти или идёт борьба за соответствующего избирателя. И
тут и там силы самообороны на вертолётах и бронетранспортерах, тайные
партийные суды и полиции, до которых большинству россиян нет никакого дела.
неожиданно низким голосом, хотя до этого говорила совсем по-другому. -
Спрашивайте. Не сидеть же молча. Вячеслав Абрамович обожает славу. Он там
надолго." "Как ваше имя?" "Действительно, я и забыла, что я не из тех, кого
в вашем обществе представляют друг другу. Я - Марина. А вы - князь Андрей,
как мне сказал Лейканд, когда увидел вас. Вы действительно князь?" "Из
новых. Как бы второго сорта князь. Не из Голициных." "Вы даете мне понять,
что и вы не из лучшего общества, так?" "А я вообще не знаю, из какого
общества вы." "И не интересуетесь?" "Потому, что вы натурщица? Пожалуй, нет.
Натурщица у Лейканда - это честь." "Бросьте, какая честь! Что вообще значит
это затасканное слово, его не принимают всерьез сегодня в России. Честь
князей таких-то... А на их репутации пробы ставить негде. Я пошла к
Лейканду, естественно, ради денег, а не затем, чтобы стать Саскией
двадцатого века на полотнах очередного Рембрандта. У меня и не было особого
выбора. Что бы я ни перепробовала, все упиралось в эксплуатацию моей наготы.
Лейканд - не исключение. Так что я скорее тело, чем личность. Не понимаете?
О, да! Мы живем в великой свободной стране, богатейшей в мире. Россия
диктует свою просвященную волю всему человечеству. И - мне, среди двадцати
миллионов безработных, нищих и прочих, обойденных её величием. Понимаете, не
тем, о ком вам кричат сытыми голосами демократические газеты, а мне лично.
Впрочем, вам-то какое до всего этого дело!.." - она скомкала салфетку. Волна
острой жалости вдруг поднялась в Мухине. К его немалому удивлению, он
чувствовал небывалую раннее нежность к этому великолепному беззащитному
существу. Он положил руку на ее холодный кулачок: "Мне все интересно в вас,
Марина. Сам не знаю почему. Я давно никому из женщин ничего подобного не
говорил. Если я вас не совсем раздражаю, расскажите мне о себе. Вы учились?"
"Училась? После гимназии я провела два года в Бестужевке, пока не убили
отца. А потом.. Потом и мама умерла. Я не из вашего круга, кня
вздрогнул Андрей Владимирович потому, что вдруг вздрогнула она. "Среди
художников встречаются князья?" "Я не художник, а морской архитектор.
Вячеслав Абрамович учился со мной в не в Академии художеств, а в
Кораблестроительной." Марина вдруг расцвела какой-то неожиданной для такой
напряженной девушки застенчивой улыбкой: "А я уже боялась, что меня уступают
очередному портретисту, претендующему на мою наготу." Ему остро, до
головокружения, захотелось прикоснуться к ней. Приподнявшись он поклонился,
приглашая на танец. Они спустились в зал. Лейканд издали поощрительно кивнул
Марине, делая губами поцелуй. Лицо Марины исказила гримаса отвращения. Она
резко отвернулась и положила руки на плечи Мухина. В центре зала было
светлее, исчезло обаяние розового полумрака ложи, но девушка казалась такой
же юной и здесь. От её спины в ладони Андрея Владимировича струился
совершенно ему незнакомый ошеломляющий ток. Он испытывал сжимающий сердце
страх, не имеющий ничего общего с привычной страстью от прикосновения к
нежной женской коже. Глаза их встретились, и оба снова вздрогнули так, что
испугали друг друга. Её сияющие под челкой густых темных волос бездонные
глаза внезапно сузились словно от боли, одновременно увеличились и без того
большие в темноте зрачки. Мухин невольно ослабил свои руки на ее спине. Она
мотнула головой: "Это не вы. Это - мысли..." "Не выйти ли нам?" Она
судорожно кивнула и ловко выскользнула из его рук. Он взял ее под руку и
повел к выходу. Гардеробщик всмотрелся в Марину, потом в Мухина, но молча
подал ее шубку.
главного проспекта необъятной страны, раскинувшейся от выкупленной Аляски до
присоединенной двадцать лет назад Сербии. На фоне Гостиного Двора искрились
в ряд рождественские елки. Все рекламы были принципиально на русском языке,
хотя тут был предствлен весь мир.
решетках метро у Летнего Сада. "Это неизбежные издержки цивилизации," -
кивнул на них Мухин, пытаясь нащупать тему разговора, которая могла ее
заинтересовать. "Вашей... Я хотела сказать, этой цивилизации.". "Другой не
придумано, Марина." "Не придумано? Совсем недавно я была уверена, что давно
придумана, что ей просто не дали состояться - насадили на казацкую пику
много лет назад." "Вы - коммунистка? - повторил он свой вопрос. И тут же,
засмеявшись, добавил: - Или - уже нет?" "Это не смешно... Впрочем, сегодня
мои политические склонности не имеют никакого отношения ни к
коммунистической пропаганде, ни к истории, ни даже к реальности. Совсем
недавно я была уверена, что могла быть совсем другая Россия. Честная. Для
всех, а не только для богатых. Дом всех народов, а не их тюрьма немногим
лучше царской." Она произнесла это как-то злорадно-обличающе и поморщилась
от собственной фразы, как от приступа зубной боли. "Что же изменило ваши
такие логические предположения? Коммунистическая утопия не хуже любой
другой, не так ли?.. Что же касается реальности, вы не совсем справедливы, -
осторожно продолжил он. - В царской России каждые пять лет были засухи и
голод, бесконечные эпидемии, безграмотность, погромы и продажная бюрократия.
В благополучной стране если и случаются революции, то типа нашей Вавиловской
генетической научной сельскохозяйственной революции тридцатах годов. В
результате её победы мы не зависим от погоды, снимаем самые большие в мире
урожаи с гектара. Голода в стране нет. Крестьянство поголовно зажиточное. И
вот это уже не утопия. Общество не виновато, что десятки миллионов хотят
жить в городах, особенно в столицах. Согласитесь, трудно при нашем уровне
автоматизации и компьютеризации производства найти рабочие места для
двадцати миллионов петроградцев..." "Особенно, если не хотеть их искать. В
этом отличие капитализма от социализма... если он вообще способен
состояться... - вдруг опять нахмурилась она, словно какая-то неотвязная
мысль
действительно интересно беседовать со мной на эту тему? " "Вы правы, с вами
я бы охотнее поговорил о чём-нибудь другом, хоть о погоде. Но вам, я
чувствую, надо именно со мной выговориться и именно на эту тему, не так ли,
Марина?" "Как ни странно, да. Если вам это не противно." "Мне просто приятно
беседовать с вами на любую тему." "Боюсь, что любая другая тема разговора
между нами неизбежно приведёт к привычной претензии на... И тогда нам
немедленно придётся расстаться. Я действительно торгую своей наготой. Но не
торгую своим телом. Я не проститутка. Я выстроила свою жизнь так, что лучше
любая боль, чем унижение близостью без любви." "У меня... есть наивная
надежда на сочетание того и другого." "Во-от как!.. На каких же это
условиях?" "На условиях взаимного уважения свободы выбора. Вы не обольщаете
меня ради моего положения, используя свою красоту и обаяние. А я не
пользуюсь своим положением для привлечения вашего расположения. Вас
устраивает такое равновесие сил?" "Ну... пожалуй. Итак, на чем мы
остановились?" "На потерянном рае для всех вместо обретенного после черной
кошки рая для изначально благополучных, так?" "Вы полагаете, что это было
невозможно? Что труды Ленина - просто разновидность одной из утопий? Если
да, то что им можно возразить, кроме казацкой шашки и нагайки? " "Откровенно
говоря, возразить нечего. Поэтому я, пожалуй, скорее сочувствую коммунистам.
Особенно в их противостоянии фашистам. Даже как-то довольно активно
поучаствовал в одной демонстрации?" - он, смеясь, коснулся едва заметного
шрама на лбу. "Вы?.. Интересно! Никогда бы не подумала..."
мост. По нему и должна была тогда мирно проследовать на Николаевский вокзал
и далее - на фронт, под германские пулеметы, та роковая казачья сотня. Чтобы
Ленин и его большевики осуществили провозглашенную в апреле 1917 года
социалистическую революцию, сначала в России, потом во всем мире. "Чтобы
никогда больше на земле не было бедных, безработных, бездомных, голодных."
Теперь вместо моста, как и вместо всех прочих мостов над Большой Невой, были
очерченные ростральными колоннами и решетками балконы. Поток машин исчезал в
просторном туннеле на Петроградскую сторону. Полвека назад судоходные
компании построили эти туннели, а разводные мосты остались на прочих
протоках великой реки-пролива. Были построены десятки новых мостов через
Невку, Малую Неву, Мойку и Фонтанку, но Большая Нева стала свободной для
круглосуточного судоходства. За рекой в морозном мареве громоздились
облакоподобные небоскребы гигантского делового центра, русского Уолл-Стрита,
предтечи парижского Дефанса. Между этим центром из стекла и бетона и
заводами Выборгской стороны пролегал новый монументальный респектабельный
Петроград с особняками и доходными домами.Он был похож на старый город, с
теми же орлами, атлантами и сфинксами, но на три-четыре этажа выше. Здесь
Россия демонстрировала незыблемость своего политического выбора - власти
золотого рубля над всем миром хищников послабее...
родители? Простите, я хотел спросить, кем они были?" "Мой отец - Владлен
Сикорский..." "Тот самый!..." "Вот именно. Когда его убили... Ну, вы
помните, чем это всё кончилось..." "И пока он был жив, вы учились в
престижной гимназии и даже в Бестужевке, а потом партия бросила дочь своего
погибшего вождя, заставила зарабатывать... наготой? Почему?" "У меня... У
меня была одна фантастическая встреча, совершенно изменившая мое
мировоззрение. И я выступила историческом диспуте в Бестужевке с
антикоммунистических позиций. Меня тотчас же отлучили. Это у нас просто..."
"Вы полюбили антикоммуниста?" "Полюбила? Не думаю, он старше даже моего
отца. И он вовсе не антикоммунист. Очень интересный человек, но дело
совершенно не в этом. Из-за него и Лейканд ушел от коммунистов. Ну, в общем,
этот человек сначала Лейканду, а потом и мне что-то такое показал и
рассказал!.. Нечто невообразимо страшное. Я пыталась потом переосмыслить все
это. И вот сейчас, с вами, пытаюсь встать на привычные позиции. И - не
могу..." "Да кто же это был? И что такое он мог рассказать девочке, выросшей
в доме Владлена Сикорского, которого даже фашисты называли совестью
России?!" "Он - сионист, но суть не в этом... Совсем не в этом..." "Вы -
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Василенко Иван