поднималась белокаменная, старинная усадьба. Своеобразным мостом между этими
двумя частями города, являлся то полукилометровое здание, у которого
прохаживался, в ожидании Ани, Саша.
общем, поставь их рядом с небоскребами и покажутся они карликами. Между
старыми домами зеленели дерева, ну а небоскребы - высились в некотором
отдалении, над всеми ними черными горами.
время - плотными, темными занавесками. Дело было в том, что соседний, тоже
девятиэтажный дом стоял от него довольно близко (метров десять - не более)
и, если бы не занавешивать окна то вся твоя жизнь, пусть и случайно
подмеченная, будет перед глазами тех соседей. Некоторые из этих людей
дружили, перекликались с балкона на балкон, и, даже, перевешивали от окна к
окну веревки, на которых, в летнюю пору, высушивали белье.
уткнувшись головой в подушку, пролежал несколько часов. Из-за слоев
сушащегося белья доносились голоса: детский смех, какие-то хлопки, шелест
листьев, отдаленный рокот машин - все это был какой-то совершенно иной,
бесконечно отдаленный от Саши, неприятный ему мир...
реальными, столь же призрачными, как и перекликающийся, весь переплетенный
шелестом листьев и голосами людей мир за окном.
уткнувшись головой в подушку; все вспоминал Анну, а над нею вспыхивал образ
Вэлры - и каждый раз, как вспыхивал этот образ - дрожь пробегала по Сашиной
спине.
остановилось. Саша, не поднимая головы от подушки, замер - силясь
представить птицу, у которой могли быть столь большие крылья. Кто это -
орел? Да у них в городе не водилось птиц больших, чем ворона.
ясно представил себе эту птицу - вот он поворачивает свою голову - это
голова Вэлры.
вжимаясь в свою подушку: "Я, просто болен от этой, неразделенной любви.
Никого там, конечно нет, и призрак цыганки за окном мне просто померещился -
все от перенапряжения, все от тоски". - так шептал он, сам не веря, в то,
что шепчет, но зато зная, что на балконе, за бельем сидит птица Гамаюн с
лицом Вэлры.
подумал он и тут же понял, что с соседнего балкона ее увидеть не могли
просто потому, что те, кто там раньше проживали, переехали на днях, в один
из небоскребов и квартира пустовала.
представил, как ворвется она в комнату, и... он не знал, что будет дальше,
он не знал, что сам станет делать - да он и не знал чего тут бояться, если
она, даже и ворвется в комнату.
что весь мир стал совершенно черным, без единой то светлой крапинки, тому
Саша и был рад, так как вообще ничего не хотел видеть.
уселся в свое кресло. Просидел так довольно долго - и вновь, и вновь
наплывали на него цыганские очи. Ему уж казалось, что он погружен в них...
странное имя, и, разве же у цыган бывают такие имена?
она, как дух из ада может придти на этот зов. Ему было страшно и, в тоже
время хотелось, чтобы она, все-таки, пришла.
едва приметно, стало разгораться синеватое сияние. А он, ведь, даже и не
знал с какой стороны оно исходит и сначала ему подумалось, что разгорается
стена.
понял, что проходит оно сквозь окно.
сгущается, и можно различить там сильно размытую фигуру.
сиянии голоса.
короткий и быстро оборвавшийся крик...
несколько раз имя "Вэлра", а потом, еще раз прошептав, что болен, повалился
спать - он заснул сразу.
рано. Когда утро только-только еще коснулось его комнаты и очертания стола,
и шкафа с книгами - проступали нечеткие, так, будто были сборищем призраков.
в такую рань не спиться?
хоть и не понять было, откуда они исходят.
сфотографировано, обрывок взят, как вещ. док.
ничего хорошего там не увидит - все-таки направился туда.
Сколько же было эти выстиранных тряпок - слой за слоем - слой за слоем.
понимая, что за последней тряпкой его будет ожидать какой-то кошмар.
Саши - одно только он понимал - там все что-то про смерть...
почти в полную силу утро. Еще не взошло из-за крыш домов солнце, однако,
было светло, и, чрез темные лиственные массы, проступал уже и цвет
бледно-зеленый. В этот день погода обещала быть безоблачной и жаркой.
которая должна была пустовать, стояло четверо мужчин. Они оживленно
переговаривались и потому, когда вышел Саша, только один из них, тот что
стоял с краю заметил его, но не подал вида...
асфальте возле подъезда лежит тело. И хоть лежала эта фигурка вниз лицом,
Саша сразу же узнал ее по длинным и густым каштановым волосам, по длинному
синеватому, а теперь ставшему голубым от пропитавшей ее крови платью - то
была Аня.
пятно, будто бы кто-то пролил ведро с густой краской. Прибывая в состоянии
близком к бредовому, не понимая явь это, или же кошмарный сон, Саша отметил
все-таки, что хорошо, что она лежит лицом вниз и он видит только волосы.
белых халатах, положили тело на носилки, вот погрузили в машину - вот также
беззвучно уехали.
стоявшем на противоположном балконе, и вдруг понял, что они обращаются к
нему:
и черными усами. - Вы, припомните хорошенько - ничего ли прошлой ночью
подозрительного не видели, или не слышали. Часу во втором - у вас, ведь окно
открыто - здесь всего десять метров - вы должны были заметить.
Саша, но тут же выпалил. - Но что произошло? Что же произошло то? Почему она
разбилась?
всем и поговорим.
только один, который заметил Сашу первым; все это время он простоял
совершенно недвижимым и, даже, глазом не моргнул, точно призрак...
могло произойти, что Аня - эта девушка, которая так отчетливо и так долго,
так мучительно Жила в его сознании - лежала мертвая. Не мог осознать, что не
увидит ее больше идущей, что ясное ее живое личико...
десяти шагах - голос был ленивый, тянущийся, сонный - видно ему это дело
ничего кроме скуки не вызывало, да была еще досада от того, что разбудили в
столь ранний час.