верности и цепями.
пришлось грозному Жупелу самому вставать и ковылять на недлинных ножках.
пережитого голосом.
мудрый варяг Нурдаль Кожаный Мешок жалобно глядел на все еще обильное
застолье - в мешок больше ничего не лезло.
Жупел к богатырю.
зудила каждую ноченьку...
княгиней брезговал.
он лучшего друга, нашего достойного Фуфлея, подлым отравленным ножом,
бросить Жихаря прямо в Бессудную Яму на острые осиновые колья!
молчали. Недовольна была и княгиня Апсурда - она недавно выдумала новую
отраву, настой бородавок на крысином молоке, и хотела ее на ком-нибудь
опробовать. Потом подумала и решила распустить слух, что молодой воин и
вправду был казнен за преступную любовь к повелительнице: может быть,
какой-нибудь дурак и поверит. И песню сложит.
насажена человеческая голова. Это, по замыслу князя Жупела, должно на деле
показать всем добрым людям силу и мощь Многоборья и связь его с иными
народами. Тут были воины всех соседних племен, да и отдаленных хватало.
Жупел рассылает по отдаленным землям особых людей, которые попросту
выкупают это добро у могильщиков. Да и заморские купцы, приезжая в
Многоборье по своим делам, хорошо знали, что будет от владыки всякая помощь
и поддержка, если поклониться ему чьей-нибудь головой, желательно редкого
вида: чернокожей и толстогубой или, наоборот, желтой и узкоглазой. Почетных
и желанных гостей князь усердно водил вокруг страшной смердящей ограды и
долго, с отягчающими подробностями рассказывал, где и при каких
обстоятельствах заполучил он каждую голову, о нечеловеческой доблести и
бешеном сопротивлении бывших головоносцев. При этом Жупел сильно махал
руками, пока не уставал. Если же гость-невежа указывал, что вот эта голова,
несомненно, женская, князь нимало не терялся и повествовал о свирепых
богатырках Бабьей Земли Окаянии, которые в бою стоят десятерых мужиков.
честь держать тут своего же подданного! Поэтому его с великим трудом
выволокли через княжий двор на самую вершину горы Чернухи, к Бессудной Яме.
Считалось, что туда вбиты острые осиновые колья; да только кто бы лазил их
туда вбивать? Раньше случалось, что подпившие дружинники, поспорив,
пытались спуститься в мрачный провал на веревке, но обратно не вылез ни
один, а сама же веревка неизменно оказывалась пережженной.
ежились: несмотря на зеленые лета, слава у Жихаря была самая дурная. Много
всякого он успел натворить и в бою, и в пиру, и в девичьих светелках.
честными слезами.
подождать коротконогого князя. Кумир был вырезан грубовато, но умело:
всякий враз признал бы высокий лоб, добрый взгляд, аккуратные усы и
крошечную бородку. Очи Владыки обведены были двумя кружками - без них,
верили, он плохо будет видеть. Поклоняться Проппу стали еще в незапамятные
времена, такие незапамятные, что никто и не помнил, что это за Пропп такой
и зачем ему следует поклоняться. Много чего знали про Белбога и Чернобога,
про Громовика и Мокрую Мокриду, да и про Отсекающую Тени рассказывали
немало лишнего; некоторые самолично видели издалека Мироеда, а вот насчет
Проппа никто ничего определенного сказать не мог, у него даже жрецов своих
не было. Знали только, что жил он на свете семь с половиной десятков лет и
установил все законы, по которым идут дела в мире. Законов тоже никто не
помнил, хотя исполнялись они неукоснительно.
развести деревянными руками, да были они вытесаны заодно с туловищем и
ничего не вышло.
старый варяг.
детину при этом корежило и воротило, что два сыромятных ремня порвались, да
и цепь стала подозрительно потрескивать.
в тот миг, как расскочиться цепи. Паскудный Завид стоял несколько поодаль
и, трепеща от радости, разглядывал украденную все-таки золотую ложку. Но
недолго пришлось ему любоваться: поросшая сивым волосом ручища Нурдаля
Кожаного Мешка вырвала добычу из дрожащих лапок.
Завида в лоб, подошел к Яме, склонился, подержал драгоценную добычу двумя
пальцами, потом разжал их.
кожаный мешок и отправил его вслед за Жихарем и ложкой.
связываться с Нурдалем Кожаным Мешком, даже сам Жупел Кипящая Сера. Старый
варяг первым пришел наниматься в дружину, лучше всех знал воинское дело,
боевые обряды и обычаи. Вот и сейчас получилось, что Нурдаль, хоть и не
полностью, исполнил долг перед похороненным заживо бойцом.
завели погребальную песню:
В Кромешной Стране
Летели три ворона,
Ревели в три голоса:
Ты прискорбная вдова!
Мы не бедные люди -
У нас медные клювы,
У нас перья стальные,
А заместо глаз
Красны уголья у нас.
От лютого голоду.
Мы твои дети,
Куда нам летети?"
Прискорбная вдова:
"Я вас, дети, возлюблю,
До отвала накормлю:
За синим Дунаем
На высоком холме
В золоченой броне
Никуда не убежит,
Вас дожидает,
Глаз не закрывает.
Ему незачем терпеть,
Ему не о чем тужить,
Ему хватит жить..."
о том, как Рыцаря Феба в некоем замке заманили в ловушку; пол под ним
провалился, и он полетел в глубокую яму, и там, в этом подземелье, ему,
связанному по рукам и ногам, поставили клистир из ледяной воды с песком,
отчего он чуть не отправился на тот свет. И несдобровать бы бедному нашему
рыцарю, когда бы в этой великой беде ему не помог некий кудесник, верный
его друг.
Жихарь слышал, что в смертную минуту перед человеком проходит вся его
жизнь, вся как есть, с мельчайшими подробностями, и надеялся, что успеет
припомнить начальную свою пору, и родителей своих, и настоящее имя, потому
что памятная его жизнь была коротенькая и непутевая, а Бессудная Яма весьма
глубока, и хватит ли ему обычных воспоминаний, чтобы долететь до дна, не
станет ли скучно и тоскливо по дороге, не завоет ли он в голос, к вящему
удовольствию князя Жупела? Орать было стыдно, молчать тяжко. Никаких картин
из жизни перед глазами не наблюдалось, а была сплошная чернота. Время