отдельная комната была по-девичьи чистой и уютной, но с тем же мертвым сухим
духом электропечки, убивавшим любую домовитость. Она наскоро разделась,
достала из шкафа любимое ч°рное платье с белой розой у ворота, то самое узкое
блестящее платье, что подч°ркивало отличие стройной женщины от женщины
вообще. В зеркале она увидела сво° лицо с большим ртом, неправильным носом и
длинными красивыми глазами, странным образом приводящими именно эти недос-
татки в неповторимую гармонию. Держа в руках платье, она придирчиво разгляды-
вала себя, стоя в белье и в туфлях, и словно выставляла себе, разменявшей сегодня
четвертачок - двадцать пятый года,- оценку. Не убедив себя этим досмотром, она
сняла вс° и покачала перед зеркалом грудями, с удовлетворением отметив, что они
ещ° упруго и красиво торчат, а не болтаются, не смотря на изрядную величину и вес
- она приподняла их на ладонях и слегка сжала, проверяя упругость. Я ещ° молода,
улыбнулась она себе. У меня удивительные пропорции фигуры - тонкая талия при
таких б°драх и бюсте! У меня гладкая белая кожа. Я ещ° очень и очень могу понра-
виться... Она подумала, что ид°т в ресторан, чтобы кто-то касался в танце, а потом,
может быть, или здесь, или у него дома е° тела, раздражая е° недосказанностью
отношений, словно жажда, бесконечно удовлетворяемая во сне...
она потеряла интерес к обычному сексу и не могла объяснть, что она имеет в виду
под сексом необычным. Е° высекли "за изощр°нное садистское хулиганство" и
привели приговор в исполнение прямо на ярко освещ°нной сцене их переполненно-
го институтского клуба. Ещ° бы там были свободные места! В стране, где категори-
чески запрещалась самая безобидная эротика в печати и в кино, не говоря о театре,
где милиция задерживала на пляжах девушек за открытый купальник, неестествен-
ным образом практиковались телесные наказания, где можно было видеть раздетую
молодую женщину
назначал экзекутором жертву преступления... Майю тогда, как раз в день е° двадца-
тилетия, наказывал тот самый Яшка, которого е° ребята проучили за попытку
лапать их девушку на танцах. Ну уж тут-то он налапался, прежде чем стал е° собст-
венно стегать! Судьи и зрители не торопили его, сами наслаждаясь "унижением
злостной хулиганки" - с такими-то соблазнительными формами...
на культивированной советской властью патологической сексуальности, подчерп-
нутой из достоинства и терпеливости юных героинь "Молодой гвардии" и славных
партизанок, Майя тогда вс° стерпела, но из института ушла, из родного города
уехала в Москву, там вышла замуж, развелась. И вот судьба занесла е° как раз в
Певек, где около сорока лет назад закончилась биография е° деда, как и большинст-
ва советских евреев в 1953 году. Великая семья советских народов избавилась тогда,
наконец, от очередной паршивой овцы, покончила с массовым предательством
последнего из своих изначально неблагонад°жных народов на пути к построению
коммунизма. Лагеря на берегу Ледовитого океана давно заросли тундровым лишай-
ником. Только покосившиеся вышки и впаянные в мерзлоту остатки колючей про-
волоки напоминали об их недолгой истории. Евреи, которые той весной не были
убиты прямо в останавливающихся на станциях эшелонах в результате "проявления
стихийного справедливого гнева трудящихся", не умерли от духоты в трюмах грузо-
вых судов, не утонули при высадке в прибое на необорудованный берег, эти немно-
гие дождались первых морозов и тихо погибли в неотапливаемых переполненных
бараках-времянках без еды и воды. И даже через десятки лет холодный прибой нет-
нет, а выкатит на гальку череп какого-то, быть может, несостоявшегося Эйнштейна
или вполне состоявшегося Блантера, которому "не нужен был берег турецкий", а
потому был предоставлен вот этот - чукотский ...
духе нашего советского гуманизма, не уничтожала полу- и так далее евреев, но
ж°стко ограничивала их в правах,. Майе не светило бы попасть в е° институт, заяви
она о дедушке-профессоре медицины. Если бы е° папа и мама сразу признались в
позорном родстве, их бы вместе с дочерью поселили как полу- и четверть-жидков в
Автономии. А уж узнай сегодня славное МГБ, что она нагло скрывала все эти годы
сво° родство с "извергом в белом халате" в своих анкетах, не отделалась бы она
Яшкиными наивными фантазиями.
очистившееся от пелены на глазах зеркало. Сердитая молодая женщина исподлобья
смотрела на не° влажными припухшими глазами. Она натянула резиновые сапожки,
положила в сумочку туфли и надела плащ, тщательно уложив под капюшон высо-
кую прич°ску. В коридоре было грязно, из общего туалета в его конце тянуло мерз-
ким запахом. Она заткнула нос, обошла разбросанные вокруг двери туалета исполь-
зованные по прямому назначению обрывки газет с портретами вождей, скатилась по
лестнице на мокрые доски короба - поднятого над мерзлотой тротуара. Солнце
слепило е°, отражаясь от луж, неестественным ночным прожекторным, лагерным
светом в контраст нависшим ч°рным с синеватым отливом снеговым тучам. Под
веками ломило от всепроникающего свирепого света вечного полярного дня, как
тогда, на сцене, от беспощадного света юпитеров...
цам она поняла, что, как это вечно с летунами, вдруг срочный вылет и, к сожале-
нию... К сожалению, глаза е° снова наполнились слезами, когда она сдавала одна
плащ и сапожки в гардероб, поднималась в зал и устраивалась за чудом свободный
угловой столик. Громко смеялись отмечающие какое-то важное достижение на-
чальники из штаба аркопераций, степенно пили водку капитаны-наставники, весе-
ло ужинали и лапали пьяных буфетчиц моряки с атомного ледокола. Солнце мерца-
ло в бородах полярников с их последним цивилизованным ужином на пути к дрей-
фующей станции, отдыхали гидрологи, гляциологи, золотишники. Ударники ком-
мунистического труда были веселы каждый в своей компании и все вместе в своей
вечно юной прекрасной стране. На шестой части земной суши эти люди успешно
построили коммунизм, избавившись раз и навсегда от скверны еврейства, бытовой
преступности, государственной измены. Портреты Берия и Ленина висели над
стойкой бара с бесплатными напитками и закусками, словно специально ярко вы-
свеченные солнцем вечного дня. Его прожекторные лучи били в отключенную
хрустальную люстру под потолком, и она сияла ярче, чем от всех своих электриче-
ских огней. Майю ослепил этот свет, она отвела глаза.
прилично одет в коммерческое, то есть то, что продавалось за деньги, а не по тало-
нам. На Майю он не вроде бы обращал внимания. Она же таращилась на него, по-
раженная, что не может узнать, хотя явно где-то видела... Не из штаба, там она
знала всех, разнося спецпочту. Не из л°тчиков, не из моряков, не пограничник... Но
и не из немногочисленных командированных, без конца спрашивавших о письмах
до востребования.
поднял на Майю красивые синие глаза и стал е° как-то необидно, но внимательно
разглядывать, уверенно и постепенно. В его взгляде было нечто непривычное, но
именно то, что она подспудно хотела увидеть в мужских взглядах, что неуловимо
возникало во снах и так же бесследно исчезало при пробуждениях. Безмолвная
беседа глаза в глаза казалась бесконечной. Такого с ней не было никогда. Ни до
замужества, ни после. Словно они оба зараннее условились об этом сво°м свидании,
чтобы поговорить, наконец, на одном, никому больше не ведомом языке... Самое
удивительное, что она понимала этот язык, что ей импонировала бесцеремонность
его взгляда, его хозяйская уверенность в е° покорности. Да скажи ОН ей сейчас,
прямо здесь, в полном, залитом неестественным ночным солнцем ресторане: раз-
денься - сняла бы перед ним вс°. И считала бы естественным, что за это хулиганство
снова высекут... ОН мой господин, прочих просто нет, прочие мне просто снятся...
сти зале, затерянном под залитым ночным солнцем небом Арктики. Только
официант подош°л и вопросительно уставился на Майю. "Коньяк и к нему, как
обычно, Шура," - негромко сказал незнакомец. Местный, удивилась Майя, снова
мучительно стараясь его припомнить, но возникающие было догадки странным
образом раздваивались и исчезали. "У меня сегодня день рождения, - сказала она и
достала из сумочки платок вытереть пот со лба. - Мне сегодня двадцать пять." "У
меня тоже день рождения, - эхом отозвался он. - Выпьем за наши общие семьдесят.
И за тебя - подарок мне на день рождения." "За тебя, - повторила она слово в слово.
- Подарок к моему дню рождения..."
пальцами к своей обнаж°нной руке словно удар тока прямо в сердце. Боль, последо-
вавшая за этим непривычно сильным пожатием, была как долгожданное освобож-
дение каких-то загнанных внутрь чувств. Как всегда, от первой рюмки у не° онеме-
ли губы. Не отнимая руки и не ослабляя своей странной хватки, словно он боялся,
что она вдруг исчезнет, он налил по второй. Волны, рождающиеся в одном из них,
тотчас по этим рукам передавались другому. Она положила свою ладонь на его
пальцы на своей руке и сильнее надавила на них. "Нет, - мотнул он головой. - Ты не
знаешь моей силы..." "Да! - почти крикнула она, наклоняясь к нему через стол. - Это
ты не знаешь МОЕЙ силы. Боюсь, что я и сама е° не знаю..." "Я могу сломать тебе
руку," - прошептал он, усиливая хватку. "Не можешь..."
перераспределение кислот в тканях организма, творящее чудеса. Пока же она на-
слаждалась своей силой против его силы. Освобожд°нными наконец-то сильными
чувствами для сильного партн°ра в вечном и всегда сво°м для каждой пары спек-
такле двух акт°ров. "Откуда ты взялся? Я тебя раньше видела? Ты ведь здешний, а я
всех здешних знаю." "Видела. Каждый Божий день..." "Кто же ты?" "Тебе это важ-
но?" "Ты прав - неважно... Так тебе сорок пять?.." "Каждый раз, когда мне стукнет
новая дата, я сам себе устраиваю юбилей. Вспоминаю разные вехи. Давай вместе.
Что это с тобой?" Она вдруг почти рывком высвободила руку: "Не обращай внима-
ния. Говори. И - не бойся. Я - не продам," - вдруг добавила она, заметив что-то в его
синих глазах. "Надеюсь... Итак, мне три года. Мы уже знаем о депортации, но ещ°
дома, ещ° с папой и мамой справляем... наш день рождения. Уже был для нас го-
лод. Ничего, кроме хлеба. Только зажгли на... каждом ломте... да, по три свечи...
Входят! Мама успела нас вышвырнуть в окно. В доме какая-то вдруг стрельба,
крики, а я затаился в лопухах... Солдаты за нами, да только, как мне потом сказали,
из двух зайцев ни одного не поймали..." "Из двух?.." Он словно окаменел, вдруг
вспомнив не ту давнюю историю, а конец своего сегодняшнего рабочего дня: "Сам
не знаю, почему мне все время кажется, что нас двое..." "Слушай... - заторопилась
она. - Ты только послушай! Ты ведь мусорщик, дядя Боря, так? Я тебя наконец
узнала. А не могла припомнить сразу потому, что и мне вс° время казалось, что
Василенко Иван
Конюшевский Владислав
Никитин Юрий
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр
Кервуд Оливер Дж.